Свет проклятых звёзд

Сонные глаза ждут того, кто войдёт и зажгёт в них свет.

Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет.

И все эти годы я слышу, как колышится грудь,

И от её дыханья в окнах запотело стекло,

И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.

В её хрустальной спальне постоянно, постоянно светло.

Маблунг улыбнулся, пришпорил коня.

***

— Лучше бы, друг мой, ты это для нолдорана спел, — засмеялся Макалаурэ, вставая от костра и бросаясь обнимать менестреля.

— Вот и ещё один повод вернуться к Нолофиньо, — снова стал мрачным Линдиро.

Не оценив шутку, дориатский военачальник напрягся.

— Я бы проехал как можно дальше от вас, — прищурился Маблунг, — если бы мой подопечный не возжелал поговорить с тобой, сын Феанора.

— Как я счастлив, что хоть кто-то желает со мной пообщаться! — воскликнул Макалаурэ, отпустив Даэрона из объятий. — Тебе рассказали, как я сражался с Валараукар?

— С Балрогами? — ахнул королевский менестрель. — Ты услышал их музыку? Сможешь мне спеть?

— Я попробую, — с сомнением сказал Феаноринг, — только уйдём подальше от неподготовленных слушателей.

Прихватив вино и сушёные фрукты, менестрели удалились в сумрак летней ночи.

— Может быть, я тоже удостоюсь захватывающей истории? — очень недобро спросил Маблунг, садясь рядом с Линдиро. — Признаюсь, я не люблю разные дворцовые интриги, не вникаю в них, но ровно до тех пор, пока они не начинают представлять угрозу мирному населению.

Сулион с любопытством посмотрел на сжавшего зубы друга.

— Что может быть прекраснее историй о любви? — мечтательно произнёс молодой Авар, поднимая глаза к звёздам. — Если смотреть на небесные огоньки сквозь лепестки, мир преображается. Ты знаешь, воин, что каждой звезде необходим свой цветок?

С гордостью за способного ученика покосившись на непрошенного гостя, сын Асталиона вежливо предложил Маблунгу разделить трапезу.

— От прямого вопроса уйти будет сложнее, — хмыкнул эльф из Менегрота. — Значит, его я и задам. Что заставило почитаемого в Белерианде героя Маэдроса приходить на праздник к своему дяде и спасителю с армией?

Все эльфы, слышавшие вопрос, отреагировали сначала, как на шутку, а потом на лицах отразилась злоба.

— Уже неважно, — сказал Линдиро, встретившись глазами с подошедшим Аранаро, — гораздо важнее другое. Ты знаешь, что Моргот напал на Валинор, несмотря на то, что все Валар и Майяр были в сборе? Понимаешь, что, если враг захочет и приложит достаточно усилий, дориатской завесе не выстоять? Силой или хитростью, Моргот уничтожит вас.

— Мы встали на пути врага, — гордо высказал Аранаро, — возводим крепости, собираем армии. Наши кузницы пышут жаром, создавая доспехи и оружие. Каждый меч, рождённый в искусных руках Нолдо и пламени горна — это творение на благо всего Белерианда!

Сулион пшикнул, насмехаясь над показавшимися неуместными пафосными речами, Линдиро смерил друга недовольным взглядом.

Не обращая внимания на собратьев и неожиданно изменившегося в лице дориатского воина, Аранаро продолжал:

— Может быть, нам всем суждено погибнуть, может быть, нельзя изменить срок, но я уверен, что на обстоятельства своей смерти повлиять мы в силах. И граница, Маблунг, это тот рубеж на карте, где слава и героизм, где нет места низкой подлости. Погибнуть на границе — остаться в легендах и хвалебных песнях. А защищать короля в его дворце — не всегда честное правое дело. Как ты считаешь, честный воин, защищать нолдорана Финголфина — похвально?

— Для его сына — безусловно, — прищурился воин Тингола. — Остальных судить я не стану. И учти, будь так любезен, что я не Амдир, считающий, что его королевства больше нет, значит, вся Арда и дом и не дом одновременно. Я присягнул Элу Тинголу, меня никто не заставлял.

Слова дались крайне тяжело, воспоминания о речах обезумевшей женщины снова заставляли сомневаться.

— Я найду вашу границу, если посчитаю нужным, — мягче произнёс дориатрим.

— Возвращаются! — хохотнул Сулион, указывая обглоданной косточкой в лес. — Слышите?

Аранаро и Линдиро понимающе посмотрели друг на друга с улыбкой.

— Пальцы Териндэ, словно свечи в канделябрах ночей, — пели на два голоса Макалаурэ и Даэрон, соревнуясь, кто придумает более вычурную вариацию основной мелодии. — Слёзы Териндэ превратились в бесконечный ручей,

В комнате Териндэ на пороге нерешительно мнётся рассвет,

Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет.

И все эти годы я слышу, как колышится грудь.

И от её дыханья в окнах запотело стекло.

И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.

В её хрустальной спальне постоянно, постоянно светло.

***

Туивьель не заснула после нового всплеска страсти, напротив, ей казалось, что опьянение ушло, и практически в полной мере вернулась ясность рассудка.

Не уверенная, спит её Легенда или нет, эльфийка не задавала вопросов и не двигалась с мгновения, когда, направляемая сильной, но заботливой рукой, положила ладонь на лоб Маэдроса. Туивьель чувствовала тепло, ощущала себя нужной и была абсолютно счастлива. Взгляд скользил по умиротворённому лицу и мерно вздымающейся груди, и теперь Туивьель ясно видела всё: замечала, как Феаноринг прятал правую руку между шкурами, рассмотрела зажившие и постепенно становящиеся незаметными шрамы по всему телу и на лице, жуткий след от ожога на левом предплечье, широкий рубец на левом боку, пепельно-серые пряди в огненно-каштановых волосах. А ещё эльфийка узнала тайны, которые Маэдрос вряд ли кому-либо рассказывал. По крайней мере, так хотелось думать.

«Его жизнь — отныне моя жизнь, — радовалась Туивьель, снова рассматривая спокойное неподвижное лицо, — только моя! Только я могу прогонять чудовищ из прошлого, только мои руки имеют право касаться моей Легенды! У этой привилегии нет цены, но я готова платить бесконечно!»

Примечание к части Песня Трубадура из "Бременских музыкантов" и "Утро Полины" Наутилуса

Глава "Вражда" небесной книги

Растерянность и пассивное подчинение словам отца и брата отступили стремительным отливом, чтобы буйной прибойной волной нахлынул протест, когда черноволосый эльф с алой звездой на груди принёс для леди Линдиэль письмо.

Туивьель уезжает на север в Химринг?! Как же так?

— Авари всегда стремились к тьме! — фыркнула Элиан, свысока смотря на сестру мужа. — Хорошо, что в нашем окружении их стало меньше.

Перепутавшийся с мечтами, воспоминаниями о любимом образе и непониманием происходящего страх исчез, и Линдиэль, снова забыв о манерах, которые должны быть присущи леди, бросила недоеденный ужин в костёр, перепрыгнула бревно, на котором сидела, сбив с него подушки, и ворвалась внезапным ураганом в шатёр отца. Эльфийку ничуть не смутили удивлённые и даже осуждающие взгляды собравшихся Синдар, и, заняв свободное место за столом, Линдиэль уставилась на лорда Кирдана.