Свет проклятых звёзд

Певец и дева с поляны давно пропали, но этого никто не заметил, с любопытством наблюдая за разгоревшемся спором.

— Подожди судить, Гроза Оленей, — подошёл к Арастуру Синда в одежде из медвежьих шкур. — Род Корабела много делает для нас, не требуя полного подчинения, и его глава мудр и справедлив. В отличие от собственных детей, увы. Леди и лорд помирятся, а мы окажемся вдали от родных краёв и поляжем в чужой войне.

— Это наша война! — уже готова была кинуться на вождя Линдиэль, однако её остановил всё тот же охотник.

— Подожди, дева, — Арастур снова примирительно поднял руки, — дела не решаются сгоряча. Верить на слово я не привык, но иных источников сведений у меня нет. Мы хотели провести встречу и посоветоваться в доверенном кругу, но ещё до начала успели не только поссориться, но и подраться.

Дочь Новэ Корабела гордо выпрямилась.

— Хорошо, — согласилась она. — Сделаем то, ради чего собрались. Брат, проводи гостей в сторожевое гнездо. Ждите меня там за бокалом вина и отвлечёнными беседами. Я скоро присоединюсь.

***

— В наши леса им не добраться, — уверенно заявил эльф с северо-востока Семиречья. — Любое, даже самое многочисленное войско увязнет в чаще. Наши края влажные, пересечённые ручьями и протоками, нам не страшен огонь. Вражеское войско остановят деревья, а эльфы расстреляют орков и их зверьё из засады.

Скрытая в кронах смотровая площадка, сотканная, словно гнездо иволги, из сотен тысяч ветвей, на которой было решено провести совет, располагалась на надёжно укреплённом мёртвом дереве, окружённом молодыми ясенями, пока недостаточно могучими, чтобы перенести на них большой охранный пост.

В холодном свете солнца живая листва вокруг приобретала оттенки медных сплавов, становясь похожей на наконечники стрел.

— Войны нам не избежать, — сказала сидевшая чуть в отдалении эльфийка-провидица с вплетённой в волосы травой. Рядом с ней находился молчаливый собрат, неподвижный, словно спящий, однако его рука крепко держала ладонь девы. — О грядущей беде шепчут колосья в далёких полях и корни в наших лесах, плачут дожди и реки, озёра полнятся кровью и пламенем из подземных источников. Мы должны помочь другим и себе, но так, как помогают древа: укрыть, накормить, спрятать. Живое растение не есть воитель, оружием становится только мёртвое. Лишь будучи убитым даст оно огонь, яд или оружие.

— Однако, мы не деревья, — поднялся Арастур, подходя к краю площадки, устремляя взгляд на север. — Мы охотники, которые привыкли брать верх над зверем, даже если это колдовская тварь врага. Возможно, леди преувеличивает…

— Она врёт, — вдруг перебил подданного Каленовэ, косясь на неизменно молчаливого сына, чтобы тот поддержал отца. Поймав удивлённые взгляды собратьев, лорд примирительно развёл руками. — У леди своя игра, она давно не отстаивает интересы отца и семьи в целом. Своего народа тоже! Увы, Голодрим умеют смущать разум не хуже самого Моргота.

— Я всё слышу, брат, — неожиданно, без предупреждения поднялась на совет Линдиэль, и сидевшие за плетёным из ивовых прутьев столом мужчины изумлённо раскрыли глаза.

***

Собираясь присоединиться к брату и подвластным ему оссириандским вождям, дочь лорда Новэ медлила, понимая, что абсолютно всё идёт не так, как ей нужно.

Разумеется, это было ожидаемо, предсказуемо и даже, наверно, очевидно, но…

Линдиэль слишком хотела верить в успех, поэтому верила, верила, верила… Однако, встретив непонимание и скепсис, дева неожиданно для себя совершенно потеряла твёрдость духа и надежду на успех. Дело показалось абсолютно невыполнимым, мечта — несбыточной, и, даже забыв закрыть дверь в покои, где не была уже много солнечных лет, Линдиэль села перед зеркалом, посмотрела, во что «превратилась» юная милая дочка прославленного лорда и с отвращением замерла: растрепанные неухоженные серые волосы, злое испуганное лицо, грубая одежда, фигура, утратившая женственность, однако не ставшая мужественной, загрубевшие жилистые руки… Душа зарыдала, разрываясь в клочья, но по лицу не скатилось ни единой слезы, губы не задрожали, даже дыхание не сбилось. Это было так странно и пугающе, что Линдиэль захотелось закричать от ужаса, и где-то глубоко внутри так и происходило, только застывшее отражение в зеркале оставалось неизменным. Дева вдруг осознала, что сейчас пойдёт на совет, где её совершенно справедливо выставят посмешищем, не пожалеют чувств и не отнесутся с пониманием к неопытности в военном и государственном деле.

— Это всё из-за него! — широко раскрыв неподвижные глаза, прошептала Линдиэль. — Из-за Астальдо. Если бы он был добрее ко мне…

Слова оборвались, эмоции сжались испуганным зверьком и вместе с внутренним криком рухнули куда-то в холодную бездну равнодушия.

— Пусть смеются, — чуть заметно улыбналась леди. — Пусть попробуют.

— Они не посмеют, — ласково произнесла появившаяся словно из отражённого в зеркале мира средняя из дочерей Каленовэ.

— Посмеют, Каленуиль, — угрожающе тихо произнесла Линдиэль, дыхание участилось. — Как и ты посмела войти, не спросив и не послав слуг предупредить меня. В твоей семье наглость и бесцеремонность — нормальное явление!

Оссириандская леди отошла в сторону, опустила глаза. Одетая в платье, украшенное сочетанием меха нутрии, бобра и норки, с причудливым ожерельем из кости, в лёгких кожаных туфельках с лентами и в широких деревянных браслетах на тонких запястьях, Каленуиль выглядела уроженкой Края Семи Рек, а не родственницей владыки морского берега.

— Пожалуй, ты права, — печально согласилась леди, — я нагло и бесцеремонно наблюдала за тобой, пока остальные были на пиру. Я хотела поговорить про сестру, потому что мама и папа отказываются вести долгие беседы о ней, письмами мы не обмениваемся, а я волнуюсь за Оэруиль, скучаю и хочу увидеть, но, сама понимаешь, это невозможно. Хочешь мёда? — внезапно сменила тему эльфийка, и Линдиэль не сразу поняла, о чём речь.

Лишь когда в тонких, словно прозрачных, руках племянницы появилась плетёная бутыль из ивовой коры, дочь Кирдана догадалась, что сродница предлагает выпить сладкого хмеля.

Решив, что хуже всё равно некуда, дева отмахнулась:

— Наливай!

— Зачем? — заулыбалась Каленуиль. — Выпьем так, словно на охоте в засаде.

Резко, со смехом выхватив у племянницы мёд, Линдиэль сделала большой глоток. Дочь лорда Каленовэ приняла бутыль назад, осторожно отпила.

— Ты слишком «одна из них», из Голодрим, — сказала Каленуиль, розовея то ли от хмеля, то ли от смущения. — Смелая, открытая, гордая. Ты отталкиваешь тех, частью чьего народа раньше была. Кажешься чужой.

— Дай мёд, — заинтригованно прищурилась Линдиэль, стараясь подавить желание снова высказать племяннице всё, что думает о вмешательстве в её жизнь. — Я буду пить, а ты рассказывай, что тебе нужно, и как этого добиться.

Щёки Каленуиль стали пунцовыми, эльфийка замолчала, и воительница поняла, что значили слова «отталкиваешь тех, частью чьего народа раньше была».

— Прости, пожалуйста, — словно ребёнка, погладила племянницу по волосам Линдиэль. — Ты права, я какая-то слишком Нолдо.

Девушки рассмеялись, и Каленуиль перестала смущаться.

— В этом и проблема, — согласилась оссириандская леди, — ты хочешь договориться с Тэлери, но ведёшь себя подобно их врагу. И выглядишь так же. Ужасно.

Линдиэль наигранно мужицким жестом, словно Нолдор и правда гномы, вручила мёд племяннице и подбоченилась перед зеркалом.

— Арастур — брат моего мужа, — нежно произнесла Каленуиль, подходя к сестре отца и красиво укладывая растрепавшиеся волосы на мускулистые плечи. — Я смогу повлиять на него. Семья лорда Новэ почитаема в Оссирианде, дедушка славится здесь благодетелем, но, поверь, — ласковые тёплые руки развязали шнуровку на рубахе, полуоголили грудь, подслащённое хмельным мёдом дыхание коснулось шеи около уха, — совершенно неважно, кто именно из рода Корабела правит в Оссирианде. Ты забыла, кто ты. Пора вспомнить.