Свет проклятых звёзд

***

Айканаро въехал верхом в городские ворота, сопровождаемый верными и приветственным пением рогов. Лорд сиял, словно ещё одно светило, торжествующая улыбка не угасала на лице. Привычно игнорируя кокетливые приветствия женщин, дортонионский владыка, гордый и самолюбивый, направился в сторону гостевого дворца, чтобы отдохнуть с дороги, а после — переговорить с братом.

Айканаро излучал силу и уверенность, и лишь самые близкие различили бы фальшь. На самом деле, лорд был крайне взволнован и понимал, что вряд ли проблемы смогут быть решены легко.

***

— Ты слушаешь, меня, Эльдалотэ? — громко спросил Ангарато, леди, наконец, оторвалась от книги, куда что-то сосредоточенно записывала. — Или ты сейчас можешь думать только о сборе сведений о возлюбленной сына? Нехорошо шпионить за собственными подданными, драгоценный мой Цветочек!

— Тебе совсем не интересно, что за семья у той, кого наш сын хочет взять с собой в Хитлум в качестве невесты? — синие глаза Эльдалотэ опасно сузились.

— Меня больше волнует причина нашей поездки, — помрачнел, отворачиваясь к окну, лорд. — А что до семьи… Я однажды влюбился в дочь принца Аракано, и ни разу не пожалел о своём выборе.

Эльфийка покраснела и снова уткнулась в книгу, перо усердно заскрипело.

— Знаешь что, — нашла в себе силы для ехидства леди, — я была сиротой, значит, родители на меня влиять не могли. А воспитывала меня семья принца Турукано. Принцесса Эленвэ была достойной женщиной, о которой нельзя сказать ничего дурного. Квеннар, ставший мне вторым отцом, тоже был уважаемым Нолдо. А что насчёт Вирессэ, второй дочери одного из сотен смотрителей леса? Какой пример подавала ей мать, всю юность проведшая в исходе из Валинора, потерявшая отца во время рыбалки на леднике?

— Цветочек, прошу, не продолжай, — со смехом отмахнулся Ангарато, — оставь прошлое прошлому.

— Я понимаю, что претензии Нолофинвэ тебя волнуют больше всего, — обиделась леди, — ты правитель, и должен решать государственные задачи, но ты ещё и отец! Айканаро приехал, вы всё с ним обсудите, а потом мы все вместе поедем в Хитлум, и, прошу тебя, не забывай об интересах семьи! Нолофинвэ мне почти как дед, я смогу попробовать задобрить его, однако, дорогой супруг, даже не вздумай идти у нолдорана на поводу! Что бы я ни говорила о сынах Феанаро и о нём самом, сейчас авторитет у Феанарионов, а власть и статус Второго Дома — только слова. Присоединимся — потеряем всё.

— Раз моя мудрая жена так говорит, — Ангарато обнял Эльдалотэ, погладил золотые локоны, — значит, так и будет. Не переживай, Цветочек, всё будет хорошо.

— Не будет, — вдруг замерла леди, перо в руке дрогнуло. — Я снова видела во сне огонь.

О вере в лучшее

Смотря из окна хитлумского дворца на площадь, где собирался народ, Карнифинвэ невольно вспомнил слова принца Финдекано о том, что надо меньше вкладывать в праздники. Нет, не надо. Иначе можно сойти с ума и перебить друг друга. А если выпустить пар на состязаниях, жизнь покажется гораздо приятнее, даже если проиграешь.

«Узурпатор слишком легко согласился на мои условия проведения скачек и гуляний, — думал Карнифинвэ, мысленно готовясь к соревнованиям, исход которых был в общем-то предрешён. — Хочет позволить мне почувствовать себя победителем, чтобы я расслабился. Хитрый подлец!»

Однако подобные мысли ни на что не влияли: принц чётко понимал — ему необходима такая игра, чтобы отдохнуть душой. Приятный мерзкий самообман.

Пребывание в Пепельных Горах выжало все соки, однако сын нолдорана Питьяфинвэ мог гордиться собой: после невыносимо долгих месяцев почтовых переговоров с Ногродом, Химрингом, Таргелионом и Белегостом, когда Нолдор уже самостоятельно сделали весь фундамент, возвели часть крепостной стены и две сторожевые башни, проблема поиска стройматериалов неожиданно решилась с помощью мастеров Азагхала, однако нанимать строителей-наугрим желания больше не было, и Нолдор плотно взялись за работу сами, используя привозимые гномами камни.

Заранее рассказав верховному нолдорану обо всём в письме, Карнифинвэ вернулся в Хитлум, то и дело мысленно возвращаясь к последнему разговору с принцем Финдекано перед его отъездом на Ард-Гален.

Это произошло перед мемориальной колонной, поставленной в память о Второй Битве за Белерианд.

«Звёзды были на небе, — сказал Астальдо, — звёзды были на знамёнах. Сражение шло под сияющими творениями Элентари, и многие, погибая, в последние мгновения жизни видели над собой острые, словно клинки, лучи. Я хочу, чтобы каждый помнил о том, что мы воюем за мир. За звёзды, которые не будут ассоциироваться с оружием».

Казалось бы простые слова почему-то упорно не укладывались в голове, порождая новые и новые вопросы, путали мысли и эмоции, вызывая смятение в сердце. В этой проклятой искажённой Арде всё не так, как должно быть, и если есть шанс это исправить, надо приложить все возможные усилия и даже больше, но кто готов идти на жертвы? Почему большинство хочет стать свободными и счастливыми за счёт других?

Чувствуя себя слишком уставшим для таких тяжёлых размышлений, Карнифинвэ направился к выходу из дворца, чтобы присоединиться к праздничным гуляниям, с радостью отметив для себя, что поставленные условия выполняются, и ни один артист королевского театра не поёт на площади, уступив место на публике для всех желающих, не замаравших репутацию политической игрой.

Это было очень приятно.

***

Поначалу скрыв лицо капюшоном, но потом решив, что принципиально не станет прятаться, Аклариквет начал бесцельно ходить среди толпы. Менестрель видел своих артистов с семьями и друзьями, которые тоже присоединились к общему веселью, некоторые даже танцевали и подпевали тем, на кого их сегодня заменили. Неужели им правда весело?

На сердце стало гадко, жизнь показалась ещё невыносимее. Аклариквет понимал — тоска пройдёт, это всего лишь обида и ревность, неспособность принять, что кто-то другой имеет право петь, а он — нет, однако легче не становилось. Менестрель напоминал себе, что очередной запрет на выступления временный, что уже через два дня можно будет снова заниматься делом всей жизни, главное — перетерпеть, вынести то короткое мучительное время, когда ему приказано молчать, а другие поют.

Хотелось упасть на камни и выть, рвать на себе волосы, но лучше просто тихо напиться.

С этой мыслью Аклариквет пошёл к огромной бочке с вином, где проводил время один из его артистов.

— За нашу музыку, — поднял тост эльф, морщась в сторону уличных музыкантов, — за осмысленные тексты, за наши идеи, Вильварин! За то, что мы всё делаем не просто так.

— Да, — кивнул Аклариквет, — за наш театр.

Подошёл Тьялинельо с женой и младшей дочкой, занятой исключительно своей куклой. Супруга понимающе кивнула и ушла вместе с ребёнком, оставив музыкантов около бочки.

— Я буду помнить только эти глаза всегда, — запели те, кому это разрешили, и несмотря на то, что песня была красивой, все трое артистов брезгливо скривились, — я буду верить лишь в чистоту этих искренних слёз,

Когда забудешь ты меня и на рассвете уплывёшь,

Оставив в память лишь букет увядших роз.

Я буду помнить только этот голос всегда,

Он, как лесной ручей, будет ласкать сердце моё,

Когда, укрывшись от дождя, надвинув мокрый капюшон,

Останусь с осенью наедине вдвоём.