Свет проклятых звёзд

— Камень вновь покорён, — прошептала эльфийка, уронив голову на грудь мужа, когда смогла сделать глубокий вдох. — Как всегда.

— Ты вдохновила мастера, — улыбнулся Гельмир, — только совсем не на то, что тот собирался делать. — Он засмеялся, подхватил супругу на руки и в одно мгновение очутился вместе с ней в узковатой для двоих постели у дальней стены мастерской.

Лайталиэль казалось — она больше не хочет ласк, но когда под спиной ощутились прохладные мягкие одеяла, а между ног ласково затрепетал язык, эльфийка снова воспылала желанием предаваться любви.

Когда тела задвигались в такт, ускоряя темп, изображённая на тонущем в полумраке потолке золотая арка, сквозь которую сияли белые лучи, словно приблизилась, свет залил всю комнату, озарил подземелье, даря ощущение свободы, а потом померк, вновь став нарисованным.

— Король Фелагунд не обидится на тебя за такой герб? — спросила Лайталиэль, когда супруг лёг рядом, положив руку ей на живот и уткнувшись носом в плечо. — Арка, которую ты сделал символом своего рода, выглядит так, словно ты хочешь сбежать из подземелья.

Гельмир приподнял голову, глаза озорно засияли.

— Не обидится, — загадочно улыбнулся мастер. — Владыка сам этого хочет.

— Но не может воплотить.

— Да, это так. — Эльф приподнялся на локте, рассыпал серо-коричневые волосы супруги по обнажённой округлой груди, залюбовался. — Арка — символ свободы, выхода из тьмы на свет, который недоступен никому из нас, пока враг не повержен.

— А когда Моргот падёт, мы покинем Нарготронд?

— Не знаю, — опустил глаза Гельмир. — Думаю, ты сама решишь, где жить в мире без войны.

— Я? А что насчёт тебя? — Лайталиэль не любила моменты, когда супруг начинал уходить в себя и мрачнел: создавалось впечатление, будто он не верит, что ему суждено увидеть победу над Морготом, но почему-то не боится этого, а полагает… Справедливым? Почему?

— Я знаю, — палец опустился на сосок супруги, слегка пощекотал, — что в любое время, какое бы страшное оно ни было, есть место для истинных шедевров. Я знаю, — Гельмир посмотрел в глаза жены, взгляд был ясным, уверенным, — что могу создать нечто поистине великое. Чувствую это. — Он сделал паузу, посмотрел на арку, изображённую на небольшом гобелене. — Ещё в юности я понял, что могу быть лучше всех, кого знаю. Когда Орландир, ученик Валар, показывал мне принципы работы архитектора, я видел, что чувствую всё то, о чём он говорит, чему его обучали долгие годы. Мне просто не хватало опыта и навыков. Но, знаешь, все эти знания… Они не основа настоящего шедевра. Понимаешь, ничто в Арде не приносит пользу абсолютно всем, не нравится каждому, каким бы красивым ни было. Не знаю, как это объяснить, но я не горжусь ни одной своей работой.

Лайталиэль захотелось сказать, что некрасиво так откровенно напрашиваться на комплименты, что Гельмир, сын Гуилина, давно взрослый мальчик, муж и отец, и не должен впадать в ребячество, мысли отразились на лице, поэтому мастер наигранно вздохнул, ласково улыбнулся и сразу же перевёл скучный для обоих разговор в песню:

— Пой, моя лира! Пусть ветром ворвётся во тьму

К той, чьей любовью моё сердце дышит,

Музыка воспоминаний, пронзив тишину,

И счастливый финал для истории нашей напишет.

Пусть только услышит! Она пусть услышит!

Меня пусть услышит.

Лайталиэль погладила мужа по щеке, потянулась за поцелуем, и в этот момент в дверь постучали.

Примечание к части Песня из рок-оперы "Орфей" "Пой, моя лира"

Вместо тысячи слов

Ни единая ветка не колыхнулась, не зашуршали сухие листья на мху, однако Халиндвэ заметил приближение собрата и обернулся.

— Ты один? — изумлённо спросил лорд-охотник. — Почему?

До тайного восточного входа в Нарготронд отделял почти день пути по бурелому, на таком расстоянии можно было не прятаться, а в случае неожиданной встречи с теми, кому не положено знать о подземном городе, сказать, что держишь путь на Тол-Сирион. Однако появившийся среди густой листвы эльф был прекрасно осведомлён о нахождении убежища короля Финдарато Инголдо.

— Долгая история, — Эрьярон резко бросил под ноги вещи, затравленно осмотрелся. — Я рад, что встретил именно тебя, Халиндвэ. Удели мне немного времени до заката, и я пойду дальше. Надеюсь, у тебя нет никаких сдвигов в голове, по причине которых тебя следует именовать исключительно «лорд Гуилин»?

Охотник с сомнением взглянул на собрата, решив не озвучивать, что сдвиги в голове из двоих находящихся здесь эльфов явно не у него. Состояние Эрьярона всерьёз вызывало беспокойство, и Нолдо стало совсем не до шуток.

— Что случилось, друг? — задал он вопрос.

Верный короля сел на свёрнутый тёплый плащ.

— Что случилось? — глаза Эрьярона всё больше казались безумными. Халиндвэ невольно вспомнил самые тяжёлые испытания, выпадавшие на долю аманэльдар, решивших покинуть Благословенный Край — после трагедии или в ожидании чего-то дурного взгляды эльфов менялись примерно так, как сейчас случилось с собратом из свиты короля. — Наш владыка нашёл тех, чьё появление в Арде утаивали от нас Валар.

— Кого? — опешил лорд-охотник. — Младших?

— Да…

Эрьярон сделал вид, будто сплюнул, начал судорожно копаться в вещах, а когда, наконец, нашёл флягу, долго пил.

— Я не понимаю, друг, — заговорил, наконец, с присевшим рядом собратом верный короля, — за что нам это выпало? Почему именно мы должны были встретить то племя? Скажи мне. Скажи, мы что, больше всех Тэлери убили в Альквалондэ? Разве не мы пытались помогать беженцам, боявшимся возвращаться в Лебяжью Гавань? Разве не мы защищали народ от хищников и мороза в Хэлкараксэ? Почему именно король Финдарато должен был встретить этих дикарей?! Ты не понимаешь, что мне не нравится? А я объясню: мы нашли их, и теперь ни один из нас, видевших то, как эти несчастные выживают, не сможет спать спокойно! Нет, ты не думай, что мне их жаль! Эти существа мне глубоко отвратительны!

Халиндвэ согласно кивнул, хотя был уверен — собрат жалеет тех, с кем свела судьба, просто не хочет признать.

— Король послал меня к твоему отцу, — выдохнул Эрьярон, снова отпив из фляги и, со злостью потряся опустевшим сосудом, убрал его в сумку. — Наша находка должна оставаться в тайне от тех, кто не будет принимать непосредственное участие в помощи дикарям, пока король не решит, что делать дальше.

— То есть, я… — охотник указал себе в грудь.

— Король доверяет твоей семье. Говорит, вы можете посодействовать и не откажетесь это делать. Необязательно все, разумеется, — Гвиндор ведь ещё слишком юн для подобных дел. Жён тоже лучше оставить дома.

— Это опасно, что ли? — Халиндвэ напрягся. — Ну-ка выкладывай, брат. Подробно. И в точности, как было.

Эрьярон усмехнулся, уверенный, что не скажет и половины того, что видел, поскольку некоторые вещи оказались за гранью понимания эльфа, никогда не считавшего себя впечатлительным, ранимым или ярым моралистом.

***

Поначалу лица, голоса, фигуры и запахи сливались в общую галдящую мечущуюся массу, в которой выделялись только некоторые из первых рискнувших подойти и заговорить, однако постепенно Финдарато начинал замечать отдельные картины из жизни племени, а ещё — реакцию Эрьярона, которая была самым интересным из происходившего на поляне у пока безымянной речушки.