Свет жизни

Оставшись одна, сестра почти бегом направилась на окраину города в горы, чтобы собрать букет цветов для Дженни.

Она взбиралась все выше и выше. Теплый ветер дул ей в лицо, ярко светило солнышко. Наконец она добралась до вершины холма, откуда был виден почти весь город. Одна за другой теснились поросшие мхом крыши; высоко вверх вздымались увенчанные полумесяцем белые башни мечетей. Затем она отыскала свой маленький домик за базарной площадью, и чувство радости наполнило ее сердце от сознания, что в этом грешном, темном месте Господь имеет хотя бы одного Своего свидетеля. Она подумала о том, что Он, как добрый Пастырь, ищет заблудших овец повсюду: в горных селах, в узких улицах города. Тут или там люди уже слышали Его голос, в этом она была уверена: двое-трое безграмотных робких женщин, несколько оборванных мальчишек. Они были точками света в пространной темноте. А ее миссионерский дом - единственное место, где Иисуса Христа открыто почитали и любили. “Сыну Человеческому негде преклонить главу”, - сказал Он однажды, устав от дневного труда. В лежащем перед ее взором городе для Него действительно закрыты были все двери, кроме дверей ее домика. Свой укромный уголок она не променяла бы ни на какой дворец, и свой скромный труд - ни на какую блестящую карьеру!

Забыв свой возраст, она перепрыгивала через расселины, чувствуя себя молодой и счастливой. Вокруг было множество цветов, и она срывала белые нарциссы, голубые ирисы, темно-красные лилии.

– Какие красивые!
– воскликнула она.
– Я приведу сюда Дженни, и мы вместе будем собирать их. Мысли о Дженни вызвали в ее памяти воспоминания о прошлом. Дженни была дочерью Элизабет, ее кузины, чье общество скрашивало ее одиночество сиротского детства. Но они выросли, и их пути разошлись. Их судьбы, вкусы, интересы были совсем различны. Их любовь к Дженни, казалось, была единственным звеном, соединявшим их. Когда-то они были как сестры, но Элизабет вышла замуж за богатого человека и переехала в его прекрасный дом. А она во время практики в госпитале также встретилась с Тем, Кто любил ее, и Он послал ее в этот маленький горный город искать Его потерянных овец и ягнят.

Все случившееся с ней казалось Элизабет и ее мужу глупостью. Зная это, Розмари было трудно писать им о своих маленьких радостях и огорчениях в миссионерской работе так же, как Элизабет было трудно писать о полноте счастья ее семейной жизни; поэтому их редкие письма были главным образом о Дженни, и каждое Рождество Розмари получала новую фотографию девочки. Она хранила их в альбоме, начинавшемся с безволосого круглоглазого младенца, который через год превратился в начинающего ходить ребенка в шерстяных колготках и с чубом, нависшим на лоб. Затем появилась Дженни в купальнике на пляже, Дженни в платье с высокой талией на лугу маргариток. Дженни в передничке, купающая кукол.

Пролетело два года, и Розмари была совсем ошеломлена, получив фотографию Дженни с волосами, аккуратно завязанными сзади большим бантом, и в форме - она отправлялась в школу. Самая последняя изображала Дженни в костюме для верховой езды на пони, и мысль о пони вызвала у сестры неприятное предчувствие. Как глупо было строить такие большие надежды на посещение этого ребенка! Что она может предложить девочке, у которой все было в преизбытке, которая была владелицей волшебной детской комнаты, где фарфоровые куклы величиной с ребенка лежали в настоящих детских кроватках под атласными одеялами? Дженни однажды написала ей об этом. Этой девочке, которая ездит верхом на пони в поместье своего отца, вероятно, наскучат те маленькие угощения и развлечения, которые приводили в восторг мавританских детей.

Тетя Розмари, чувствуя себя несколько удрученной, поспешила назад со своим букетом, забрала счастливую, липкую от конфет Кинзу, и они вместе направились домой.

К четырем часам домик сверкал чистотой, и в гостиной разносился нежный запах нарциссов. Стол был накрыт к чаю.

Тетя Розмари и Кинза еще раз вышли из дома, чтобы встретить машину возле отеля. Она прибыла в точно назначенное время. Мальчишки окружили ее - каждый старался получить багаж, чтобы отнести его в отель. Тетя Розмари стояла в ожидании, пока они выйдут из машины. В этот момент она услышала ясный детский голос:

– Мамочка! Посмотри, какая славная маленькая девочка! Ты не говорила мне, что у тети Розмари есть маленькая девочка.

В следующее мгновение они выпутались из толпы мальчишек, и Элизабет, такая же молодая, как десять лет тому назад, горячо целовала свою кузину. Дженни, присев на корточки, старалась подружиться с Кинзой.

– Дженни, - сказала мать неодобрительно, - ты еще не поздоровалась с тетей Розмари.

Девочка поднялась, вежливо поцеловала тетю и опять занялась Кинзой. Обе женщины оставили их и заговорили с отцом Дженни.

Потом, когда предъявляли паспорта и заполняли бланки, Розмари молча стояла и смотрела на ребенка, которого она так желала видеть вот уже десять лет. Перед ней была тоненькая длинноногая девочка в красивом голубом платье с оборками и белых сандалиях. Светлые вьющиеся волосы свободно рассыпались по плечам, большие серые глаза на подвижном лице и чуть выдающийся подбородок. “Девочка из сказки”, - подумала Розмари и направилась к ней, чтобы познакомиться. Дженни повернула к тете обеспокоенное лицо.

– Что с этой девочкой?
– спросила она удивленно.
– Я показала ей свою блестящую брошь, а она только смотрит вперед.

– Она слепая, Дженни, - мягко сказала тетя Розмари.
– Но это не помешает тебе играть с ней. Ты давай ей игрушки, чтобы она ощупывала их, и пусть она ощупает тебя пальчиками, так она знакомится. Ты можешь спеть ей песенки. Она полюбит тебя, я уверена.

Она подняла крошечную ручку Кинзы и слегка провела ею по лицу и волосам Дженни, затем обратилась к подошедшим мистеру и миссис Свифт. Но прежде чем она произнесла слово, Дженни схватила руку матери и посмотрела на нее полными слез глазами.

– Она слепая, мамочка, - прошептала девочка, - как те дети на елке.

– Ничего, дорогая, - ответила миссис Свифт ласково.
– Она выглядит счастливым ребенком, нам надо найти ей маленький подарок. А сейчас пойдем и посмотрим дом тети Розмари.

Они все вместе направились через площадь к дому. Взрослые шли впереди, а Дженни вела Кинзу и так увлеклась своей новой подружкой, что не обращала внимание на окружающее. Сейчас она была намного счастливее, чем за все время предыдущих каникул, потому что, хотя она и любила отца и мать, но ей было только десять лет, и она хотела играть с детьми; более же всего она хотела заботиться о ком-нибудь. Она была уже большая, чтобы играть с куклами; ее любимицы остались дома, и она ужасно скучала за ними. Но трехлетняя кудрявая девочка - это намного лучше, чем ее любимицы. Она даже не представляла раньше, как это восхитительно.

Они дошли до узкой боковой улицы, где жила тетя, и миссис Свифт всеми силами старалась не показать, как она шокирована видом сидящих на булыжной мостовой детей и оборванных нищих. Но она не могла скрыть своего ужаса, когда тетя Розмари остановилась перед последним домом и стала искать ключ. На ступеньке, загораживая вход, сидела очень бедная женщина, держа что-то у груди под лохмотьями. Розмари заговорила с женщиной, которая освободила от лохмотьев и протянула ей маленького ребенка - кожа да кости, полумертвого от болезни и недоедания. Миссис Свифт протянула руку, чтобы удержать Дженни, но слишком поздно - девочка шагнула вперед и вместе с тетей склонилась над жалким существом, совершенно поглощенная этим.

– Дженни!
– строго позвала ее мать, - иди сюда.

Но Дженни не обратила на нее никакого внимания. Она печально посмотрела на Розмари и спросила:

– Он умрет?

– Не знаю. Надеюсь, что нет. Давайте войдем в дом.

Она открыла дверь, провела женщину в амбулаторию и велела ей подождать, а сама вернулась к гостям. Миссис Свифт стояла на прежнем месте, как бы позабыв, где она. Справившись с первым потрясением при виде такого несчастного создания на крыльце Розмари, она сказала: