Светила
Шрифт:
Друган изогнул брови.
– Боже правый, – промолвил он. – Сказано смело!
– Профессия такая, – усмехнулась Анна.
Это был ложный шаг. Глаза мистера Другана расширились, он отпрянул. Да она же шлюха, подумал он, – и тут он все вспомнил. Это та самая шлюха, которая пыталась покончить с собой на Каньерской дороге в день смерти Уэллса, когда Стейнз пропал без вести! Друган в Хокитику приехал недавно, Анну Уэдерелл в лицо не знал и имя ее соотнес с событиями не сразу. Лишь после ее бесстыдной реплики юрист внезапно понял, кто перед ним.
Но Анна приняла его замешательство за обычную нерешительность:
– Так вы согласны на мои условия, мистер Друган?
Друган смерил ее взглядом.
– Я наведу справки в Резервном банке касательно предполагаемой переплавки, – промолвил он холодно. – Если слухи,
– Вы очень добры, – поблагодарила Анна.
– Ничего подобного, – грубо буркнул Друган. – Где мне вас найти, скажем, часа через три?
Анна замялась. В «Удачу путника» она вернуться не могла. Денег у нее при себе не было, но, может, какой-нибудь старый приятель угостит ее стаканчиком в одном из баров на Ревелл-стрит.
– Я просто вернусь, – пообещала она. – Я вернусь к вам сюда.
– Как угодно, – отозвался Друган. – Давайте перестрахуемся и скажем, допустим, в пять.
– В пять, – подтвердила Анна.
Она протянула руку, чтобы забрать обгоревший документ, но Друган уже открыл бумажник и спрятал туда бумагу.
– Пусть пока у меня побудет, – промолвил он.
Луна в Овне, неполная
Глава, в которой Те Рау Тауфаре делает поразительное открытие.
Те Рау Тауфаре, очень собою довольный, перепрыгивал с камня на камень на отмели Арахуры, спускаясь по течению реки к берегу. Весь прошлый месяц он провел с отрядом землемеров в долине Десепшн, и кошелек его был туго набит; в придачу нынче утром ему попался роскошный кус kahurangi pounamu [61] , и под весом камня наплечная сума хлопала добытчика по спине при каждом шаге.
61
Самая прозрачная, ярко-зеленая разновидность нефрита, считается наиболее ценной.
А в Мафере между тем уже пришла пора копать сладкий картофель kumara. Тауфаре знал об этом, поскольку в северном небе низко над горизонтом появилась звезда Whanui [62] : она сияла далеко за полночь и заходила задолго до рассвета. Его народ называл этот месяц Pou-tu-te-rangi [63] – «столп, подпирающий небо», – ведь ночами Te Ikaroa [64] повисал молочно-белой аркой от севера к югу в черном куполе небес, между Whanui на севере и Autahi [65] на юге, и пролегал точно через алый драгоценный камень Rehua [66] прямо над головой. Каждую ночь на мгновение небо превращалось в идеальный компас с пылевидной полоской звезд вместо иглы. С восходом Whanui урожай начнут выкапывать из земли; после того настанет Paenga-wha-wha [67] , когда клубни складывают по краю полей, сортируют и пересчитывают, а потом засыпают на хранение в ямы и амбары, про запас на грядущие зимние месяцы. После Paenga-wha-wha год приблизится к концу, или, как говорит tohunga [68] , «к новой смерти».
62
Название звезды Вега у маори.
63
Десятый лунный месяц (март-апрель).
64
Название Млечного Пути у маори.
65
Название Канопуса, самой
яркой звезды в созвездии Киль, у маори.66
Название Антареса у маори.
67
Одиннадцатый лунный месяц (апрель-май).
68
В культуре новозеландских маори tohunga – это мастер, овладевший каким-либо искусством либо знанием религиозного или мирского характера (жрецы, целители, резчики, строители, советники и т. д.).
Тауфаре обогнул излучину, выбрался с мелководья и вскарабкался на берег. С каждым днем хижина Кросби Уэллса выглядела все более жалко. Железная крыша проржавела до пламенеюще-оранжевого оттенка, известка из белой сделалась ярко-зеленой; крохотный садик, заботливо взращиваемый Уэллсом, давно пришел в запустение. Тауфаре прошелся по тропе, с прискорбием отмечая все эти приметы упадка, – и вдруг замер как вкопанный.
Внутри кто-то был.
Тауфаре медленно подкрался поближе и заглянул сквозь открытую дверь внутрь, в полумрак комнаты. На полу скорчился человек – не то мертвый, не то просто спал. Он лежал на боку, подтянув колени к самой груди и отвернувшись от двери. Тауфаре подошел еще ближе. Рассмотрел, что незнакомец одет в брюки и пиджак, а не в старательский молескин. Заметил, что ткань над ребрами чуть колышется, поднимается и опускается в лад дыханию. Спит, стало быть.
Тауфаре переступил порог, стараясь, чтобы его тень не упала на спящего и не разбудила его. Неслышно пробравшись вдоль стены, он наконец смог разглядеть лицо незнакомца. Тот был совсем юн. Спутанные волосы потемнели от грязи и жира; кожа лица по контрасту казалась совсем белой. Он мог бы показаться красивым, если бы не пережитые лишения. Веки его пестрели багровыми крапинками, под глазами пролегли глубокие тени. Дышал он неровно, рывками. Тауфаре оглядел юношу с ног до головы. Платье его, что, похоже, много недель подряд носили не снимая, густо пропиталось грязью и пылью всех мыслимых разновидностей и истрепалось до лохмотьев. Однако пиджак некогда выглядел нарядно – это сразу бросалось в глаза! – а шейный платок, одеревеневший от грязи, отличался модным покроем.
– Мистер Стейнз? – прошептал Тауфаре.
Юноша открыл глаза.
– Привет, – промолвил он. – Эй, привет.
– Мистер Стейнз?
– Да, это я, – подтвердил юноша. Его высокий голос звучал звонко и живо. Он приподнял голову. – Простите меня. Простите. Это территория маори?
– Нет, – заверил Тауфаре. – Как долго ты тут пробыл?
– Так здесь не территория маори?
– Нет.
– Мне надо на территорию маори, – встрепенулся юноша, с трудом приподнимаясь в сидячее положение. Левую руку он неловко держал у груди.
– Зачем? – спросил Тауфаре.
– Я кое-что закопал, – объяснил Стейнз. – Под деревом. Но деревья, они все друг на друга похожи, так что я малость запутался. Слава богу, вы подоспели – я жутко признателен.
– Ты исчез, – напомнил Тауфаре.
– На каких-нибудь три дня, – промолвил юноша, снова опрокидываясь навзничь. – Кажется, три дня назад все случилось. У меня в голове все дни смешались; никак в них не разберусь. В одиночестве часов не считаешь. Послушайте, вы вот на это не глянете, будьте так добры?
Он оттянул горловину рубашки, и Тауфаре увидел, что темная грязь на шейном платке – это на самом деле липкая и вязкая застарелая кровь. Прямо над ключицей зияла рана – и даже с расстояния в несколько футов Тауфаре видел, что дело обстоит хуже некуда. Рана уже загноилась, почернела в середке, от нее лучами расходились алые росчерки. На белизне груди темнели черные крапинки пороха; из чего маори заключил, что ранение, конечно же, пулевое. По-видимому, какое-то время назад в Эмери Стейнза выстрелили с очень близкого расстояния.
– Тебе нужно лекарство, – промолвил он.
– Точно, – подтвердил Стейнз. – Именно так. Вы не принесете? Я буду вам бесконечно признателен. Но я боюсь, имени вашего я не знаю.
– Меня зовут Те Рау Тауфаре.
– Да вы маори! – заморгал Стейнз, словно впервые разглядев собеседника. Взгляд его скользнул куда-то в сторону, затем снова сфокусировался. – Так это территория маори?
Тауфаре указал на восток.
– Земля маори там, – промолвил он.
– Там? – Стейнз посмотрел в указанном направлении. – Тогда почему вы тут, если ваш участок там?