Светила

– Это дом моего друга, – пояснил Тауфаре. – Кросби Уэллса.

– Кросби, Кросби, – повторил Стейнз, закрывая глаза. – Его облапошили, верно? Господи, ну и пьет же он. Бездонная бочка как есть. А куда он подевался-то? Золотишко ищет?

– Он мертв, – сообщил Тауфаре.

– Мне бесконечно жаль это слышать, – пробормотал Стейнз. – Какой страшный удар. А вы ведь его друг… его близкий друг! И Анна… Примите мои соболезнования, прошу вас… Но я уже позабыл ваше имя.

– Те Рау, – напомнил Тауфаре.

– Да, точно, – подтвердил Стейнз. – Точно. – Он обессиленно помолчал мгновение, а затем выговорил: – Вы ведь меня туда отведете, правда, дружище? Вам ведь ничего не стоит, правда?

– Куда?

– На территорию маори, – объяснил Стейнз, снова закрывая глаза. – Понимаете, я закопал на территории маори кучу золота, и, если вы мне поможете, я и вам не пожалею щепотки. Отсыплю вам сколько скажете. Сколько душе угодно. Место я помню в точности: там еще дерево растет. А под деревом золото закопано. – Он вновь открыл глаза и устремил на Тауфаре умоляющий, затуманенный взгляд.

Тауфаре попытался подступиться еще раз:

– Так где же вы были, мистер Стейнз?

– Искал свой золотой клад, – выдохнул юноша. – Я знаю, он на территории маори… но территория маори никак не обозначена, верно? Никаких заборов вдоль границы. Если верить поговорке, на Западном побережье невозможно заблудиться: с одной стороны горы, с другой – океан… но я, кажется, малость запутался, Те Рау. Вас ведь зовут Те Рау, правильно? Да. Да, я заблудился.

Тауфаре шагнул вперед и опустился на колени. Вблизи рана юноши выглядела еще хуже. В центре черного пятна образовалась плотная корка, сквозь которую проглядывала желтизна. Маори протянул руку и коснулся щеки Стейнза, проверяя температуру.

– Да ты весь в жару, – промолвил он. – Рана очень плоха.

– Вот уж не думал не гадал, – проговорил Стейнз, глядя на собеседника широко раскрытыми глазами. – Я ж только с корабля был, совсем зеленый. А ничто так не бросается в глаза, как зелень. Вообще не гадал не думал. Господи, до чего ж я рад вас видеть, прямо услада для усталых глаз! Мне страшно неловко за всю эту путаницу. И страшно жаль этого вашего приятеля Кросби, жаль, вот честно. А что у вас с собой за лекарство, вы сказали?

– Я принесу, – пообещал Тауфаре. – Ты здесь жди.

Особых надежд маори не питал. Мальчишка бредит, до Хокитики на своих двоих он не дойдет, слишком слаб; его нужно переправить туда на телеге либо на носилках, а Тауфаре достаточно насмотрелся на хокитикскую больницу, чтобы понимать: люди приходят туда умирать, а не выздоравливать. Стены там были сколочены из самых обычных обшивочных досок, натянутая парусина заменяла потолок, пронизывающий тасманский ветер задувал в щели, и с каждым его порывом поднималась новая какофония кашля и хрипов. Там разило грязью и хворью: еще бы – ни свежей воды, ни чистого белья и только одна палата! Больным приходилось спать бок о бок, а порою даже в одной постели.

– Поделим пополам, – бормотал юноша. – По мне, очень даже справедливо. Половина вам, половина мне. Как вам такой расклад? Будем напарниками.

Тауфаре прикидывал в уме расстояние. Он может по-быстрому сбегать в Хокитику, предупредить доктора, нанять телегу или бричку какую-нибудь и вернуться самое раннее через три часа… но не поздно ли будет? Продержится ли парень? Сестра Тауфаре умерла от лихорадки и в последние свои дни очень походила на Стейнза сейчас: глаза яркие, оживлена – и вместе с тем слаба и безостановочно болтает невнятицу. Если он уйдет, малый, чего доброго, умрет. Но что он может сделать, даже если останется? Внезапно решившись, Тауфаре наклонил голову и произнес karakia [69] о выздоровлении недужного.

69

Заклинания и молитвы маори, произносимые с целью обрести духовное наставление и защиту.

– Tutakina i te iwi, – нараспев читал он, – tutakina i te toto. Tutakina i te iko. Tutakina i te uaua. Tutakina kia u. Tutakina kia mau. Tenei te rangi ka tutaki. Tenei te rangi ka ruruku. Tenei te papa ka wheuka. E rangi e, awhitia. E papa e, awhitia. Nau ka awhi, ka awhi [70] .

Тауфаре поднял голову.

– Это стихи такие? – спросил Стейнз, глядя на него во все глаза. – Что они значат?

– Я попросил, чтобы твоя рана зажила, – промолвил Тауфаре. – А теперь я схожу за лекарством. – Он снял наплечную суму, достал оттуда флягу и вложил ее в руки юноши.

70

Да будут связаны кости. Да будет связана кровь. Да будет связана плоть. Да будут связаны жилы. Да будут связаны прочно. Да будут связаны накрепко. Небо соединяет. Небо связует вместе. Земля укрепляет и дарует поддержку. Небо да объемлет нас. Земля да объемлет нас. Что вами объято, объято воистину (маори).

– Это курево? – спросил раненый. Его бил легкий озноб. – Я-то к зелью в жизни не притрагивался, но оно вцепляется всеми когтями… точно в каждом пальце – по шипу, а сердце стянула удавка… и ты их все время чувствуешь. Зудят… зудят! Вы ведь не пожалеете для меня глотка дыма. Знаю, что не пожалеете. Вы славный парень.

Тауфаре сбросил с плеч шерстяное пальто и укутал раненому ноги.

– Вот подождите, я отыщу то дерево на земле маори, – настаивал юноша. – Отсыплю вам столько унций, сколько душе угодно. Вот только мне бы зелья… А вы к аптекарю пойдете? У меня у Притчарда счет открыт. Притчард – парень что надо. Вы его спросите. Я в жизни к трубке не притрагивался.

– Здесь вода, – промолвил Тауфаре, указывая на фляжку. – Попей.

– Вы чрезвычайно добры, – пробормотал юноша, снова закрывая глаза.

– Будь здесь, – твердо наказал Тауфаре, вставая. – Я пойду в Хокитику и расскажу, где ты. Я очень скоро вернусь.

– Мне б зелья малость, – прошептал Стейнз вслед уходящему. Глаза его оставались закрыты. – А как только вы вернетесь, мы пойдем поищем то золото. Или с курева начнем – да. Чтоб все как полагается. Эта жажда – как безответная любовь! Но разве любовь бывает безответной? Господи милосердный. Он сказал, лекарство. А еще маори!

Марс в Водолее

Глава, в которой Су Юншэн навещает старую приятельницу, а Фрэнсис Карвер дает совет.

Су Юншэн, совершив свою пятифунтовую покупку в лавке Брантона, Соломона и Барнза, тотчас же залег на дно. Хозяин лавки, зарядивший для него оружие, явно что-то заподозрил, хотя банкноту принял безропотно. Он проводил покупателя до двери; шагая прочь, А-Су дважды оглянулся через плечо: тот все еще стоял на пороге, набычившись и скрестив руки на груди. Китаец покупает револьвер за наличные, выкладывает разом всю сумму, отказывается заплатить больше, чем ровно пять фунтов, да еще просит, чтоб оружие тут же зарядили? Такие подозрения при себе не держат. А-Су отлично понимал, что не успеет он дойти до угла Уэлд– и Танкред-стрит, как слухи стремительно распространятся по всей округе. Надо было где-то схорониться до заката, а потом, под покровом ночи, он проберется к самой дальней спальне на первом этаже гостиницы «Корона».

Но в Хокитике не было никого, кому бы А-Су доверял настолько, чтобы попросить о помощи. Уж конечно, не Анне, теперь – нет. И не Мэннерингу. И не Притчарду. А с прочими участниками тайного совета в «Короне» он даже знаком не был, кроме как с А-Цю, который, конечно же, сейчас в Каньере, землю лопатит. Китаец прикинул, не снять ли комнатушку в какой-нибудь сомнительной харчевне в восточной части города и, скажем, даже заплатить за неделю вперед, чтобы скрыть свои истинные намерения… но даже тогда анонимности ему никто не гарантирует; не факт, что хозяева не пойдут чесать языками. Его присутствие в Хокитике в понедельник утром не прошло незамеченным, даже если не брать в расчет сплетни и толки. На чужую сдержанность лучше не полагаться, решил китаец. Он надумал пойти с револьвером в переулок, что вел параллельно между Ревелл-стрит и Танкред-стрит: этот изрытый колеями проход соединял участки на задворках складов и гостиниц Ревелл-стрит, что выходили на запад, и участки на задворках хижин на Танкред-стрит, что смотрели на восток. Там удалось бы с легкостью спрятаться от посторонних глаз, причем переулок находился практически в центре города и войти и выйти в него можно было с любой стороны. И, что самое замечательное, заглядывали туда разве что торговцы да почтальоны, обслуживающие гостиницы.