Светить можно - только сгорая. Повесть о Моисее Урицком
Шрифт:
Наконец арестанту было зачитано распоряжение Петербургского градоначальника:
«Как лицу вредному для общественной безопасности и порядка запрещено проживание в Петербурге. До снятия чрезвычайной охраны лишить права въезда в Петербург за вредное направление. Для выяснения личности направить этапом на названную арестованным родину в город Черкассы».
До отправки Моисей написал письмо родным:
«Дорогие мои! Благодаря Петербургскому охранному отделению у меня опять появилась возможность переписываться с вами…
Жил я все это время в Петербурге, и жил недурно. Да не бывать бы счастью, да несчастье помогло… Предположило во мне кого-то охранное отделение, арестовало на улице, и вот теперь я
Охранное отделение как будто не доверяет мне, что это действительно я, а не кто-нибудь иной…
Чудны дела твои, о, господи! Когда только пристроюсь где-нибудь и задумаюсь над тем, что пора-де мне за экзамены приняться, как является охранное отделение: „Пожалуйте!“ Они как будто бы задались себе целью убедить меня в том, что отдыхать и уходить от дела нельзя…
Попал неудобно — под праздник, и дело затянется немного дольше обычного. Когда выяснится, в чем, собственно говоря, я подозреваюсь и куда намерены меня отправить, напишу вам.
Пока же, раз я вновь получил право называться своим именем и переписываться со своими родными, мне хотелось узнать, что у вас хорошего и дурного, как дела, как здоровье, как учатся дети и проч.
Пишите пока через Петербургское охранное отделение в Дом предварительного заключения политическому арестованному — мне.
Крепко целую всех. Моисей».
Очень скоро этапным порядком его отправили в Черкассы.
И опять тюремный вагон, прицепленный к хвосту товарного поезда. Опять он один среди уголовников. Но есть тюремный опыт, есть привычка ко всяким неудобствам и есть изнурительный кашель чахоточного, от которого уголовники стараются держаться подальше.
И вот знакомый подвал полицейского участка на Смелянской улице в Черкассах. Здесь Моисея Урицкого хорошо знают и, после памятного налета генерала Новицкого, опасаются. Правда, Киеву можно и не докладывать, что для опознания личности Урицкий прибыл в Черкассы. Сообщили в Петербург, что опознан, а дальше? С таким злокачественным кашлем продолжать держать в подвале или пойти навстречу достойной женщине Берте Соломоновне, которая обратилась с просьбой об освобождении брата?.. В полиции знают, что она умеет раскошелиться. И совершенно неожиданно для Моисея его выпустили на свободу.
Чтобы не навлекать на сестру никаких неприятностей, больной Урицкий с помощью старых друзей устроился на жительство в селе Дахновка. Свежий воздух, здоровая крестьянская пища сделали свое дело, здоровье Моисея немного поправилось. Скоро к Урицкому приехал товарищ из Киевского объединенного комитета РСДРП. Он рассказал, что большевики приняли резолюцию против бойкота III Государственной думы, и комитет поручает Моисею Урицкому провести предвыборную кампанию по Черкасскому уезду.
Делегатом от Черкасского уезда был избран рабочий Иван Антонович Гуменко.
Находясь в Черкассах, Урицкий принял участие в работе Спилки (Украинском социал-демократическом союзе).
Формально Спилка стремилась к объединению с большевиками. Ее представитель был и на IV (Объединительном) съезде РСДРП. Однако мелкобуржуазные, националистические тенденции в этой организации были сильны. Видимо, они повлияли и на формирование взглядов Урицкого, которого руководство Спилки пригласило принять участие во всеукраинской конференции.
С документами делегата конференции к Урицкому прибыл один из руководителей Спилки, бывший депутат I Думы Захар Выровой. Моисей мог только удивляться, как за такое короткое время изменился этот человек. Куда делся мягкий украинский юморок, ласковая улыбка. За сузившимися щелками заплывших жирком глаз скрывалась какая-то настороженность, что-то фальшивое. Когда
же Выровой стал убеждать Урицкого в целесообразности приглашения на конференцию Спилки руководителей Киевского комитета РСДРП, Моисей остро ощутил опасность. Для вида согласившись выполнить просьбу Вырового, Урицкий сказал, что поставит этот вопрос па заседании комитета, которое состоится… (он тут же назвал вымышленные время и место заседания).В Киев Урицкий прибыл накануне конференции, 29 октября. Проверив, что нет слежки, отправился к месту регистрации делегатов на Безаковскую улицу. После ярко освещенной улицы в квартирном коридоре показалось темно. Возле одной из дверей стоит офицер, видимо тот, которому дали явку солдаты военно-революционной организации пехотного Переволоченского полка.
— Вам сюда? — приветливо спросил офицер у вошедшего в коридор Урицкого.
— Совершенно верно, — широко улыбнулся Моисей.
— Пожалуйте, — офицер, щелкнув каблуками, широко отворил дверь в комнату.
Свет из комнаты осветил насмешливо улыбающееся лицо, синий жандармский мундир и белый аксельбант. Урицкий остановился. Попался, как щенок, как мальчишка. Еще надеясь на какой-нибудь случай, на то, что его не опознают, примут за другого, он сделал шаг назад.
— Куда же вы? Прошу вас пройти в комнату, господин Урицкий!
Пожав как можно выразительнее плечами, Моисей вошел в комнату. Его тут же обступили рослые жандармы, пристав, какие-то люди в штатском.
— Это он? — спросил офицер у одного из штатских.
— Он самый, — осклабился тот.
Так, все сомнения нужно отбросить прочь. Его здесь ждали. Именно его. Знали, что придет прямо сюда, вот причина отсутствия слежки.
— Предъявите паспорт, — подошел к Урицкому пристав.
— Пожалуйста.
— Нет киевской прописки, — разглядывая паспорт, грозно сообщил пристав.
— Я только что приехал.
— По какому делу?
— Для переговоров о работе.
— О какой работе?
— Литературной. Я пишу статьи в газеты и журналы. В легальные, конечно.
— Так. Попробую вам поверить. По почему вы оказались именно здесь?
— На воротах наклеено объявление о сдаче квартиры, вот я и зашел посмотреть.
— Послушайте, господин Урицкий, — вмешался в разговор жандармский офицер, — что вам известно о сегодняшнем сборище руководителей комитета социал-демократической партии. Кто должен на нем присутствовать? Какие вопросы предполагается решать?
Вот все и стало на свои места. Кроме Захара Вырового, никто не мог сообщить жандармам о придуманном собрании. Из вопросов жандарма можно догадаться, что по адресу, названному провокатором, уже организована засада, которая с треском провалилась. Беспокоило одно: невозможность сообщить товарищам об установленном провокаторе. Но что будет с конференцией Спилки? Хотя похоже, что жандармов не так интересует этот союз, как комитет РСДРП. Судя по тому, как Выровой добивался иомощи Урицкого в привлечении к конференции членов комитета, других подходов к комитету у руководства Спилки нет. И никого из комитета на конференции не будет.
— Не понимаю, о чем речь, — ответил жандарму Урицкий, и теперь уже сам насмешливо посмотрел на него.
— Ну, как знаете. На вашем месте я бы чистосердечно признался и отправился на поиски работы, — сказал жандарм, понимая, что ничего от Урицкого не добьется. Он что-то приказал приставу и вышел из комнаты.
— Придется вас задержать, — сказал пристав.
Под конвоем двух жандармов Урицкого препроводили в участок, который оказался недалеко, буквально за ближайшим углом. Дежуривший в участке городовой был неожиданно вежлив. Он с любопытством приглядывался к прилично одетому господину и, полагая, что тот является «полуарестованным» до выяснения личности, предложил Урицкому снять пальто и подождать в канцелярии.