Светить можно - только сгорая. Повесть о Моисее Урицком
Шрифт:
Сбросив пальто, Моисей расположился на старом, потертом до белизны диване и стал напряженно соображать, что делать с такой уликой, как целлулоидная пластинка с зашифрованными на ней адресами явок в Киеве. Она лежит вместе с часами в верхнем кармане сюртука. Прежде всего нужно попытаться стереть надписи, а затем, если удастся, расстаться и с пластиной.
Улучив момент, когда городовой закопошился в ящике стола, Урицкий смочил слюной пальцы и легко стер надпись. Привалившись к подушке дивана, он определил, что там есть глубокая складка, в которую можно спрятать пластинку. Вынув пластинку вместе с часами, посмотрел время, затем незаметно сунул пластинку в складку дивана.
Ощутив себя окончательно «чистым», он
— Однако… я с утра ничего не ел. Не будете ли так любезны справиться, долго ли продлится мое задержание?
— Этого вам не скажут, а насчет обеда могу послать в ближайший ресторан, — любезно ответил городовой. Но выполнить свое обещание не успел. В участок вошел какой-то развязный тип и, попросив Урицкого подняться, стал шарить по всем щелям кожаной обшивки дивана и тут же вытащил спрятанную Урицким пластинку. Положив ее на стол перед городовым, он что-то тому сказал. Городовой, недобро поглядев на Урицкого, подошел и, ни слова не говоря, принялся его обыскивать. Выложив на стол все, что было в карманах задержанного господина, он взялся за пальто и вдруг извлек из него свернутую газету, развернул, и Урицкий с изумлением узнал номер «Социал-демократа».
«А ведь ее не было. Шпик проклятый подсунул», — только успел подумать Урицкий, как в участок вошел жандармский офпцер.
— Вот, обнаружено при обыске, — тряся газетой и захлебываясь в служебном рвении, торжествовал шпик.
— Теперь вы видите, что мы не можем вас так просто отпустить, — сказал офицер Урицкому.
Ночь пришлось провести в участке. Из канцелярии перевели в одиночную камеру, которая в это время пустовала. Спать Урпцкий не мог: мысль о невозможности сообщить товарищам о провокаторе мучила его всю ночь. Мучила неизвестность: кто еще арестован, состоится ли назначенная на завтра конференция?
Когда рассвело, Урицкий встал на нары и заглянул в зарешеченное окно. Маленький дворик. Высокий деревянный забор, За ним обывательский двор, ходят люди, играют ребята. Около забора беспорядочно свалены бревна, если на них взобраться, можно легко перемахнуть через забор…
— Чай пить будете? — прервал размышления о побеге городовой.
Урицкий достал деньги и передал городовому.
— Когда меня выпустят? — спросил он.
— Это нам не известно. Если что надо домашним передать, это можно будет.
— У меня здесь никого нет. А как насчет прогулки?
— Это после завтрака, как положено.
После завтрака Урицкого действительно вывели на прогулку. Надев пальто, он вышел во дворик. Но там его ждали двое городовых. Побег не мог быть осуществлен.
Через 36 часов после задержания Урицкого под конвоем отвезли на пристань и усадили на пароход, следующий в Черкассы, не оставив возможности связаться с товарищами, предупредить о провокаторе, узнать судьбу конференции, ведь она уже могла состояться.
Только когда пароход отвалил от пристани и его колеса ударили по воде, жандармы, стоящие на пристани, одновременно повернулись и зашагали в город. Урицкий, кляня подлую службу провокаторов, решил на первой же остановке сойти и попробовать встречным пароходом вернуться в Киев, но не будучи уверен, что за ним не следит кто-то из филеров, стал внимательно присматриваться к пассажирам. И удача! На носовой палубе уютно расположился человек в форме железнодорожника, в котором Моисей сразу узнал товарища, посещавшего кружок Мельникова.
Тот тоже признал Урицкого и подвинулся, освобождая место рядом с собой на деревянном настиле.
— Куда путь держите? — после крепкого рукопожатия спросил Моисей.
— Да вот наконец собрался навестить стариков в Каневе, два года не видался.
Урицкий огляделся. Никого поблизости не видно. Но ва всякий случай понизив голос до шепота, он сказал:
— Дело чрезвычайной важности. Не могли бы вы на первой остановке
отстать от нашего парохода и вернуться в Киев?— Ну, если надо, что за вопрос…
Другого ответа Моисей и не ждал. Дав товарищу явку в Киеве и задание сообщить, что один из руководителей Спилки — Захар Иванович Выровой — полицейский провокатор, Урицкий поднялся с настила и прогулочным шагом пошел на корму. Он выполнил должное. За кружковцев Мельникова можно ручаться головой. И действительно, на первой же остановке железнодорожник сошел на берег, стал прицениваться на прибрежном рынке к украинским рушникам и, «замешкавшись», опоздал на отваливший от пристани пароход.
Через несколько дней Урицкому сообщили, что конференция Спилки состоялась, как и было намечено, 30 октября в пригороде Киева, на станции Ирпень. Выровой на конференции присутствовал и был очень активен. Несмотря на то что охранное отделение было поставлено в известность, никто арестован не был. Имея точный список всех делегатов, можно арестовывать по одному, что проще. Аресты были произведены, и организация практически разгромлена. Для виду был арестовал провокатор Выровой и заключен в Лукьяновскую тюрьму, где продолжал свою подлую деятельность. Урицкий не оказался в списке подлежащих аресту только потому, что был задержан 29 октября и отпущен через 36 часов без всяких для него последствий.
Получив из Петербурга сведения о том, что над социал-демократической фракцией II Государственной думы, разогнанной правительством в июне седьмого года, должен состояться суд, Урицкий провел на квартире Берты совещание актива Черкасской организации РСДРП а предложил выразить против этого суда резкий протест от имени рабочих и крестьян уезда.
Сразу после совещания Урицкий набросал печатными буквами текст протеста для распространения его среди рабочих и крестьян уезда:
«Самым решительным образом протестуем против суда над социал-демократической фракцией.
Требуем гласного разбирательства возведенных против нее фиктивных обвинений.
Выражаем свою полную солидарность со всей деятельностью фракции».
Конечно, Киевское губернское жандармское управление не могло спокойно терпеть такой активности социал-демократов в Черкасском уезде. Жандармы отлично знали, о ком «хлопотать», кто является «зачинателем беспорядков».
23 января 1908 года Моисей Урицкий снова арестован просто «за политическую неблагонадежность» без предъявления конкретного обвинения.
И снова тяжелая зима, снова тюрьма.
Наконец 31 марта 1908 года постановление Особого совещания министра внутренних дел: «Сослать в Вологодскую губернию под гласный надзор полиции сроком на два года, считая срок ссылки с 31 марта 1908 года».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вологда. Моисей Урицкий в Лукьяновской тюрьме смог получить исчерпывающие данные об этом городе, ставшем местом ссылки не для одного киевского социал-демократа.
Один из древнейших русских городов, Вологда впервые упоминается в русских летописях в 1147 году. Форпост России в борьбе с многочисленными иноземными захватчиками, торговые ворота в северном направлении. Досле 1905 года Вологда стала местом ссылок лучших людей России, почти таким же заселенным, как Сибирь. Вологодский губернатор Хвостов, когда один из киевских социал-демократов попросил оставить его в самой Вологде, где была крепкая колония политических, недвусмысленно заявил: «У меня в губернии три тысячи ссыльных, если я всех оставлю в Вологде, они мне весь город испортят». И в самом деле, революция пятого года показала, что губернатор недалек от истины — под руководством группы РСДРП, не без участия ссыльных, в Вологде бурно развивались события, устраивались массовые политические забастовки и демонстрации, по всей губернии проходили митинги с призывами к вооружец-ной борьбе с правительством.