Светлая сторона Луны (трилогия)
Шрифт:
— Я сюда не ссориться пришел. — Мой голос звучал спокойно. — У нас может быть общее дело, дело, какого раньше на Плутоне не было. И чтобы его провернуть, я должен понимать все, знать твои мотивы и хоть чуть-чуть тебе доверять. Ты смог заинтересовать меня, ты непохож на прочих. Но для того, что ты и я задумали, заинтересованности мало.
Я специально не сказал «мы задумали». И он кивнул, показав, что понял намек.
— Значит, я начну сначала. Итак, прежде всего ты должен понять, что название нашего братства глубже сиюминутной моды, и возникло оно задолго до того, как твой отец шагнул из боя в легенды.
Конечно же разговор наш был длиннее, но мысли мои
Был Паучатник, он был всегда. Выход из него лишь один, я уже писал об этом. Вот только та крепость, возле которой я встретил Пантеру, не всегда была заброшенной. Каждый выживает как может. И первые высшие других школ выживали как могли. Сперва это у них получалось неплохо, потом плутонцы научились их убивать. Чувствовать себя уверенно не мог никто. Даже если ты нашел себе покровителя-плутонца, всегда может найтись и тот, кто его убьет. Да тот же Магнус явный тому пример. Если бы не мое вмешательство, трое рубак в таверне положили бы и его, и Кота.
Но всегда найдется самый хитрый. На Плутоне есть лишь одна незыблемая вещь — клятва на крови. От нее не отступаются. Наверно, это был сотрясающий Вселенную или не знающий преград. Эти две школы лучше всего учат думать, искать ответы. И кто-то нашел ответ — в те времена, которые давно стали историей или даже мифом. И была построена крепость… нет, Крепость. Как и Город, она стала единственной в своем роде. Основы надо закладывать в детстве. Со взрослым, сформировавшимся плутонцем уже ничего не сделаешь. Их было четыре десятка — всегда ровно сорок, по десять из каждой школы. Они носили железные медальоны с изображением Крепости. Они ее создали, и она их хранила.
Ребенок, покинувший Паучатник, не мог миновать ее. Его запирали в Крепости, обучали небольшому количеству умений, необходимых для выживания, по сути, ерунде. А потом с него требовали клятву на крови, что он никогда не поднимет руку на носящего знак Крепости. Если ребенок давал клятву, его обучали дальше, до четырнадцати лет, теперь уже более серьезным вещам. Правда, обращались с ним уже как с рабом. А что поделаешь? Клятва на крови держит лучше любых оков. Если отказывался, его убивали. Вот так все просто.
И был мальчишка, который уже в десять лет стал убийцей, как и все, кто вышел из Паучатника. Одиночка, умудрившийся выжить. Гордый — слишком гордый и слишком принципиальный. А еще был меркурианец. Сейчас уже никто не назовет его имени. Меркурианец был со Светлой стороны, из Лазурного домена, наверняка граф ди Басалетти. Традиционно на Меркурии обучаются представители именно этого рода.
И так уж получилось, что мальчик и граф встретились, и верность мальчика принципам очень понравилась графу. Не будь он лазурным, может быть, ничего не произошло бы. Но он был лазурным, дворянином старой закалки. Он увидел в мальчике те качества, которые старое дворянство воспитывало в своих детях. И он решил, что это надо поощрять: ведь на Плутоне подобное явление — редкость.
Тени — величайшая сила и величайшая свобода. Новичка учили им только после клятвы. И граф ди Басалетти почему-то захотел, чтобы у мальчика до клятвы не дошло. Вскипела, видите ли, благородная кровь. Да и то верно. Нарушивший клятву на крови умирает в страшных мучениях. Сдержался бы его гордый подопечный? Скорее всего, всадил бы нож кому-нибудь из так называемых наставничков в подбрюшье,
плюнув на свою жизнь.Стоит ли говорить, что мальчишка тот носил имя Хансер? Тогда еще сопляк Хансер, впитывавший знания, понимавший больше, чем ему открывали, и уже успевший осознать, что Крепость — это не сказка, в которую он попал после кошмаров Паучатника, что стоит ему принести клятву — и жизнь круто изменится.
Он бежал — было это незадолго до того дня, когда с него собирались взять клятву. Помогал ему граф? Никто не знает. Но что без умения скрываться в Тенях ничего не вышло бы — факт. А лазурный вообще через месяц обо всем забыл. А может, потом иногда вспоминал плутонца, не похожего на прочих. Кто знает! В конце концов, он был с Меркурия, и предубеждение к бьющим один раз оставалось. Выпустил забавного зверька на волю — и ладно.
Ди Басалетти не думал, что его подопечный вернется к Паучатнику. А должен был понять. Хансер слишком хорошо рассмотрел жизнь Крепости — Тени позволяли. И она ему не понравилась. Настолько, что одиночка изменил своим правилам. Как оказалось, мой отец в свои десять неплохо соображал. Он начал собирать тех, кто шел из Паучатника. Но он насмотрелся на детские банды, на их подлость и жестокость. Хансер понял, что, когда каждый ждет удара в спину от каждого, ничего серьезного не достигнешь. И потому он создавал нечто иное — создавал братство. Сперва было непросто. Но как оказалось, воспитанные в атмосфере, где каждый — враг, дети интуитивно хотели кому-то доверять, хотели почувствовать рядом своих. Они почти ничего не умели. Их оружие было способно лишь рассмешить хозяев Крепости. Их умения… Хансер научил их Теням, насколько успел понять их сам. Они учились драться, отрабатывая приемы друг на друге, они учились действовать все вместе, охотясь, они готовились и скрывались.
И через два года пришла та ночь, в которую меч Хансера, единственный нормальный меч, указал на Крепость. Хантер тогда еще не умел считать. Сейчас он думал, что их было сотни две с половиной. Они называли себя «братья Хансера». Они верили моему отцу. А он от них ничего и не скрывал. Все понимали: там взрослые, сильные, тренированные. И эти взрослые не жили впроголодь, не кутались в плохо выделанные шкуры. У них были мечи из закаленной стали, а не копья с наконечниками из клыков животных. Они были высшими.
А что было у мальчишек? Внезапность и то, что подобного никто не ждал. А еще привычка действовать вместе. Умение бить пятью копьями, как одним. И очень много злости. Они обрушились на Крепость. Большая часть высших не успела даже проснуться. Хансер долго готовился — он знал, кого надо убить сначала, кого потом. Не знал он только того, что в самом лучшем плане все равно будут сбои. И во дворе разгорелся бой. Хотя правильнее сказать — бойня. Горстка высших, не больше десятка, а против них — мальчишки, пьяные от крови, зажженные словами моего отца и его примером. Я понял, почему в войну за Зеленый домен Хансер так открещивался от командования: ведь из той крепости вышел он один. Все, кто поверил ему, кто пошел за ним, остались на мощеннном камнем дворе, рядом с трупами своих убийц, примиренные и успокоенные смертью.
— Нас пятерых объединяет то, что мы выжили, — тихо закончил Хантер свой рассказ. — И каждого из нас Хансер спас от смерти, не дал добить. Мы выжили. И мы запомнили то, чему он нас учил: мы должны быть братьями. Наше родство крепче кровного.
— Значит, твоя рана… — начал я, но Хантер перебил меня:
— Меня ударили мечом по лицу. Я еще успел увидеть, как Хансер перерезал горло моему противнику. Агни топором сломали ребра, он чудом выжил. Аква поймала язык пламени, ее тело до сих пор в шрамах. Стоуну отрубили левую руку. Смерчу вогнали копье под самое сердце… И все-таки мы выползли оттуда.