Светлейший князь

Ровно через два часа двинулись дальше. Шли довольно быстро, несмотря на достаточно объемную и увесистую поклажу: помимо оружия и снаряжения Григорий нес мешок со своей одеждой, а Миша мешок с сухарями.

Шли молча и очень уверенно, Миша ни разу нигде не засомневался куда идти. Лишь однажды сделали получасовой привал.

— Открою тебе Григорий большой секрет. Я родился и вырос в Колывани в Сибири. Лес я не просто знаю, я его чувствую. Я однажды от чекистов босиком в одних кальсонах двое суток по тайге уходил, — Миша довольно улыбнулся. — И ушел-таки. Месяц потом на хате отлеживался. Нам всего-то пройти сотню верст. А потом отдохнем, отоспимся.

Шли весь световой день, отдохнули ночью поочередно по три часа и пошли дальше. На вторую ночь отдыхали по четыре часа и опять шли, шли, шли. Миша Колывань оказался просто железным, неутомимым человеком, а Григорий два раз упал и его напарник молча устраивал внеочередной привал.

Солнце уверенно шло на закат, когда вышли к высокому обрывистому берегу какой-то реки. По очереди перешли её вброд.

— Вот Гриша и пришли, там наверху небольшая заимка, даже банька есть, — Миша Колывань мечтательно закрыл глаза. — Подняться к ней можно только вон по той тропке. Я тихонько пойду, а ты в кустах схоронись и жди. И смотри внимательно, как я иду. Тут с тропы слететь как два пальца об***ть. А ночью тропа вообще не проходима.

Когда Григорий поднялся наверх, он с огромным облегчением сбросил с себя казавшиеся уже неподъемным оружие, снаряжение, мешок со своими вещами и просто упал на траву возле большого плоского камня на котором его напарник колдовал с заваркой каких-то трав.

— Ты вообще-то, Григорий Иванович, молодец, — Миша одобрительно покачал головой. — Мои марш броски редко кто выдерживает. Я тебе если что, на себе бы попер. А так, паря, всякое бывало. Перед войной вот так как-то шли компанией по тайге. — Миша замолчал, прищурился глядя куда-то вдаль. — Один хлюпиком оказался, пришлось грех на душу взять.

Несколько минут беглецы молчали. Заварив травы, Колывань протянул Григорию кружку с горячим напитком.

— Тут мы, Гриша, будем отсиживаться и ждать нужных известий. Я тут уже пятый раз. Место это мне в двадцать первом году показал один мой товарищ. Мы с ним уходили от чекистов и здесь прятались два месяца. На этот утес подняться можно только по той тропинке. — Миша показал рукой на сторону тропы. — Что за тропа, сам видел, без шума по ней не пройдешь. А вот спустится с утеса можно во многих местах. Особенно если веревка есть.

— Альпинисты поднимутся в любом месте, — Григорий вставил свои пять копеек.

— Не спорю, но крючки будут заколачивать и ты их услышишь. Да и по тайге бесшумно не пройдешь, — Миша говорил непривычно медленно с расстановочкой, как бы смакуя каждое слово. — Ну так вот, место это хитрое, сам видишь. Утес весь лесом покрыт, а вокруг заимки почему-то деревья не растут. Кто её построил, не знаю. Моего товарища через год подстрелили и он умер у меня на руках.

Про товарища Колывань сказал с неожиданной горечью, Григорий никак не ожидал от него такого.

— Перед смертью он сказал, что место это знал только он, — взгляд напарника придавил Григория, он в буквальном смысле почувствовал его тяжесть. — Если нас тут накроют, то примем мы тут свой последний и решительный бой.

После неторопливого ужина Григорий услышал окончание рассказа:

— Я последний раз перед войной здесь был, принес сюда сахар, соль, крупы, спички, водку, посуду. Все стоит и лежит, как я оставил. Мы отдохнем, наведем здесь марафет, завтра вечерком баньку истопим и я тебе, Григорий Иванович, все как на духу расскажу.

Ларчик открывался очень просто. Лагерь, куда «благодетель с Лубянки» определил Григория, был с двойным дном, чуть ли не со всего Урала туда тонкими ручейками стекалось левое золото. Каждый месяц в нескольких гробах его вывозили с зоны. Миша Колывань с помощью своей подруги все это узнал и держал начальство зоны на крючке. Подругой этой, как теперь Григорий и предполагал, оказалась фельдшерица, державшая в страхе всю зону.

Фельдшерица эта была ключевым звеном в схеме вывоза золота. Начальник местного управления лагерей, на котором замыкалась схема вывоза левого золота, имел свою личную выгоду в этом деле. Она была вообще-то очень незначительная, но сам факт её существования делал его положение крайне уязвимым. На свою беду начальник сей воспылал нежными чувствами к Мишиной подруге и не успел и глазом моргнуть, как стал игрушкой в её руках.

Миша Колывань всегда очень внимательно и вдумчиво читал центральные советские газеты и в один прекрасный момент, когда началась подготовка к первому послевоенному съезду КПСС решил, что скоро все изменится и в мутном потоке, который обязательно потечет с зон, можно будет просто исчезнуть.

Перед Мишиным освобождением из зоны золото должны было уйти еще дважды. И Миша Колывань решил сделать то, что не делал ни разу за всю свою уголовную карьеру. Он потребовал от лагерного начальства организовать побег Григория и дал слово, что отойдет от дел после своего освобождения, просто исчезнет, и больше не будет шантажировать начальство зоны. Мишино обещание давало негодяям в погонах шанс избавиться от смертельно опасной зависимости от него и стороны ударили порукам.

Побег Григорию организовали, Миша Колывань освободился и спрятался с Григорием на своей тайной заимке, ожидая свою подругу. Она должна была перед осенним золотым транспортом съездить в командировку в министерство, во время которой просто исчезнуть в Москве. Но неожиданно в ситуацию вмешался Гришин «благодетель с Лубянки».

Изучив бумаги о гибели Григория, он заподозрил неладное и в командировку Мишина любовь поехала не одна, вместе с ней вызвали начальника зоны и начальника местного управления лагерей.

Матерая уголовница, чуть ли не со школьной скамьи ведущая двойную жизнь, почувствовала какую-то опасность в поездке с такой компанией. Алкоголь и наконец-то обещанный доступ к вожделенному телу развязали язык начальнику управления и он посоветовал фельдшерице подготовиться к беседе на Лубянке.

В Горьком поезд стоял почти полчаса и там был запланирован арест фельдшерицы и начальника зоны. Командированные ехали с комфортом, каждый занимал отдельное купе СВ. Двери купе оказались закрыты изнутри, проводникам никто не отозвался. Когда двери взломали, озадаченные мгбэшники в одном из купе увидели тела двух обнаженных мужчин, убитых выстрелами в ухо. Женщина просто исчезла, двери всех купе были закрыты, эксперты в один голос заявили, что так закрыть купе можно было только изнутри.

Никто ничего не слышал и не видел. Про то, что женщина ушла не с пустыми руками, а унесла небольшой чемоданчик с многолетним наваром начальника управления лагерей, естественно тоже никто не знал.

Когда Мишина подруга была объявлена в розыск, она уже благополучно доехала до станции назначения и подходила к убежищу Миши Колывани и Григория. Её сопровождали два верных человека, жизни которых и их близких целиком зависели от Миши.

Не доходя пары километров до брода, бывшая фельдшерица приказала своим сопровождающим встать на привал и ждать её двое суток. Выйдя к броду, она зажгла условленный сигнал и стала ждать Мишу Колывань.