Светлые дни и ночи

На некоторое время Анна почти забывает о том, для чего сюда пришла. Спохватившись, она кидает взгляд на давешний столик с блондинкой, но тот уже пуст.

«Вот ведь дурочка, – думает она про саму себя. – Явилась соблазнять собственного мужа и флиртую с первым же мужчиной, которому приглянулась. Пора уже придумывать, как смываться из-под этой пристальной опёки».

Впрочем, Валентин обнаруживается в темноте колонны, что почти в самом конце стойки. Выходит, с блондинкой у него тоже ничего не сложилось. Теперь он не торопясь покуривает и смотрит на неё, не отрываясь, и возможно даже не мигая. Анна пытается представить, какая дерзкая встреча предстоит ей с его уязвлённым эго и неудовлетворённым либидо. Её передёргивает от предощущения энергии взрыва. Чтобы как-то опередить события, Анна предлагает своему собеседнику подняться на эстраду и потанцевать. Тот подхватывает идею с воодушевлением. Они проходят мимо лоснящегося Геворка, который таинственно подмигивает Анне.

«Уж не узнал ли?» – проносится в её преображенной головке.

Звучит довольно шустрая музыка и Анне приходится всерьёз задуматься о том, чтобы в пластике не выдать себя излюбленными движениями. Валентин сидит на высоком табурете, он тут, он рядом. Ей даже кажется, что она ощущает его дыхание. Она осознает, что это состояние взаимной охоты очень сильно её взволновало. Возбуждение начинает проявляться и в танце. Короткое атласное платье ритмично колышется вокруг её бёдер, то и дело предъявляет свету рампы незащищённую полоску ног над чулками.

Ресторан уже почти пуст. Диджей Ромео объявляет последний танец. Естественно медленный. Валентин исполняет молниеносное профессиональное движение, и Анна оказывается приглашенной им, а не случайным ухажёром. Последний страшно расстроен, но драться, судя по всему, не намерен, а вообще кто их, кавказцев, знает, что у них на уме? А Валентину высший балл – десятка! Заслужил.

Первая минута – только наполненные новизной тактильные ощущения, а ещё этот взгляд. До боли знакомые глаза, но настолько ярко их выражение! Неожиданно выясняется, что не только она – незнакомая женщина, но и он, её муж – незнакомый мужчина. Новизна впечатлений захватывает, у Анны замирает дыхание, подкатывает комок свежей, неизведанной ранее разновидности возбуждения.

– Меня зовут Валентин, – наконец почти шепотом произносит галантный кавалер. – Попытаюсь угадать ваше имя! Виктория? Нет, вряд ли. Маргарита? Почти, но… Изабелла! Нет, это слишком книжно. Для меня вы будете Клариссой. Вам очень идёт это имя! Я давно мечтал о вас. Более того – я вас знаю…

Анну кидает в жар.

– Вы мой ангел – попутчик! Вы всегда со мной, там, в моём ассоциативном мире. Я знаю, что вы именно такая! Сколько раз мы были вместе там и… ни разу здесь!

– Меня зовут Эля.

– Не говорите больше ничего! В жизни вы – Эля, в моем сердце – Кларисса, не это ли настоящая гармония?

– Неубедительно, – теперь, при повторном знакомстве, Анна может позволить себе подерзить – в отместку за тот дурман, что окутывал её в их первые встречи. – Мне больше нравится моё имя. Я – Эльвира, и пока ещё не было повода перестать этим гордиться.

Валентин пропускает эти слова мимо ушей. Он заворожено всматривается в её глаза, выжидает паузу и тихо проговаривает стихотворение:

Тебя ищу я. Где ты? Как ты?

Я обошёл уже весь свет:

Моря и горы; башни, шахты;

Селенья. А тебя всё нет!

Тебя ищу я сердцем, телом.

Горит души моей маяк.

Графиня в красном, леди в белом…

Стоп! Дальше не могу я так!

Откликнись, иль оставь мне метку.

Узнаю след твоей руки:

Слегка надломленную ветку,

Губной помадою мазки.

Нелепо долго не встречаться,

У нас так много общих дел.

Мы были рождены для счастья

На этот свет, что солнцем бел.

Я твёрдо знаю – на планете

Сейчас мы дышим на одной.

Расстались мы в астральном свете,

Сверкнули яркою искрой.

Мы вышли вновь из колыбели,

Учились жить, творить, страдать.

Пришла пора для новой цели:

Жена и муж, отец и мать.

Мы в тонком мире были светом

И будем светом в нём потом.

Но плоти – тоже самоцветы!

Найдись же! Мой пустует дом.

– Так уж и пустует? – усмехается Анна.

– Это эзотерика, – ничуть не смутившись, терпеливо объясняет Валентин. – Ведь мы встречаемся только с теми, с кем уже были знакомы в предыдущих жизнях.

Анна на секунду задумывается о том, что в эту теорию не укладывается самая первая жизнь и самые первые знакомства, но вслух ничего не говорит.

– Ваш образ наполнен электричеством. Этот профиль! – Валентин нежно берет Анну за подбородок и поворачивает её голову против света софитов, – Эти слепящие волосы. Эти глаза, ясная синева которых никак не укладывается в моей голове. Девушка, ответьте мне – вы реальность или моя ожившая паранойя? Эти клетки плоти, которых я касаюсь, они живые? Или мрак искушает меня ослепительным видением? Что со мной? Это грёзы тонкого мира, или креза мира материального? Где я? На каком перепутье повстречал вас? Как попал сюда? Что я должен делать, чтобы сон никогда не кончался? Эля – вы совершенны!

– Спасибо за комплимент!

– Нет!

– Нет?

– Вы обижаете меня. Это не комплимент!

– Не-ет?

– Конечно, нет! Это святая истина! Как истинен сам свет, что вырывается из ваших глаз. Как истинна сама энергия, что питает ваши члены. Как истинна сама мысль, что оживляет ваши черты лица. Спасибо за блестящий танец. Вы позволите угостить вас каким-нибудь божественным напитком?

– Вас не разочарует, если я закажу кофе?

– Ничуть.

Усталый бармен понуро роет раскалённый песок двумя кофейничками. Прежних соседей Анны уже не видно. Невдалеке лоснится в отблесках софитов лысина Геворка, отдающего последние указания официантам. Генриетта Пална дремлет в своём кресле. Заведение плавно закрывается.

– Можно обратиться к вам с одной маленькой просьбой? – начинает Валентин, пригубливая горячий кофе по-турецки, – Пообещайте, что исполните!

– Вы ставите меня в неловкое положение. Ведь я не могу пообещать то, не знаю что.

– Она слишком незамысловата, выполнить её не составит труда.

– Ну, тогда я попробую не разочаровать вас.

– Не покидайте меня сразу. Вот теперь, вслед за чашечкой кофе. Вы обречёте меня на бессонную ночь.

– Вы будете писать стихи? – проговаривается Анна.

– Как вы догадались?

– Ну, вы так складно говорите. В вас столько неподдельного романтизма. Да и вообще вы не такой, как все.

– Все?.. Это давно стало неинтересно. Вы знаете, Эля, если я не буду оставаться самим собой, таким, каким меня создал Бог, я… сопьюсь. Или вскрою себе вены. Хотя, нет, это вряд ли. Разве для красного словца. Порисоваться. Но вам мне врать незачем. Вы не представляете как это совершенно невозможно – быть таким, как все. Знаете, я ведь даже не представляю, как они, эти все там живут, чем занимаются? Почему у них так, а не эдак, зачем тo вместо сего. Отчего так? Может быть, вы подскажете?