Светопреставление

Мой ребяческий милитаризм был замечен отцом, который не смог после войны поступить в военное училище из-за полугода, проведенного на оккупированной территории в тринадцатилетнем возрасте. И он придумал игру, вскоре заменившую нам обоим походы на озеро. Точно так же он спешил теперь домой после работы, чтобы предаться куда более азартным стратегическим игрищам. Сначала пришлось создать две страны, разделить их на "его" и "мою" и окружить морем. Они были посажены на миллиметровку, и каждый получил по экземпляру географической карты с нанесенными координатами, горами, реками, городами и всем, что полагается. Физическая и политическая география, впрочем, были липой и, как на контурной карте, почти что не имели значения все являлось здесь полем боя, морского или сухопутного. Каждый располагал флотом с определенным числом авианосцев, линкоров, эсминцев, подлодок и прочим, где каждой боевой единице присвоен был коэффициент живучести, равнявшийся ее же ударной мощи, и установлены максимальная скорость передвижения и дальнобойность, - то же с сухопутными войсками. Расходясь по разным комнатам, мы лупили втемную по площадям, обводя карандашом медные монеты разного достоинства, после чего карты сличались, подсчитывались потери, наносилась новая дислокация. В общем, это был усовершенствованный и приведенный в движение вариант всем хорошо известного "морского боя". Каждый вечер, едва отужинав, мы расходились, рисовали новое положение своих дивизий и эскадр, вновь били по площадям вслепую, стараясь угадать маневр противника, сходились, стирали резинкой погибших и утопших и перечерчивали линии фронтов - игра все разрасталась. Главнокомандующими и диктаторами были мы сами, то есть наши игральные двойники под шутейными прозвищами, но были у нас и командующие армиями, адмиралы, которые гибли в сражениях и тонули, и тогда приходилось придумывать новые имена для очередной военной кампании. Только заканчивалась одна, начиналась следующая, которая не могла закончиться ни заключением мира, ни окончательной победой - иначе с кем же тогда играть? Незатухающая военная игра, несколько дурацкая, но не глупее позднейших компьютерных игр и для нас двоих, единственных, может, на всем свете игравших в нее, уж точно увлекательнее. Возможно, в штабах, куда отца призывали иногда из запаса на переподготовку, играли в похожие игры (для меня это не имело никакого значения тогда, не имеет и сейчас), возможно, так он довоевывал свое, не успев повоевать. Я же просто погружался каждый вечер в воображаемую жизнь в иной реальности - "бегство от действительности", "реакционный романтизм", так это, кажется, тогда называлось. И я готов был самозабвенно бежать в тот мир, сачкуя из этого. Потому что в этом, "их" мире было много всего. Не было только одного, стоящего, может, всего остального, - свободы.

Хотя сейчас, отстраивая и перенося на бумагу то, что было, я и не хочу уже свободы. А хочу назад - в бочку с кайфом без свободы! Я не подозревал, что придется заплатить за нее такую цену. Так отлетающая голова посылает прощальный удивленный взгляд обезглавленному телу. Где-то на въезде в новый век мне снесло башку, я и не заметил как. Доктор Время тут же приделал мне другую - какого-то седоусого недовольного старика. Я его не знаю.

Своя игра

История созревания в письмах

Все же созданная отцом игра не покрывала целиком моих потребностей в игре. Любимой и главной книгой для меня оставался географический атлас мира, напоминающий размерами и жестким тисненым переплетом "Краткий курс истории ВКП(б)" или карманную Библию (единственное чтение моего отца в оккупацию, откуда он, убежденный атеист, любил временами цитировать поучения и афоризмы), но с какими картинками! Кишечник внутренних морей трех сросшихся материков, зелень владений Британской империи с доминионами, суммарной площадью не уступавшая розовому цвету отечества, проведенные по пустыням под линейку границы, сказочная музыка названий: Баб-эль-Мандебский пролив - эта оргиастическая манжетка на входе в Персидский залив, цветопись морей Красное, Желтое, Черное, Белое, принюхивающийся к полярным ветрам Канин Нос, тревожный мыс Доброй Надежды и зловещий мыс Горн, Огненная Земля, Тихий океан, остров Борнео, поражающие воображение холодные и теплые реки течений, подводные хребты, ущелья и вулканы, кружева атоллов и вязкое Саргассово море и наконец затмевающая Древний Рим и превосходящая величием все существовавшие империи - всемирная Карибская пиратская республика! В конце концов я не мог не создать на правах ереси собственную игру и свой мир, в который впустил вскоре новых друзей.

Подтолкнула к этому апокрифическая книга "Кондуит и Швамбрания". Вначале я создал собственную "швамбранию" - воображаемые острова с названиями вроде Порт-Фель и тому подобное, - построил парусники, набрал команду отчаянных головорезов и принялся играть в пиратов. Отец с неодобрением посматривал на мое увлечение: "Почему пираты? Это же морские разбойники, обыкновенные бандиты!". Но что он понимал! Потому что: кто свободнее корсара в свободной стихии морей?

Когда появились друзья, заразившиеся моими галлюцинациями, но бывшие людьми более практического склада, пришлось отказаться под их давлением от выдуманных островов и начать бороздить в поисках добычи мировой океан, отменив только календарь и объявив текущий год 1762 от Р.Х.

Я листаю свой судовой журнал - это школьная тетрадь в клетку, Зоя Космодемьянская на обложке перерисована в пирата с побитым оспой лицом, повязкой на глазу и серьгой в ухе, под ней наклейка из плотной чертежной бумаги с Веселым Роджером, акулой и надписью печатными буквами "Судовой журнал клипера "Арабелла"; изображены также кинжал, трехмачтовый десятипушечный корабль с надутыми парусами и развевающимися гюйсами, а на задней обложке поверх таблицы умножения приведен краткий перечень важнейших морских портов - английских, голландских, французских и "других". Читаю первую запись: "23 ХII 1762 года. Клипер "Арабелла" и шхуна "Голубая Стрела" идут курсом NO на о. Скелетов. Ветер ZW, волнение 2 балла, скорость 11 узлов. На ZW исчезают Маскаренские острова. 22.00 - пересекли теплое течение Мамлакатхо. Никаких происшествий не случилось".

Названий явно не хватало - "Мамлакатхо" позаимствовано из девиза газеты "Правда" и на каком-то из языков означает "пролетарии всех стран".

Далее приводятся списки экипажей (с именами вроде Блэнди Акула и Конопатый Аллигатор), географические координаты с градусами широты и долготы и стоит подпись "Педро Блад".

Через три дня запись прыгающим почерком:

"26 ХII. Шторм в 12 баллов. Судно бросает из стороны в сторону. Крен до 400. Потерялась шхуна "Голубая Стрела". Шторм несет нас к о. Цейлон. Скорость 10 узлов".

Дальше нормальным почерком:

"27 ХII. Шторм кончился. "Арабелла" стоит в пустынной бухточке Цейлона. Мы посылали 30 человек за водой. Однако на обратном пути на них напало 150 англичан. Пришлось отбиваться, но это поистине блестяще. Было убито 120 англичан, а 30 бежало. Мы потеряли всего 9 пиратов, в том числе боцмана Миллинокета. Боцманом вместо него стал Кошачий Зуб. Но вода была доставлена, и мы снялись с якоря. Курс ONO, скорость 9 узлов". Ниже изображен план боя с розой ветров в углу и расшифровкой условных обозначений. Наши потери оказались минимальны, поскольку пиратам удалось засесть в пустовавшем блокгаузе.

"28 ХII. На время капитаном стал Сангре. Педро Блад тяжело ранен. Блэнди Акула украл у него бриллиант в 123 карата. Когда Педро его раскрыл, он выстрелил в Блада из пистоля, но Блад, теряя сознание, прострелил глотку Блэнди. Блэнди чуть-чуть живой. Надежды на выздоровление нет. Кровавый Кашалот лечит своими снадобьями Педро. Пуля у него прошла в дюйме от сердца. Но клипер продолжает путь. Курс ONO, ветер ZW, скорость 12 узлов. Находимся на полпути от о. Цейлона до Андаманских островов".

Но уже на следующий день здоровье капитана и Блэнди резко пошло на поправку. Далее опять шторм, ремонт повреждений, новогодняя пирушка, сражение с английским барком и двумя бригантинами (вторично возникающие здесь в качестве врагов англичане позволяют заключить, что я, несомненно, испанец - только стоящий во главе разноплеменного сброда, очень доблестного и отважного, но и не менее алчного, команды отпетых авантюристов и мошенников, каждый из которых в бою стоит дюжины обычных матросов). Не успели подсчитать трофеи (в том числе отменного качества "манильский трос" и сколько-то мешков "кедровых орешков из России"), как появились на горизонте голландские корабли. С голландцами мы тоже сражаемся. Их адмирал Ван-дер-Декен проявил в абордажной схватке такое небывалое мужество, что мы его отпустили. Педро Блад ранен на этот раз в бедро. Добыча поделена поровну с подоспевшей нам на подмогу эскадрой капитана Флинта. После чего совместная стоянка на безымянном острове дикарей. Приведена карта острова, расположение наших кораблей в бухте и маршрут прогулки в глубь острова. Запись:

"От туземцев узнали, что Барилоче здесь еще не было. Убили 3-х медведей и гориллу. У подножия горы нашли кости, а наверху яму для костра, где туземцы жарили людей. Оказывается, они людоеды. На обратном пути встретили племя туземцев, шедшее на войну, но мы сумели запугать их, и они нас пропустили. Вернулись благополучно".

И наконец решающее сражение вблизи острова Скелетов. Не стану утомлять читателя описанием кровавого и весьма запутанного побоища. Его исход решили 20 головорезов Флинта, взявшие на абордаж испанский флагманский корабль с другого борта (чёрт, и с испанцами мы тоже воюем?). Сан-Карлос-де-Барилоче был взят нами в плен и тут же вздернут на рее - Педро Блад сдержал клятву и "собственноручно выбил табурет из-под ног своего заклятого врага". Правда, в ходе сражения пиратские главари едва не рассорились. Педро Блад дает выход своему негодованию на страницах судового журнала:

"О, помесь свиного окорока с каравеллой! Ужасный гибрид негра с мотоциклом! Ржавый якорь ему в бок и фунт пороху в ноздрю! Наш "Ла Фудр" уже захватил шлюп "Омар", а этот болван Флинт вздумал нам помочь и утопил его! Сакраменто!!!".

Вообще брани в судовом журнале хоть отбавляй - по числу абордажей, пирушек и козней врага. Пираты, как и положено, весьма корыстолюбивы, тщательно ведут учет добычи и не менее тщательно делят ее по справедливости и пиратскому обычаю.

На этот раз по случаю победы был закатан грандиозный пир, восполнен понесенный страшный урон в людях, награбленные сокровища зарыты в трех разных кладах, захваченные пленники посажены в подземелья острова Конкистадор дожидаться решения своей участи вплоть до возвращения пиратов из кругосветного плавания, в которое те неожиданно решили отправиться. Впрочем, отплытие пришлось отложить на два дня из-за поразившего команды "хронического поноса" после неумеренных возлияний и чревоугодия, которым они предавались на пиру.

Во время плаванья наш капитан по уши влюбился в дочь губернатора одного из островов, "прекрасную, как Афродита, Венера, Диана и Аврора, вместе взятые". Ее красота настолько потрясла его, что он приказал немедленно сниматься с якоря и поскорее ввязаться в какое-нибудь морское сражение, которое, конечно же, не заставило себя долго ждать. Теперь уже не поздоровилось незадачливым шведам. Последнего шведского офицера Педро Блад загнал своей шпагой на кончик бушприта и сбросил в воду - судовой журнал со странным сочувствием отмечает: "Над беднягой тут же сомкнулись зубы тигровой акулы".