Светорада Янтарная

Император как будто и в самом деле отвлекся от слов переводчика, даже позволил себе растянуть губы в улыбке.

– Как вы себя чувствуете, подданная наша? – произнес он, прервав на полуслове громко говорившего сирийца. Тот тоже посмотрел на красивую женщину в янтарных украшениях, лукаво улыбавшуюся величайшему правителю. Да и многие сейчас смотрели на княжну. Она же старалась держаться невозмутимо и больше думала о том, что у Льва очень богато украшенный венец – наверное, неимоверно тяжелый.

– Ваше самочувствие не помешало вам выполнить обещание насчет некоего изысканного блюда? – все так же улыбаясь, спросил базилевс.

Светорада хотела было подняться, но Анимаиса удержала ее за локоть, быстро шепнув, что на подобном пиру особые церемонии для женщин не приветствуются.

– Я была бы несчастна, если бы не постаралась угодить возлюбленному базилевсу, – слегка склонила голову княжна.

Зенон, как распорядитель церемоний, тут же сделал знак, и в зал внесли большой чан. Когда над ним подняли сверкающую начищенным серебром крышку, по залу разлился удивительный аромат.

Лев первый втянул ноздрями воздух и стал смотреть, как стольник позолоченным черпаком наливает в его миску густое варево.

«Не перестарался бы повар с зернами граната», – взволнованно думала княжна. Ей было бы спокойнее, если бы она сама проследила окончательную стадию приготовления супа.

Однако император, медленно вкусив суп, с охотой зачерпнул ложкой еще.

– Вы великая мастерица создавать яства, подданная наша.

– Да, – откликнулась со своего места Зоя, – вы вполне достойны занять место главной кухарки при дворе.

Это было сказано преувеличенно любезно, столь преувеличенно, что прозвучало насмешливо. Но никто не засмеялся, так как все видели, с какой охотой ест Лев. И когда суп княжны стали разливать по мискам царедворцев и гостей императора, в зале на какое– то время стало тихо, только раздавалось позвякивание приборов и звучали приглушенные голоса. Довольные голоса. А потом Лев обратился к некоему придворному, сказав, чтобы этот Константин Родосец [90] непременно написал хвалу столь вкусному кушанью. Это вызвало смешки и аплодисменты. А бесцеремонные болгары даже сказали, что теперь им есть что поведать, когда они вернутся ко двору царя Симеона. И тут Лев довольно заулыбался и впервые за вечер обратился к ним с добрым словом. Светорада же почувствовала на себе взгляд патриарха, казавшийся веселым, хотя по большей части Николай просто работал ложкой – судя по всему, ел он с явным удовольствием. Только Зоя Карбонопсина демонстративно отодвинула тарелку и стала что– то говорить сидевшей подле нее Софье. Но говорила явно о княжне, о чем свидетельствовали недобрые взгляды обеих женщин, которые они бросали в сторону Светорады.

90

Константин Родосец (Родосский) – известный писатель начала X века, автор нескольких поэтических произведений.

Княжна никак на это не отреагировала. Опустила глаза, пряча довольный блеск. «Много ты понимаешь, – думала она, мысленно обращаясь к Зое. – Мужчины всегда довольны, когда сыты. А хорошее кушанье настраивает их на добродушный лад».

Когда с супом было покончено, по знаку Зенона произошло некое движение. Через один из арочных проходов в зал вошли арфистки. Они поставили на пол высокие черные, с обильной позолотой арфы, опустились около них на колени и стали лениво перебирать струны, загадочно и стыдливо улыбаясь. К ним присоединились старик с флейтой в руке и полунагой нумидийский мальчик, все одеяние которого составляла красная повязка на бедрах. Курчавый и толстогубый, он с равнодушным видом бил в тамбурин.

Гости развеселились, стали переговариваться, Лев что– то сказал Зое, и это несколько подняло ее настроение. Она заулыбалась, сделала знак Зенону, и тот вызвал в Хрисотриклиний акробатов и мимов. Под звуки музыки те исполнили некую плавную и не совсем понятную пантомиму, некоторые из гостей следили за их выступлением, другие вновь завели беседу. Сидевший слева от Светорады молодой патрикий из рода Куркуасов стал говорить ей любезности, она улыбалась, слушая его. Анимаиса тоже хотела принять участие в беседе, но молодой Иоанн Куркуас говорил негромко, даже склонился к княжне, рассуждая, как женщина может сохранить свою грациозную фигуру, несмотря на то что разбирается в кулинарном искусстве. По его мнению, знакомство с подобными яствами меняет облик красавицы быстрее, чем солнце и ветер на взморье темнит ее кожу…

– А вы большой любитель белолицых красавиц? – лукаво улыбнулась ему Светорада. – Тогда вам надо спросить уважаемую Анимаису о ее милой дочке Пульхерии. Вы ведь некогда обменивались с этой девой античными стихами.

Лицо Иоанна приняло растерянное выражение, потом он улыбнулся и, покосившись на Анимаису, собирался сказать нечто, чтобы та не услышала. Юноша даже придвинул свое кресло к красивой соседке, но вдруг умолк на полуслове и резко отстранился от княжны. Только через миг Светорада поняла, что его поведение вызвано строгим взглядом, брошенным в их сторону императором.

Светорада решила поддразнить мужчин.

– Ну вот, теперь вы, похоже, не скажете мне и слова, милый Иоанн, – игриво улыбнулась она юноше. – Тогда, может, поясните, что именно силятся изобразить перед нами эти комедианты?

Теперь она сама склонилась к нему, почти касаясь плечом его плеча, невзирая на то что император не сводил с них глаз. Это заметили и другие, а молодой Куркуас, испытывая явное затруднение, стал то краснеть, то, наоборот, бледнеть. Но тут внимание присутствующих и императора было отвлечено донесшимися из смежного зала громкими возгласами, шумом, движением. Многие повернулись в ту сторону и увидели, как в одной из арок Хрисотриклиния показался именинник Александр. Он шел быстро, полы его серебристого скарамангия [91] развевались, а сам он почти тащил за руку смущенного и упирающегося возничего Гаврилопула.

91

Скарамангий – распашная византийская одежда, длинная и приталенная. Шилась обычно из дорогих тканей.

– Августейший брат! – на ходу крикнул Александр и почти оттолкнул в сторону одного из извивающихся мимов. – Государь, я прошу милости для этого человека. Он доставил мне сегодня столько радости… Он мой друг. И он сделал для меня лучший подарок, какой я только мог пожелать. Он не уступил мне!

Император, не поднимая глаз, аккуратно проглотил еще одну ложку супа.

– Садитесь, Александр. Мы уже выпили за ваше здоровье. Окажите уважение всем этим людям и выпейте за наших подданных, которых вы заставили ожидать вас.

– Ожидать? – окидывая взглядом собравшихся, удивился Александр. – В вашем обществе, базилевс, для подданных даже ожидание кесаря покажется манной.

И он расхохотался.

– Да он пьян! – негромко возмутилась сидевшая подле Светорады Анимаиса.

Молодой кесарь и впрямь выглядел возбужденным, лицо его разрумянилось, глаза лихорадочно блестели. И все равно при взгляде на него Светорада почувствовала, как ее сердце учащенно забилось. У нее перехватило дыхание, она не могла отвести от него глаз. Высокий, гибкий, стремительный и такой дерзкий… Ей всегда нравились дерзкие… И как красиво перетягивает алая лента его черные, подобные завиткам гиацинта волосы. И эта небрежная грация в движениях, так отличавшая его от всех придворных, скованных церемонными правилами. Словно свободный ветер ворвался в эти роскошные покои и расшевелил тут всех, ибо гости на пиру и впрямь оживились, кто– то заулыбался, кто– то, наоборот, возмущался, все переговаривались.

Кесарь лишь на миг задержался среди растерявшихся мимов, растрепал кудри одному из них, потом дружески приобнял за плечо Гаврилопула, посматривающего в зал из– под кустистых бровей. Но к ним уже спешил Зенон, что– то сказал Александру, и, едва тот отпустил возничего, евнух тут же отвел Гаврилопула в соседний зал. Александр же легко поднялся на возвышение, где стоял стол базилевса, и почти рухнул в предупредительно придвинутое слугой кресло. Светорада видела, как ему налили ее супа и он стал быстро есть. Княжне стало немного досадно, что он, подобно другим, не отдал супу должное, поедая все с жадностью, словно и впрямь не на шутку проголодался.