Светские преступления
Шрифт:
— А это необходимо? — осведомилась я, стараясь скрыть разочарование. — Полчаса ведь ничего не решит, а у меня к вам вопрос жизни и смерти. Видите ли, я собираюсь в круиз. Как мореход со стажем, вы могли бы дать мне толковый совет насчет судна.
— В смысле парусного судна? Но мне и в самом деле нужно бежать! Сегодня по телевизору завершающая часть документального фильма о «Титанике».
— О «Титанике»? — тупо повторила я.
— Вы не смотрите? Жаль! Потрясающий фильм.
— Знаю, я сама оттуда.
— А вы занятная! — Мистер Томпсон широко улыбнулся. — Надеюсь, еще увидимся, Дженни.
— Джо.
Но его уже не было рядом. Я огляделась, не видел ли кто моего поражения, и поймала взгляд Триш, в
Официанты начали убирать со столов салатники и расставлять вазочки с самым омерзительным на вид содержимым, какое мне когда-либо приходилось видеть. В меню это называлось муссом, но походило на густой ком слизи в окружении бурого соуса — один к одному блевотина чахоточного (в этой жиже плавали какие-то черные и красные, не поддающиеся определению куски). У меня едва хватило решимости отодвинуть это подальше.
Я покосилась на стол Моники. Они с Нейтом беззастенчиво флиртовали, пересмеивались и всячески выставляли напоказ свою близость. Теперь я уже не могла бы сказать, кто из них явился инициатором погубившей меня аферы, но ненависть к жизни, миру и Монике была в этот момент такой мощной, что окружающие вполне могли бы догадаться о ней. Полагаю, я ее излучала. Чтобы отвлечься, я выпила вина, но это не помогло. Я ретировалась в дамскую комнату, пока еще могла себя как-то контролировать. Там я пару минут плескала в лицо ледяной водой, потом, по совету Свами Шивапременада, принялась медленно и глубоко дышать.
Вдох — раз, два, три… выдох — раз, два, три, четыре, пять…
Вот уж не думала, что частные уроки модного йога однажды придутся кстати!
Прежде чем вернуться к столу, я решила осмотреться и оценить обстановку.
Помещение наполнял приглушенный гул голосов. Официанты продолжали подавать гостям злополучный мусс. Я взглянула на Монику, такую беспечную, сногсшибательную в этом своем мерцающем платье. Она о чем-то рассказывала, пользуясь мимикой и жестикуляцией с отточенным мастерством прирожденной актрисы. Аудитория внимала ей с завороженным видом. Когда рассказ подошел к концу, весь стол взорвался аплодисментами.
И тут мне пришла в голову идея сыграть с ней злую шутку. Стараясь держаться в тени, я подошла к одному из официантов и объяснила, чего хочу. Бедняга посмотрел на меня как на помешанную и поспешно ушел. Я обратилась ко второму, третьему и так далее, но стоило им меня выслушать, как следовала одна и та же реакция — изумление, потом испуг. Я почти отказалась от попыток, как вдруг на глаза мне попался угрюмый паренек, очевидно, нанятый разово, по случаю. Он украдкой курил у «черной» лестницы. Вот он, мой счастливый билет!
Помнится, Клара Уилман говаривала, что совершенно ни к чему делать что-то самой, нужно лишь правильно подобрать исполнителя.
— Молодой человек! — окликнула я.
Парнишка ловко повернул сигарету тлеющим концом в ладонь и посмотрел на меня выжидающе — хороший знак. Я не ошиблась в выборе.
— Хотите получить полсотни?
— Ну? — без малейшей паузы осведомился он, переминаясь и меряя меня взглядом. — Чего у вас на уме, а, леди?
— Полсотни за то, чтобы вы, как бы случайно, вывалили вазочку десерта вон на ту женщину в серебристом платье.
Я показала на Монику. Парнишка насупился, взвешивая риск.
— Вот полусотенная, — добавила я тоном змея-искусителя.
— Ладно, — буркнул он, принимая деньги.
— Платье должно быть безнадежно испорчено!
Ах, дорогой туалет, эта непроницаемая броня, эти доспехи светской женщины! Именно они придают ей такую уверенность. Нет ничего ужаснее ситуации, когда эти средневековые латы пробиты.
Вся превратившись в зрение, я с жадностью
наблюдала за тем, как парнишка движется к нужному столу. Никто и не думал прикасаться к проклятому десерту, поэтому вазочки уже начинали собирать на подносы. Вот мой исполнитель подхватил ту, что стояла перед Моникой. Я затаила дыхание. Довольно убедительно запнувшись, он уронил вазочку прямо на прикрытые серебристым атласом колени. Мусс расплескался так удачно, что забрызгал весь перед платья разноцветными ошметками.Даже взрыв бомбы не произвел бы столь ошеломляющего впечатления на всю толпу. Триш Бромир издала пронзительный крик. Нейт чертиком выскочил из-за стола, ухватил парнишку за шиворот и взревел:
— Неуклюжий сукин сын!
— Эй, мистер, потише! Я нечаянно! — крикнул тот в ответ.
Последовала всеобщая суматоха. Люди вскакивали со своих мест и спешили к Монике с салфетками, стаканами воды, утешениями и советами. Парнишке-официанту удалось высвободиться, и он принял боксерскую стойку. Нейт последовал его примеру, а я с восторгом ждала, когда этот лицемер явит всему свету свое истинное лицо.
Гил Уотермен помешал стычке, вцепившись Нейту в рукав. Адвокат с видимой неохотой позволил отвести себя в сторонку. В этот момент Моника с королевским достоинством поднялась и выпрямилась во весь рост, показав бурое пятно, окруженное бесчисленными брызгами. Платье и в самом деле было безнадежно испорчено, тридцать тысяч долларов вылетело в трубу. Что за упоительное зрелище!
Моника стояла, как медсестра на поле битвы в форме, забрызганной кровью раненых бойцов — с видом стоического терпения. Медленно, драматически, словно в решающей сцене трагедии, она вышла из-за стола и среди гробового молчания направилась к виновнику случившегося. Еще один точно рассчитанный момент она оставалась перед ним, ничего не предпринимая, потом легонько погладила его по щеке.
— Благодарю, друг мой! Серый цвет так скучен.
Зал содрогнулся от оглушительных аплодисментов. Моника беспечно засмеялась. Лица гостей озарились облегчением, затем восхищением. Нейт Натаниель развел руки и тоже засмеялся. Парнишка-официант обнял ее. По выражениям лиц можно было без труда определить общий настрой: что за шик, что за класс, что за самообладание! Истинная аристократка! Королева! Божество!
Это был момент полного и безраздельного триумфа Моники. Я сама, своими руками создала эту ситуацию, предоставила ей шанс блеснуть, сама организовала то, чего больше всего боялась. Но в тот момент я этого не сознавала. Для меня это была всего лишь досадная случайность.
Домой пришлось добираться автобусом — у меня оставалось два доллара. Мелочи на билет не хватало тоже, но, к счастью, на входе за меня доплатила добросердечная пассажирка (для этого пришлось притвориться, что меня обокрали). Немногочисленные пассажиры бросали удивленные взгляды на мой роскошный наряд, должно быть, задаваясь вопросом, что такая расфуфыренная особа делает в общественном транспорте.
Автобус немилосердно трясло, в салоне пахло выхлопными газами. Я сидела сгорбившись, коченея от холода, уныло вспоминая прошедший вечер, свои упущенные возможности, разбитые надежды и светскую жизнь, которая шла своим чередом и без меня. Теперь я понимала, что явилась для гостей дополнительным развлечением, поводом для лишних разговоров — о неудачниках и злополучных стечениях обстоятельств. Думала я и о Монике: о том, что она просто не может быть людям по душе, что они суетятся вокруг нее из-за незаконно присвоенного богатства. Я не могла понять, отчего она так упорно старается уничтожить меня. Ведь у меня уже не осталось ни власти, ни влияния. Следующим на очереди был Нейт, этот гнусный паук: как ловко он подставил Люциуса и загреб жар чужими руками. Это он, думала я. Он и только он, мерзкий червяк! Ну и что? Допустим, это так, что с того? Все в прошлом, ничего не вернешь.