Свидетель обвинения
Шрифт:
– Такова жизнь, - произнес он свою обычную фразу. И добавил: Оклеветать можно кого угодно, даже святого человека...
Они вышли из комнаты. Бледный, невыспавшийся и небритый Нарбеков укоризненно глядел на зятя. В глазах Ирины Ренат прочитал плохо скрываемую ненависть.
– Простите, Эльдар Раджабович, - виновато произнес Ренат.
– И вы, Ирина Викторовна, простите меня. Хоть я ни в чем и не виноват...
– Ладно, - махнул рукой Нарбеков.
– Главное, что все обошлось. Только уж в дальнейшем будь поаккуратней.
– Я был в прокуратуре и подал прокурору жалобу на незаконный обыск. Нельзя такого спускать, - сказал он Нарбекову.
– Перевернули, наверняка, все вверх дном, сволочи... Людей перепугали,
Нарбеков молча глядел на него.
– Они сказали, что ты подозреваешься в распространении наркотиков, сказал он.
– Я об этом слышал, слухами, как известно, Земля полнится, - ответил Ренат, глядя в лицо тестя своими черными как маслины круглыми невинными глазами.
– Но неужели вы могли поверить в такую гнусную ложь?
– Да нет..., - замялся Нарбеков.
– Но... Сам понимаешь...
– Оклеветать можно кого угодно, хоть вас, хоть Ирину Викторовну, хоть даже нашу дорогую Эльмиру... Все ходим не только под Богом, но и под взглядами недоброжелателей и откровенных врагов. А у нас, бизнесменов, их более чем достаточно, Эльдар Раджабович...
Эльмира молчала. Она прижалась к теплому плечу матери, и та гладила её по волосам. Ренат порой бросал на жену полные нежности взгляды.
– Я подал жалобу, - повторил Ренат.
– Такие вопросы надо решать незамедлительно, - твердо сказал он.
– Мне прятаться незачем и не от кого. Я чист и честен и перед законом и перед людьми. А сейчас поедем домой, дорогая... Хотя нет, сделаем по-другому, я позвоню Александре Петровне, заеду за ней и мы все там приведем в порядок. А ты приедешь в убранную после этого безобразного погрома квартиру.
– Хорошо, - согласилась Эльмира, радуясь тому, что Ренат снова уедет и ей не надо будет играть перед ним столь сложную роль.
Когда хлопнула дверь, Эльмира больше не смогла держать себя в руках и отчаянно разрыдалась, прижавшись к плечу матери.
– Что с тобой, доченька?
– спросила мать.
– Мне страшно, мама, - всхлипывала Эльмира.
– Мне очень страшно...
7.
...
– Боже мой, - улыбался Нарбеков, открывая дверь своей квартиры. Какие люди! Какая встреча! Борис Георгиевич, дорогой! Как я рад вас видеть!
На пороге квартиры стоял совершенно седой, с коротко подстриженными усами, в модной белой с красными полосами куртке, Борис Георгиевич Карапетян.
– Извините за вторжение, Эльдар Раджабович, - улыбался он.
– Я прямо как снег на голову. Только не подумайте, что я приехал к вам жить. Я остановился в гостинице, а к вам я с дружеским визитом и подарочками из-за океана... Виски пьете?
– С вами, Борис Георгиевич, я выпью, что угодно, хоть молока, хоть кумыса, - засмеялся Нарбеков.
– Проходите... Ира поехала к Эльмире, звонила, скоро будет... А пока мы с вами выпьем по рюмочке в чисто мужской компании... Надолго в Россию?
– Да нет, только на недельку... Нужно встретиться с коллегами, обсудить совместные планы. Да ещё выполнить несколько деловых поручений моих добрых знакомых... Да и потом..., - взмахнул костлявой рукой Карапетян.
– Ностальгия тоже достала, может быть, это и есть главная причина моего приезда...
– А туда?..., - сделал неопределенный жест в сторону Нарбеков.
– Нет, - покачал головой Карапетян.
– Туда не могу... Пока не могу, хоть там их могилы... Потом, потом как-нибудь... За могилами ухаживает моя двоюродная сестра, пишет, что все в порядке... А я не могу...
Они сели за стол, Карапетян вытащил из сумки бутылку виски, бутылку содовой воды, конфет, орешков и других заморских угощений.
– Тут небольшие сувениры, - показал он на большой целофановый пакет.
– Для вас, Ирины Викторовны и Эльмиры... Как она, кстати? Счастлива с генеральским сыночком?
– При этих словах его узкое лицо стало злым и недоброжелательным. Потемнело лицо и у Нарбекова.
–
Да как вам сказать, - замялся хозяин.– Недели три назад было тут некоторое приключение... И с тех пор Эльмира как-то переменилась, очень замкнулась в себе, стала совсем другой. Понимаете, пропало её радостное восприятие жизни, словно она за эту ночь постарела на много лет, вот такое у меня ощущение...
Они выпили по рюмке виски с содовой, и Нарбеков рассказал гостю, о том, что произошло в середине февраля в квартире Темирханова. Гость, беспрестанно куря короткие сигарки, слушал очень внимательно, даже порой открывая рот от удивления.
– Вот оно как..., - произнес он, когда хозяин закончил свой рассказ.
– Да, вот так, - констатировал с тяжелым вздохом Нарбеков.
– И что, вы поверили россказням этого сынка?
– с неожиданной злостью в голосе спросил Карапетян.
– Да как вам сказать? Хотелось бы верить, разумеется... Понимаете, Эльмира ждет ребенка...
– И поэтому вы желаемое выдаете за действительное... А я, например, уверен, что все, в чем обвиняли вашего зятя, чистая правда. Просто он сумел вывернуться благодаря его связям... Очень уж крупным человеком был его папаша, ворочал и большими делами, и большими деньгами... Он застрелился, уголовного дела не было, соответственно, не было и конфискации имущества. А наворовал он будь здоров...
– Но ведь это не доказано, - робко возразил Нарбеков.
– Разумеется, не доказано. Только весь Узбекистан знает, кто такой этот славный генерал. Разве что, кроме вас, уважаемый Эльдар Раджабович, человека, интересующегося только своей работой и семьей, - добавил, улыбаясь уголком рта Карапетян.
– Начинал будущий генерал с достойного ремесла заплечных дел мастера в райотделе милиции, даже привлекался к уголовной ответственности за истязания подследственных, но был освобожден в зале суда опять же за отсутствием улик. Умел он скрывать улики... А потом он очень угодил одному партийному деятелю. И тот стал продвигать его по служебной лестнице. Так он дошел до генерал-майора МВД. Связи у него были колоссальные, все окружающие знали, что он может и крупно помочь и уничтожить... Он умел работать со свидетелями, это было его главным достоинством. Точнее, устранять их, всяких нежелательных свидетелей. Темирханов умел заткнуть рот каждому, чтобы никто и не пикнул. Помните дело об убийстве Юлдашева?
– А как же? Как страшно убили... И его, и его семью...
– То-то... А полковник Юлдашев попытался замахнуться на Темирханова. Кстати, ни в чем не повинный человек был расстрелян за убийство Юлдашева.
– Опять же домыслы, гипотезы, Борис Георгиевич...
– А крупное дело о взятках в ГАИ? Кто получил за него огромные сроки? Какие-то несчастные инспектора? А руководители остались при своих... Кто все это организовал? А убийство талантливого и смелого журналиста Крымова? А жуткая авария под Самаркандом, когда погиб генерал Рахимов, пытавшийся навести в своем управлении порядок? Да, бросьте вы, все знали, чьих это рук дело... Но никаких прямых доказательств. У Темирханова и кличка была в определенных кругах "Господин Никто". А когда Никто стал кем-то, вернее, мог бы стать, когда стал вырисовываться его звериный образ, он так и остался никем, просто трупом с дыркой в виске... Так-то вот...
– Да..., - протянул Нарбеков, глубоко задумавшись.
– Так что, крупно повезло вам с зятем, Эльдар Раджабович, - закончил свой разговор Карапетян.
– А яблочко от яблони, как известно, недалеко падает...
– Да, навели вы мраку, Борис Георгиевич, прямо страшно стало...
– Страшно?
– усмехнулся Карапетян.
– Мне уже было страшно, когда я видел растерзанный труп моей Олеси, было страшно, когда я видел, как сошла на нет моя Алина...
– Ой, Борис Георгиевич, - тяжело вздохнул Нарбеков.
– Это совсем другое дело...