Свидетель

Повернув направо, я медленно пошла по коридору, утопая босыми ступнями в мягком ворсе ковровой дорожки. Сделала десять шагов, еще десять. Где-то здесь, наверное, располагалась центральная лестница и лифт. Я повернулась в ту сторону, где, по памяти, должны были начинаться ступени. Увы, тут тоже было темно, только похожие на гигантские одуванчики световые шары летали где-то внизу. То тут, то там вспыхивали светляками искорки, всполохи, пунктирные линии. Темнота не была мертвой, в ней что-то жило, двигалось по еще непонятным мне законам. И, если бы не твердь под ногами, можно было подумать, что я парю в центре черной грозовой тучи. Это пугало и завораживало. Послышался тихий шелест раскрывающихся дверей лифта, и, обернувшись, я увидела желтый приземистый контур.

– Варенька! Мне Валера рассказал, что ваше состояние драматически ухудшилось. Это правда? Я опасался, опасался, что так будет, я предупреждал...
– суетливо начал пришедший голосом доктора. Его контур был кругл, размыт и лишен привычной бородки. И вдруг он осекся и испуганно спросил: - Откуда у вас синяки на запястьях?

Ответить мне не дали внезапно выскочившие из темноты Валера и Сергей. Я безошибочно определила их контуры, и что-то еще, пока неуловимое, похожее на запах, который не распознать ни одним органом чувств. Интересно, а вдруг всё это тоже галлюцинация? Как Женька говорит: «Круто вштырило» - не в моем духе, конечно, зато из песни слова не выкинешь.

– Варвара, мы едем. Сейчас пройдешь полную диагностику в офтальмологической клинике. Лена, мой секретарь, записала нас на три, надо торопиться, - выдернул меня из размышлений Валерий. Его напряжение было не только в голосе, но и в воздухе вокруг - оно потрескивало теми самыми красными искрами тлеющих углей. Это было ново, я засмотрелась, а Валерий продолжил: - Сергей поможет тебе одеться. Без лишних разговоров. И, Георгий Петрович, не беспокойте Варвару расспросами. Пожалуйста.

– А полиция? Шиманский?
– спросил Сергей.

– Обследование проведут инкогнито. Её имя не всплывёт, - ответил Черкасов и повернулся ко мне: - В Майбахе Сергея тебя никто не будет искать. Имей в виду.

– Почему инкогнито? Почему искать?
– робко спросил Георгий Петрович, но его вопрос так и повис не отвеченным в темноте, закачался на сквозняке мерцающим мыльным пузырем, готовым вот-вот лопнуть. Меня повели обратно в комнату, и, обернувшись, я заметила, что пузырь увеличился, а его упругие стенки заколебались еще сильнее. Возможно, доктор о чем-то догадался? Испугался? Наверняка. Ведь он до сих пор боялся позора больше всего на свете. Тем не менее, я не озвучила мысль: станут ли они слушать слепую и умалишенную?

И всё закрутилось.

По ощущениям кто-то поправил задравшиеся края джинсов, подал носки, потом меня обули в кроссовки и одели во вчерашнюю куртку. Как маленькую, честное слово.

Мне не нравилось быть беспомощной, хотя... если принимаю, надо побыть и такой, наверное.

И от Валерия, и от Сергея накатывали на меня волны тревоги, но разной - от Валерия смешанной со страхом и чувством вины; от начальника охраны - с подозрением. Казалось, он посмотрел на меня, вдохнул духоту комнаты, и понял то, что провело между ним и его боссом четкую границу недоверия. Когда Сергей помогал мне садиться с машину, я коснулась его руки, и темноту застила яркая череда кадров. Ух ты!

Я прокручивала их в голове, ныряя то в один, то в другой всю дорогу. И только в клинике именитого профессора меня заставили отвлечься. Я отвечала на вопросы, позволяла заглядывать в мое глазное дно и делать всевозможные манипуляции по большей мере с моей головой и глазами, попутно наблюдая за сферами чужих эмоций. Темнота удивляла. На мгновение схлопнувшись, мир раскрылся, как ночной цветок, обнаруживая новые краски темноты и того, что мы не замечаем, полагаясь исключительно на зрение. Новый мир был богатым и удивительно говорящим: вопросы, сомнения, недоверие, кокетство медсестры при виде Валерия - все имело свой свет. И теперь я его видела.

* * *

Я не знала только одного, что Георгий Петрович не поехал с нами, сославшись на жутчайшую головную боль. Он сделал то, что никогда доселе не делал: пробрался в святую святых охраны - комнату видеонаблюдения. Ребята были на обходе, Сергей уехал, остальные охраняли периметр. Доктор был волен делать всё, что захочет. С опаской и съежившимся в груди сердцем Георгий Петрович нашел на сервере «Гостевую №4. Третий этаж», выбрал дату, время и начал смотреть. С каждой минутой он вжимался в кресло, оставлял потные отпечатки пальцев и ладоней на столе и поручнях. Повторял: «Не может быть... Как же так... Господи, как ты позволил...» Перематывал, не в состоянии видеть всё, и отчаянно боясь быть застигнутым за таким позором. Догадался, как скопировать запись на флэшку. Та пудовым грузом упала в карман брюк, и доктор вернул запись на место.

Расстегнув ворот рубашки, Айболит вышел на веранду. Ему не хватало воздуха, не хватало решимости справиться с дилеммой: его доброе имя оказалось рядом с именем злодея. Он ведь уважал Валерия, верил ему, любил почти, как родного! А теперь не сможет даже в глаза посмотреть. Не захочет. Но благосостояние семьи, к которому все давно привыкли, тоже повисло на ниточке. Георгий Петрович мерил шагами веранду и мучительно думал. Затем сложил свои вещи в портфель, сел в автомобиль и, когда поместье Черкасова осталось позади, съехал в придорожный карман. Солнце пригревало, сожалея о лете. От золотых листьев осин и берез рябило в глазах. Георгий Петрович вытер платком пот со лба, положил под язык валидол и набрал номер полиции.

– Здравствуйте, - выдохнул он, сунув ладонь под пиджак - туда, где тянуло сердце.
– Я должен сообщить о похищении девушки, Варвары Невской. И о преступных действиях в отношении нее...

Глава 10. Изверг

Долгие обследования, наконец, завершились. Нас пригласили в кабинет. Я почувствовала за спиной мягкую спинку кресла, в очередной раз удивляясь яркости телесных ощущений. Они были не важны и совсем не заметны тогда, когда я полагалась в основном на зрение. Сейчас я могла поклясться, что кресло было кожаным, даже не прикасаясь к нему ладонью - хватило упругости, тихого звука, «сцепления» поверхности с тканью моего костюма. Внимание или просто игра воображения?

Контур профессора развел руками, и от него, словно по воде, расплылись по темноте «лунные» круги.

– Первый случай в моей практике: функционально ее глаза в порядке, но она действительно не видит.

– Такое возможно?
– подал голос Валерий, по-прежнему напряженный.

Мое сердце радостно стукнуло, узрев надежду на свет.

– Истерическая амблиопия или психогенная слепота, - продолжил профессор, - это полное или частичное снижение зрения в результате психотравмы. Имелись ли у вас, Варвара, поводы для сильного стресса перед потерей зрения?

– Имелись, - за меня сдавленно ответил Валерий.

– Могу поинтересоваться?

– Сначала покушение на убийство, - он кашлянул, борясь с сухостью в горле.
– Потом... изнасилование.

– Не люди вокруг, изверги, - сокрушился медик.
– Вы в полицию уже заявили?

– Не волнуйтесь, приму меры, - ответил изверг.
– Это можно исправить? Я готов заплатить любые деньги.

«Любые деньги» - снова эта фраза! Я не сумела побороть в себе презрение: что же он меряет все деньгами? А поступки? А человечность? А желание помочь, в конце концов? Разве можно откупиться от совести... И тут же поймала себя за шиворот: так-то я принимаю? Какую однако причудливую форму заимствовала моя гордость, накрыла голову дырявым платом бессребреницы и задрала нос, по которому не далее, как сегодня ночью получила... И вот, пожалуйста, еще одно зеркало: презрительное отношение Валерия ко мне, мое - к нему. Не часть ли это паззла? Матхурава тоже слишком гордился более высокой кастой...