Свидетели

И все эти беглецы, и многие из них раненые, по­ворачивают и снова бросаются; в битву.

И вот мы на валу, и кто-то поджег частокол, и мы бьемся в густом дыму, а мне нечем биться — у меня нет меча,— и я только кричу не своим голосом сам не знаю что.

И под нашим натиском англичане отступают, и мы рубим их, и колотим их, и уничтожаем их. И вот уж их остался всего какой-то десяток, и они позорно бегут. И мы победили, и Сен-Лу наш. Тут моя дама замечает меня и говорит:

— Ах, скверный мальчишка, что ты здесь де­лаешь? Ведь тебя могли ранить.

— Вот еще! — отвечаю я.— Да за широкой спи­ной моего солдата было мне безопасней, чем за кре­постной стеной.

Она говорит:

— Чтобы это было в последний раз. А не послу­шаешься, велю тебя выпороть.

Но я думаю про себя: «Там видно будет!» — при­нимаю покорный вид и послушно следую за ней.

Глава пятая

ГОВОРИТ ЖАН ДЮРБРА

Я — Жан Дюрбра, гражданин города Орлеана. Я мясник. У меня дом в Овечьем тупике, лавка на рынке, и я поставляю мясо во все богатые дома. И от­того у меня повсюду приятели и знакомцы, и мне становится известно все, где что делается или гово­рится.

Вечером пятого мая, в день вознесения, сижу я в большом кресле в своей комнате и вдруг слышу, кто-то царапается в дверь. Мне лень подняться, я думаю, что это какой-нибудь охотник тащит мне в потемках дичь, пойманную на чужой земле, и я кричу:

— Дерни за веревку, и задвижка сдвинется. Дверь открывается, и там стоит Жакмэн, слуга

господина советника Кузино. Он оглядывается во все стороны и возглашает громовым шепотом:

— Предательство!

Я не очень-то пугаюсь. Этот Жакмэн хороший человек, но известный враль, гораздый на выдумки. С ним не соскучишься. И я говорю:

— Э, приятель, разве такие слова вопят на поро­ге, чтобы вся улица слышала? Заходи, выпьем по кружечке.

Он закрывает дверь, садится на скамью, залпом выпивает вино, которое я ему налил, и, выпучив гла­за, говорит гробовым голосом:

— Рыцари и графы порешили меж собой всех нас истребить до смерти.

— Да ну? Неужто всех? — спрашиваю я и все еще не верю и улыбаюсь.

— Всех горожан, способных носить оружие.

— Жакмэн, ты врешь,— говорю я.— Я сам не слишком люблю этих знатных господ. Толку от них немного, а пользы никакой.

— И они...— начинает Жакмэн.

Но я еще не высказал свою мысль до конца. У ме­ня своя лавка и свой дом, и в своем доме я хозяин и не люблю, чтобы меня прерывали, и я говорю:

— Я помню, как граф Клермон со своими овернцами не пожелал защищать наш город и удрал со своим войском в Блуа. И многие другие капитаны покинули Орлеан, уводя свои отряды. По правде го­воря, одни мы, горожане, несем всю тяжесть осады. Все они хвастуны и трусы, и враг чаще видит их в спину, а не в лицо. Но это одно дело, а истреблять нас — это уж совсем другое. Какая им в том выгода?

— Ты помнишь,— говорит Жакмэн.— А они то­же помнят. Они это помнят, как после каждого пора­жения горожане швыряли в них грязью и камнями и грозились стащить их с коней и избить палками. Они это не забыли. А теперь они решили отомстить нам и заодно задешево добыть себе славу.

— Жакмэн,— говорю я,— перестань загадывать загадки и расскажи толком. Потому что я начинаю думать, нет ли тут действительно какого-нибудь ко­варства.

— Есть коварство! — восклицает Жакмэн.— Есть коварство, и предательство, и злой умысел! Уж ты мне поверь, Жано, потому что я сам все слышал своими ушами.

Я теряю терпение и показываю ему кулак. У ме­ня кулак большой и тяжелый. И Жакмэн поспешно начинает рассказывать.

— Сегодня после полудня они собрались у нас в доме — господа Ла-Гир и Ксентрай, у которых зам­ки в Гаскони, и граф Дюнуа, начальник гарнизона, и старый господин Гокур, наш губернатор, и красав­чик герцог Алансон, и господин де Рэ, которого вче­ра отлупили под Сен-Лу, и еще другие. И они стали совещаться. Они все в большой обиде, что Жанна взяла Сен-Лу без их помощи, с одними нашими го­рожанами, после того как бретонцы бежали от анг­личан. И теперь они порешили утереть нам носы, са­ми, без нас и без Жанны, взять сильный форт Огюстен. Лакомый кус, а подступиться боязно. Им страшновато, что англичан там чересчур много и еще к ним пришло подкрепление. Не то войско, которое приведет Фальстаф,— то еще, говорят, не вышло из Парижа, — а другая подмога, и, говорят, сильная. И наши господа придумали военную хитрость. Одним концом палки по англичанам, а другим по нас.

— Ой, не тяни,— говорю я.— Что они приду­мали?

— А они придумали, что скажут нам, будто те­перь, когда Сен-Лу пал и доpora на восток свободна, хорошо бы освободить и западную дорогу: взять кре­пость Сен-Жан-дэз-Оржеил.

— Это большая крепость,— говорю я.— Четыре башни по углам. И сильный гарнизон. И англичанам нетрудно прислать туда еще людей с левого берега, с Турели или Огюстена.

— Вот, вот,— говорит Жакмэн.— На это они и рассчитывают. Они хотят уговорить Жанну со всеми нами направиться с раннего утра под Сен-Жан, они будто тоже присоединятся к нам. А на самом деле они подождут, пока англичане перебросят войска из Огюстена в Сен-Жан, и пока нас там будут убивать, они переправятся через реку и без большого труда возьмут Огюстен, и будет им, нашим знат­ным господам, и слава и победа.

— Этому не бывать!! — говорю я, стукаю кулаком по столу и дубовая столешница трескается.

— Этому не бывать,— говорю я,— пусть мне не забивать скота и не торговать с прибылью, если мы попадемся в эту ловушку.

Сами пойдем спозаранку, возьмем Огюстен, пока господа еще спать будут. Ты иди, а то как бы тебя не хватились, а я предупрежу цеховых мастеров, и они предупредят других горожан, чтобы все они, вооружённые, чуть свет собрались у Бургонских ворот.

И вот наутро мы все собираемся у Бургонских ворот, а стража не отпирает ворота и отказывается спустить мост — губернатор, старикашка Гокур, не велел, и все тут.

Мы сперва с ними спорим и ругаемся, а затем идут в ход кулаки, и уже кое-кто обнажил меч. И тут является Гокур и приводит с собой еще солдат, и они отталкивают нас от ворот, и уже потасовка грозит перейти в побоище. Я кричу:

— Бегите за Жанной! Скорее!

И вот она скачет на коне, как была, еще без доспехов — так она торопилась. Она подлетает к Гокуру, на всем скаку осаживает коня и кричит:

— Вы дурной человек! Хотите вы или нет, они выйдут из города и возьмут Огюстен, как взяли Сен-Лу.

И Гокур приказывает открыть ворота. Наша Жанна кричит:

— Идите без страха! Я скоро буду с вами! — и возвращается, чтобы вооружиться.

А мы переходим по мосту через ров и идем к Но­вой башне, туда, где на берегу реки лежат лодки.

В полной тишине мы переправляемся на остро­вок Мартине. Он зарос вязами, и листья уже распу­стились. Под их завесой англичанам не видать нас. Осторожно проскользнув узким протоком, мы выса­живаемся на Полотняный остров. Здесь нас тоже не видно в густом ивняке. И теперь, уж ничем не скры­тым и незащищенным, осталось нам пересечь рукав реки между Полотняным островом и левым берегом. Мы связываем лодки одну с другой, носом к корме, и перебегаем по этому временному мосту.