Свинцовый хеппи-энд

Ахмед был нежен и внимателен к ней. Когда она поправилась, он увез ее на Кавказ.

Она откликалась на имя Елена, но почему-то не считала, что ее зовут так на самом деле. Ее окружали какие-то женщины, она поняла, что они были женами Ахмеда. Они жили в просторном красивом доме. И она жила в нем на каком-то особом положении, будучи не женой, не родственницей хозяина. У нее была отдельная большая комната, она хорошо питалась, практически ничего не делала по дому, гуляла с Ахмедом и его женами по городу, по горным долинам.

Порой ей вдруг становилось тяжело и тревожно на душе, ее начинали мучить какие-то воспоминания, ей казалось, что у нее две матери и два отца, она никак не могла вспомнить лицо своего любимого-человека, зная, что он существует на свете, что он очень любит ее, тревожится о ней, ищет ее. Но она не могла вспомнить ни лица, ни имени этого человека...

Ираклий. Так называли почетного гостя, приехавшего к Ахмеду. Он был очень красив, высок, строен, у него была седая, коротко подстриженная борода. Она решила, что он и есть ее любимый человек.

Ираклий увез ее в Абхазию, женился на ней. Она полюбила его. Его было трудно не полюбить, это был удивительный человек, всеми уважаемый, красивый, смелый, сильный. Он безумно любил ее. Они жили в высокогорном селении. У них родился мальчик, которого Ираклий решил назвать Оскаром. Это имя что-то ей напоминало, но что именно, она вспомнить тоже не могла. Когда мальчик умер, она считала, что такова судьба. А Ираклий сходил от горя с ума.

А потом что-то произошло, что именно, Ираклий ей не говорил, и они сели на вертолет и улетели. Потом летели на большом самолете. Прилетели в Стамбул, красивый город, стоящий на двух морях, находящийся в двух частях света. Они прожили там счастливые годы.

И вот... Странный и ужасный человек с какими-то неестественными волосами выстрелил, и лицо Ираклия залилось кровью. Ее муж, ее покровитель, сидел на заднем сиденье машины с остекленевшими глазами и залитым кровью лицом, сидел без движения. И, видя это лицо, понимая, что она снова осталась одна, без покровителя, без поддержки, наедине с этими страшными людьми, она испытала такой ужас, что память вернулась к ней, вернулась с этой кровью, вернулась мучительно и болезненно. Сначала урывками, а потом и последовательно она вспомнила все то, что было до тех выстрелов в ноябрьской тьме.

Она очнулась в машине, мчавшей ее в неизвестную даль. А на переднем сиденье сидел Павел Дорофеевич Кузьмичев. От него она в паническом ужасе убегала одиннадцатилетней девочкой в городке Землянске. И все же он поймал ее, много лет спустя он настиг ее. И какие рядом с ним страшные, уродливые и злые люди, такие же, как и он сам.

Но теперь она помнила имя того, кто спас ее тогда от этого человека - его звали Сергей. Сергей Скобелев. Она вспомнила все - время, проведенное в маленьком домике в подмосковном поселке Ракитино, свои скитания, вспомнила старика Оскара и поняла, в честь кого Ираклий назвал их бедного мальчика, вспомнила дом в глуши Владимирских лесов, вспомнила ад Бутырской тюрьмы. И побег, который ей устроил все тот же человек - Сергей Скобелев. Он дважды спасал ее, она была уверена, что спасет и в третий раз. И больше они уже никогда не разлучатся.

А потом ее грубо схватили крепкие злые руки, задрали ей рукав на правой руке и вкололи какое-то лекарство. Она стала засыпать.

Поначалу она спала как убитая, а потом к ней пришли какие-то видения. Перед ее Глазами постоянно стояло лицо Сергея. Как она отчетливо его видела, эти большие черные глаза, нос, который сначала был с горбинкой, а потом стал прямым, его аккуратно подстриженные черные усики, она слышала его голос. Она видела номер в гостинице "Европейская", видела саму себя, ходящую в красивом платье по этому номеру.

А затем снова тьма, холод, борьба на узкой улочке, выстрелы и жгучая нестерпимая боль в груди и в правой руке. И снова все погрузилось в беспросветную тьму.

Она открыла глаза. Перед ней были лица, ужасные злобные лица. И снова лицо Павла Дорофеевича Кузьмичева в затемненных очках. На его лице так хорошо знакомая ей гнусная улыбочка на тонких губах. А рядом с ним еще одно - с выдающейся вперед челюстью, маленькими свиными глазками, злобным тупым взглядом.

Этот человек схватил ее за руку, а Павел Дорофеевич снова ввел ей иглу в вену. Она не могла сопротивляться, она была слишком слаба. Снова все поплыло перед глазами, и она погрузилась во мрак.

Она снова проснулась. Сколько прошло времени с той поры, когда ей снова ввели лекарство, она не знала.

В маленькой комнате был полумрак. Небольшое окно загораживали тяжелые плюшевые портьеры. Но она поняла, что на дворе день. В щель между портьерами просвечивало солнце.

Она лежала на полу на мягких матрацах под атласным одеялом. Она дотронулась до своего тела и обнаружила на себе чужую ночную рубашку голубого цвета.

Голова еще была совсем мутная, но она внезапно вспомнила то, что произошло... Вспомнила и застонала. Чтобы не кричать громко, прикусила себе палец.

В ушах, словно в кошмарном сне, раздавался некий шелест. Калейдоскопом проносились события. И многолетней давности, и те, которые произошли только что.

История ее жизни в этот момент предстала перед ней, словно на ладони. Она как будто видела все Двадцать семь лет своей жизни - и детство, и себя, четырехлетнюю, брошенную всеми, бредущую по улице и плачущую, и Землянский детский дом, и годы, проведенные с Сергеем, и то время, когда она была замужем за Ираклием. Как странно - исчез Сергей, появился Ираклий. А теперь нет ни того, ни другого. Ираклий убит. А Сергей... Где он? Что с ним? Что произошло после того, как она была ранена в Царском Селе? Встретился ли он со своим дедом или нет? Ведь прошло уже около пяти лет. Как все это, однако, странно.

Она не ощущала страха, она не испытывала к своим похитителям и убийцам Ираклия ничего, кроме ненависти. А что будет дальше? Сможет ли она выдержать все это?

На этот вопрос она не могла ответить однозначно, мало ли что готовят для нее эти люди? Но если бы ее кто-нибудь спросил, в каком обличье она представляет себе дьявола, она бы ответила - в обличье Павла Дорофеевича Кузьмичева. Еще с детских лет он стал для нее символом мерзости и гнусности этого злого и жестокого мира. Она панически боялась его, когда была воспитанницей детского дома. Она боялась его, говорящего негромким вежливым голосом, гораздо больше, чем грубых, постоянно над чем-то хохочущих однокашников, больше, чем звероподобную Ангелину Антиповну, больше, чем кого бы то ни было.

Лицо Кузьмичева нельзя было назвать ужасным - скорее всего оно было никаким, незапоминающимся, серым, бесцветным. Невысокий рост, затемненные очки, жидкие, причесанные на пробор светлые волосы, тонкие губы. Было в нем, однако, нечто такое, что все-таки заставляло запомнить его.

Может быть, глаза, серые, бесцветные. Когда Кузьмичев пристально смотрел на кого-нибудь через свои затемненные очки, хотелось раствориться, провалиться сквозь землю, улететь куда-нибудь. Одно его молчаливое присутствие в помещении словно бы отравляло все вокруг, не хотелось жить, не хотелось дышать, не хотелось говорить.