Свинцовый закат

— Есть основания так считать.

— Но она была, по сути, жертвой случайной. Будь у Джека-Потрошителя время на Страйд, Эддоуз осталась бы жива.

— Я не фаталист, но, знаешь, ничего случайно в этой жизни не происходит. Стало быть, высшим силам была угодна её смерть.

— Вы о жертвоприношении?

Полковник нахмурился:

— Что за чушь, Вильерс?

Глаза Тома широко распахнулись, будто он только что услышал ужаснейшую ересь, посягающую на непогрешимость главы Общества:

— Но ведь это версия дяди Джеймса…

— И он знает, что я с ней не согласен, — холодно напомнил полковник. — Он и убийство Мэри Келли считает апофеозом заклания на алтарь темным силам. А я никак не могу этого принять.

— Значит, вы считаете, что не оккультисты убили Келли?

— Я не уверен, что они вообще кого-то убивали. Это всего лишь гипотеза сэра Джеймса, которую нам нужно проверить, и пока я не нахожу ни одного факта её подтверждающего.

Казалось, эти слова приободрили Томаса. Видимо, мысль, что он спит с кровожадной ведьмой Эмери, доселе всё же пугала его.

— Но если сэр Джеймс подозревает вмешательство оккультистов, может для них имело значение положение звезд и планет в дни жертвоприношений? Ведь для них астрология, наверняка, не пустой звук. К тому же, все ист-эндские убийства были совершены в конце недели. Наверняка это что-то да значит.

— Это значит лишь то, — заметил полковник Кристиан, — что в конце недели люди в Лондоне заканчивают работать. А когда у горожан с тягой к потрошительству появляется свободное время, они идут прогуляться по ночному Ист-Энду. В ночь на субботу или воскресенье им не надо спешить в удобную мягкую кровать, чтобы хорошенько выспаться перед началом тяжелых трудовых будней, достаточно отдаться хищническому инстинкту без оглядки на время, а отоспаться можно будет и в выходной день. Вот тебе и вся астрология. Поверь, даже оккультисты где-нибудь да работают с понедельника до пятницы.

— А белые, стало быть, — решил сострить Том, — поднимаются на поверхность тоже в выходные, чтобы поживиться кровушкой отдохнувших и набравшихся сил горожан?

— Если хочешь узнать наверняка, можешь завтра ближе к трём часам ночи прогуляться по Ист-Энду. Массу незабываемых впечатлений гарантирую.

— Нет уж, спасибо, — поспешил ответить на его предложение Томас, — предпочитаю проводить свободное время в более подходящей компании.

— Ты служащий Общества, — на всякий случай напомнил Вильерсу полковник. — Чем же тебе не подходят белые?

Томас не ответил, а только потупил взор. Полковнику стало понятно, что всё это время Вильерс смотрел на него, но видел не коллегу, а исключительно кровопийцу. Видимо, зря сэр Джеймс решил скрыть от молодых сотрудников истинную сущность полковника, и теперь Томасу не давала покоя его кровопийская природа.

— Знаешь, Вильерс… — начал было полковник, но тут же осекся, — можешь мне не верить, но я не очень-то знаком с жизнью подземников. Если бы не служба, я бы и близко к ним не подходил. Что творится у белых в головах, мне понять трудно, а говорить с ними на одном языке порой и вовсе невыносимо.

— А почему?

Вопрос от служащего Общества не мог не поразить полковника своей наивностью. И всё же он терпеливо пояснил:

— Вот ты считаешь белых себе подобными?

— Нет, — тут же последовал категорический ответ. — Пусть все мы и homo sapiens, но они даже внешне не похожи на живых людей.

— Правда? — ухмыльнулся полковник. — Стало быть, ты видел хоть одного белого, раз так рассуждаешь.

Том промолчал, да и полковник прекрасно знал, что бы ответил Вильерс. Вместо этого он спросил:

— Но и меня ты не считаешь человеком, так ведь?

— Я… — начал было Томас, по полковник поспешил прервать его.

— Не надо, Вильерс, я прекрасно знаю, что ты хочешь сказать, и что на самом деле ты думаешь иначе. А почему, Том? Что во мне есть такого, чего нет у тебя? Две руки, две ноги, голова на плечах — ничего лишнего. Но ты ешь мясо животных, а я пью кровь людей. Корова отдает тебе свою жизнь сразу, а я забираю её у человека по чуть-чуть, совсем немного, что останется и ему, и хватит мне. Что в этом ужасного?

Но Том не стал отвечать на это почти риторический вопрос, и продолжил внимать нежданному откровению.

— Я не просил для себя такой участи. Даже представить не мог, что однажды начну пить кровь, что к шестидесяти годам не постарею, что переживу всех своих детей, внуков и правнуков. Это печальная участь, видеть, как умирают все кого ты знал. Порой, стоя у очередной могилы, начинаешь завидовать тому счастливчику, что вырвался из лап этого суетного мира, ведь мне суждено остаться здесь навсегда. Но даже в самые тяжкие минуты я не переставал считать себя человеком, мне это и в голову не приходило. И моей единственной супруге тоже. Она думала, что меня сразила неизлечимая болезнь и с ней нужно только свыкнуться. Почему-то она приняло мою новую суть легче, чем я сам. А после, мне стало всё равно. Я не чувствовал собственной исключительности тогда, не чувствую и теперь. Но почему-то её видишь ты.

— Вы пьете кровь и живете уже пять столетий, — наконец прервал монолог полковника Том. — Я бы сказал, что это принципиальное отличие.

— И только-то? — апатично заключил полковник Кристиан и заметил, — В Обществе придумали называть подобных мне кровопийцами. Никогда не слышал, чтобы мы так о себе говорили.

— А как вы говорите?

— Угадай.

— Я не знаю, — сразу же сдался Томас. — Наверное, какое-то специфическое самоназвание на древнем языке.

Полковник покачал головой.

— А что же?

— Ничего.

— То есть?

— Нет никакого самоназвания. Никакого термина или заковыристого словечка я никогда не слышал. Ничего этого вечноживущим не нужно, потому что мы не особая раса или племя. Мы ходим под тем же солнцем, что и смертные, живем в наших с вами городах, поступаем на службу, снимаем жилье и делаем всё то, что и остальные. Стало быть, сходства у нас намного больше чем различий. Кровопийцы такие же люди, просто занимают особую социально-пищевую нишу.

— А белые? Скажете, что они такие же кровопийцы, только живут в другом месте и выглядят малость по-другому?

— Это не самое важное, как они выглядят. Они мыслят иначе, вот что главное. Я не такой как они, ты не такой как они. Они живут внизу, мы живем наверху. Они слепнут и кожа их обгорает на солнце, мы чахнем и ничего не видим в темноте. Они добровольно стали отшельниками, мы же продолжаем жить в миру. Когда-то белые знали нашу жизнь, мы же не понимаем их быт вовсе. Для нас они даже не иностранцы, они — обитатели другого мира, иной вселенной, которую нам не постичь и не представить. У них действительно есть самоназвание, есть и свои подземные анклавы, где заведены собственные порядки. И смертные для них не равные — не соседи по дому, не коллеги по службе, не начальники и не подчиненные. Вы — сосуд жизни вечной, и отношение к вам соответствующее. На самом деле, белые — это люди, но они отказались ими быть. А я нет.