Свобода или смерть

1966

Ленка

А я, представьте, не верю в эту ночь. Огни мерцают фарами, В купе бренчат гитарами, А Ленка курит в тамбуре И смотрит в ночь, в такую ночь — Что поскорей бы утро, Иначе поздно чем-нибудь помочь. Припев: Солнцу пожалуйся, Ветру пожалуйся, Шпалы за поездом Пересчитай. Только, пожалуйста, Только, пожалуйста, Ленка, прошу тебя, Не уезжай! Такой уж странный Ленка человек — Стоит и молча кается, И не реветь пытается, И проклинает аиста, Что в этот мир меня принес, Ужасно глупый аист, Ему бы залететь не в этот век. Припев. Ты видишь, вон горит моя звезда. Ты спишь — дождями светлыми, Полынью перед вербами, Морями или ветрами, — А там — в огнях Караганда, И пахнет чем-то горьким, Чем пахнут все чужие города. Припев. А чем нехороша Караганда? Колючими ответами, Сырыми сигаретами, Вокзальными буфетами, Как конвоиры — продавцы, Прилавки, как лафеты, А ты кусаешь губы — не беда. Припев. Вон парочка, московская точь-в-точь. Сейчас они расстанутся — И что тогда останется? Дожди и эта станция, И эта ночь, такая ночь — Что поскорей бы утро, Иначе поздно чем-нибудь помочь…

1966

Песня о последней беде, как бы её спела Жюльетт Греко

Когда в преддверьи чуда мирового Уже вздохнуть и кашлянуть грешно — Тогда бесплотный стебель микрофона Вдруг обретает плоть Жюльетт Греко. Спешите, члены клубов и правительств: Здесь за комедиантские гроши Распродают — девчонка и провидец — Рентгеновские карточки души. Число людских печалей убывает, — Поет Жюльетт, — но верно, что всегда У каждого счастливчика бывает Одна непроходящая беда. Как горожане, грезя сельским раем, Бегут в леса, в коттеджи и к воде, Так мы из наших счастий удираем К своей одной-единственной беде. Как к таинству большого очищенья, Скрываясь от знакомых и родных, Мы прибегаем к краешку ущелья, Где давеча звенел еще родник… И вдруг — следы недавнего кощунства: Здесь кто-то, разбитной и молодой, Уже посмел беды моей коснуться И объявил ее — своей бедой. Тот вор — он был слепым и беспощадным… А может быть, по-своему он прав? Но странно, что счастливчик стал несчастным, Последнее несчастье потеряв…

1966

Акробат

Жизнь у акробата трудновата, На трико заплата — вся зарплата, Каждый день на брата — стершийся пятак. И грохочут будни, будто бубны, На афишной будке — в метр буквы, Пощедрее будьте — выньте кошельки. Соленый пот — не для господ. Моя галерка в ладоши бьет. В волосах сединки, как дождинки, — Люди, посидите, подождите! Люди, подождите — что-то тут не так… Жил актер на свете — в смерть не верьте! Бросьте по монете, не жалейте! Старики и дети, выйдите за дверь. Соленый пот — не для господ. Моя галерка в ладоши бьет. Не грустите, братцы, — надо драться! За работу, братцы, надо браться. Выпьем на поминках доброго вина. …Сеньоры и сеньориты! Только одно представление! Заходите, сеньорита, прошу вас… И грохочут будни, будто бубны, На афишной будке — в метр буквы — Пощедрее будьте — выньте кошельки. Соленый пот — не для господ. Моя галерка в ладоши бьет.

1966

Свадьба

Окна в белый снег одеты, Словно в белые манжеты, И дома торжественны, прямы и величавы, Как родня невесты при венчаньи. Мерзли розы в целлофане, Мы друг друга целовали, И мурлыкал кот тепло и сонно Свадебные марши Мендельсона. Где-то полные бокалы Звонко сходятся в вокалы, А земля пьяным-пьяна, ах ей сейчас поспать бы, Словно гостье с чьей-то поздней свадьбы. Окна в белый снег одеты, Словно в белые манжеты, И дома торжественны, прямы и величавы, Как родня невесты при венчаньи.

1966

Будто синяя лошадь — ночь уносится прочь

Будто синяя лошадь — Ночь уносится прочь. Я иду через площадь — Как идут через ночь. В несчастливые миги Ухожу от тоски. Как неслышные крики — Жмут вдогонку такси. Мне бывало и хуже. Зарубил на носу, Что стучать в ваши души — Что аукать в лесу. Я смешон и галантен — Но ни звука в ответ. Я в какой из Галактик, На какой из планет? Кабачок на Дзержинке — Чистота и уют. То ли спорят о жизни, То ли попросту пьют… Незнакомые лица И чужие слова… «С добрым утром, моя столица, Золотая моя Москва!»

1966–1967

Если ты мне враг — кто тогда мне друг?

Если ты мне враг — Кто тогда мне друг? Вертится Земля, Как гончарный круг. Мучась и бесясь, Составляет Бог Карточный пасьянс Из людских дорог. Смотрит он, чудак, В миллионы схем — Что, когда и как, Где, кому и с кем. Перепутал год, Перепутал век, — И тебе не тот Выпал человек!.. Я не виноват. Он не виноват. И на всех троих — Узенький Арбат.

1967

Варшавский вальс

Простите, пани, и позвольте обратиться. Я в меру честен, в меру прост и в меру пьян. Мы беспокойны, словно пальцы органиста, И вся душа от нас рыдает, как орган. Простите, пани. Я не врач и не фотограф, Я не искал вас — это вы меня нашли. А я другой, я просто ваш, я тот, который Подарен вам как знак внимания Земли. Как ни смешно, Земля имеет форму шара. Я заговариваюсь, я немножко пьян. Простите, пани, если вы — сама Варшава, То я — один из ваших верных горожан. Прощайте, пани. Я не врач и не фотограф, Я не искал вас — это вы меня нашли. А я другой, я просто ваш, я тот, который Подарен вам как знак внимания Земли.

1966–1967

Свадебный этюд

Полный снежным скрипом, конским храпом И крахмальной свежестью рубах, По утрам похрустывает Краков, Как морозный пряник на зубах. Пять саней подкатывают к месту, Где пылает солнечный костел, Пять парней несут в него невесту, Будто ветку хвороста в костер. А жених уже ступает следом, А жених уже очами ест Пахнущие ладаном и снегом Губы самой лучшей из невест. А невеста вздрагивает чутко: И чего скрывать перед людьми! — Как же свадьбу, этакое чудо, Бог позволил сделать без любви?.. А в дому она опять все та же, Смотрит, улыбается незло: Кто сказал, что панночке Наташе С женихом не очень повезло? Полно, все ли сыты в этом доме, Может, что забыто второпях?.. …Бестолково, как сверчок в ладони, Мечется улыбка на губах…

1967

Чудеса всегда доверены минутам

Чудеса всегда доверены минутам, Чудо трудно растянуть на полчаса. Но минуты мы неряшливо минуем — И поэтому не верим в чудеса. Вот пузатая нарядная солонка. Попытайтесь убедить себя на миг, Что солонка — это тетушка Солоха, А узоры — это вышитый рушник. Не сумеют — ну и ладно, но при этом Осмеют тебя на весь на белый свет! Но природа не прощает непоэтам — Мстя за каждый неразгаданный секрет. И когда, предметы трогая неловко, Мы разгадку задеваем впопыхах, — Нам разгадка мстит, как та боеголовка, И предметы разрываются в руках!..

1967

Песенка о собственных похоронах

Ангел стоял Возле кровати — Как санитар В белом халате. — Цыц! — убеждал, — Что ты кричишь-то?.. Ты же у нас Храбрый мальчишка. Взял и унес В звездные дали — Только меня Здесь и видали. Это конец, Это финита. Был Леонид — Нет Леонида… Я уплывал В душной сирени, У трубачей Губы серели. Им недосуг — Им бы удрать бы: Кто-то их взял Прямо со свадьбы. Больно нужна Им панихида, — Был Леонид, Нет Леонида… Горный аул Слушал «Аиду», Наш мюзик-холл Плыл во Флориду. В тысячный раз Шел образцово Детский спектакль У Образцова. Ни у кого — Грустного вида, — Был Леонид, Нет Леонида… Все как всегда, Все по привычке — Люди, мосты И электрички. Что за напасть? Что за немилость? В мире ничто Не изменилось. Значит — судьба, Значит — планида. Был Леонид — Нет Леонида.

1967

Я заметил, что за мной шпионят вещи

Я заметил, что за мной шпионят вещи, Смотрят так многозначительно и веще, Будто молча обещают Страшный суд, Будто что-то и куда-то донесут. По квартире пробираюсь воровато: Значит, в чем-то я виновен, вероятно? Вон часы. На прежнем месте. На стене. Почему ж от них мурашки по спине? Я неведением просто измочален. Перестаньте шантажировать молчаньем! Но молчит и улыбается в ответ Холодильник, ироничный, как Вольтер…