Сводные. Любовь вопреки

— Руки убрал!

— Сам руки убрал!

— Ой да пошли вы оба, — всхлипнула я и, оттолкнув их руки, сама неловко выпуталась их куртки. Футболка не успела намокнуть, а вот джинсы на заднице, как и кроссовки — были мокрыми насквозь.

Черт. Мама меня убьет.

— Тебе переодеться надо, — это Влад.

— Поехали домой, — а это уже Ник.

— Да никуда я не поеду! — психанула я, но меня тут же подхватили с двух сторон и потащили к машине, не обращая на мои вопли и ругань никакого внимания.

Ник — грязный, взъерошенный, с кровавой ссадиной через все лицо — усадил меня на переднее сиденье и пристегнул ремнем.

— Я тоже поеду, — беспрекословно заявил Влад, закидывая в машину мой рюкзак. На его скуле наливался синяк, он тоже был весь потрепанный и грязный, но, кажется, был настроен решительно.

— Не надо, — тихо сказала я. — Пожалуйста.

— Алиса? — его взгляд из-под нахмуренных бровей требовал пояснений, но у меня не было того ответа, который бы Влад хотел.

— У мамы вопросы будут, если и ты поедешь, — пробормотала я, краснея, и сама понимая, как глупо и неловко звучат мои отговорки. — Она же не знает… А так Ник меня привезет… Скажем, что упала…

Влад стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на меня. Лицо его снова стало бесстрастным и ничего не выражающим.

— Подумай, Алис, — бросил он, и мы оба понимали, что речь вовсе не о том, чтобы ехать сейчас с нами. — Я послезавтра уеду на игру, а когда вернусь, мы еще раз поговорим.

— Только попробуй, — рыкнул Ник, до этого слушавший наш разговор молча.

Влад зло ухмыльнулся, сделал неприличный жест в его сторону, а потом развернулся и пошел куда-то дальше. В сторону леса.

Ник сел в машину, сжал руль обеими руками, но вместо того чтобы ехать, вдруг прорычал:

— Ну как? Понравилось с ним?

— Иди нахер! — вспыхнула я. — Я тебя ненавижу, понял?

— Сильно?

— Сильно!

— Сильнее всего на свете?

— Да!

— Подойдет, — прошептал Ник, прежде чем притянуть меня к себе и зло, яростно поцеловать.

Его губы были такими горячими и напористыми, а их вкус был таким родным и желанным, что я бессильно застонала, приоткрывая рот и впуская в себя язык Ника. Сдалась сразу, с первого касания. Как доступная девка.

Так нельзя! Он подумает…

Да пофиг, что подумает.

Я больше не могу. Мне слишком надо его. Его — и больше никого другого.

Мои руки потянулись к плечам Ника, огладили знакомую твердость, проследили линию шею, а потом коснулись челюсти, с восторгом вспоминая это ощущение колкой, едва пробивающейся щетины под пальцами. Как же я соскучилась. Постыдно, невыносимо, безумно соскучилась!

Щелкнул ремень, потом рычажок кресла, и я оказалась лежащей на разложенном сиденье, а надо мной нависал Ник. И так смотрел… Я никогда не видела у него такого взгляда.

Ярость и желание. В максимальной степени. И неясно, чего больше.

— Останови меня, — выдохнул Ник, расстегивая мои мокрые джинсы и стаскивая их с меня вместе с бельем. Обнаженной кожи коснулся прохладный воздух, бедра покрылись мурашками, но тут же на них опустились теплые широкие ладони Ника, и это было так приятно, что я сладко, беспомощно застонала.

— Алиса! Останови меня! — снова с отчаянием проговорил Ник, целуя мой голый поджавшийся живот, но я притянула его к себе еще ближе, запуская ладони под тонкий свитер, где было много прекрасной горячей спины, которую мне срочно нужно было погладить. Я хотела трогать его. Везде. И чтобы он меня трогал.

Это желание было сравнимо с безумным голодом, с невыносимой жаждой — такое же острое, сильное и первобытное.

Ник содрал с себя свитер, с меня — футболку, и лег сверху, придавив меня собой. Горячий, тяжелый, возбужденный… Такой нужный. Такой… мой.

— Скажи «нет»! — яростно потребовал он, снова впиваясь в мои губы, но я помотала головой. Не дождется.

— Иди. Нахер, — выдохнула я и начала расстегивать пуговицу на его брюках. Мне он сейчас был нужен так сильно, что я не могла отказаться. И пусть будет, что будет.

— Все, — вдруг прорычал Ник и ловко перехватил мои руки, которые почти успели забраться к нему в штаны. — Я давал тебе шанс уйти. Ты могла. А теперь…

И не договорив, он тут же запечатал мне рот горячим жёстким поцелуем. Его губы, твердые, требовательные, голодные, терзали мой рот с такой жадностью, что у меня темнело в глазах. Я лихорадочно гладила спину, плечи, шею, затылок — пальцы зудели от необходимости к нему прикасаться, а голову кружило от того, что все это не сон. Ник на самом деле был рядом. И целовал меня так, как будто через секунду ожидался конец света.

— Блядь, какая же ты, — хрипло шептал Ник, вклиниваясь коленом между моих бедер и бесстыдно раздвигая их. — Хочу тебя! Хочу!

— Тогда почему ты все еще одет? — простонала я, изо всех сил прижимаясь к нему и безумно раздражаясь от того, что он недостаточно голый. С его шикарной обнаженной грудью, которая так волшебно терлась об мои затвердевшие соски, все было просто замечательно. А вот чертовы брюки все еще были на нем, и это бесило неимоверно.

Я снова попыталась расстегнуть ему ширинку, чтобы выпустить из плена прекрасный напряженный член, но Ник опять перехватил мою руку и чувствительно прикусил за шею.

— Дай! — проскулила я. — Я хочу его…

— Как ты хочешь? — развратно ухмыльнулся он. — Вот так?

Ник обвел пальцами контур моих губ и до невозможности пошло и сладко толкнулся в мой рот двумя пальцами. Я со стоном приняла их и стала посасывать, оглаживая языком, будто это был член. Ник вздрогнул всем телом и коротко простонал.

— Да, да, — бормотал он, продолжая покусывать и целовать мою шею. — Я бы дал тебе отсосать, малыш, но слишком сильно хочу тебя трахнуть. Давай, оближи еще разок. Вот так, умница…. Блядь, как же я люблю твой рот, твои сладкие губы, твой наглый, вечно нарывающийся язычок…

С неприличным хлюпаньем Ник вытащил из моего рта мокрые пальцы и медленно, дразнясь, обвел ими по очереди мои соски, заставляя меня стонать и выгибаться.

— Твою грудь тоже люблю, — прошептал он. — И помню, как тебе нравится.

Он перекатил между пальцами один из сосков, заставляя его напрячься, погладил вершинку, а потом сжал чувствительный комочек плоти так правильно и выверенно, что я ахнула и призывно застонала. Ник знал, что делал, умело балансируя на тонкой грани между болью и острым, колючим удовольствием. За ту волшебную неделю, когда мы трахнулись во всех мыслимых и немыслимых позах и пробовали все, что только приходило к нам в голову, он изучил мое тело так же тщательно, как и свою дурацкую экономику. И сейчас пользовался своими знаниями, доводя меня до безумия.