Сводные. Запрети мне любить тебя

– Я не могу себе этого позволить, - тихо ответила ему.

– Почему? – натурально возмутился Ян. – Вы со своей матерью больше не будете ни в чём нуждаться. Отец обеспечит вас всем, чем только пожелаете. Тебе больше не нужно учиться на ту специальность, которую ты выбрала только ради того, чтобы прилично зарабатывать. – фыркнул он, смотря на меня исподлобья.

– А как же ты? Я не могу надеяться на твоего отца. Неизвестно, что будет завтра.

Я задавила в себе то пугающее чувство всемогущества, которым пытался меня заразить Ян. Это точно плохо кончится. Это уже ничем хорошим не пахнет – связь с ним. И последствия на лицо…

– Причем тут я?
– непонимающе переспросил меня брюнет.

– Ты – самый первый противник отношений наших родителей. И если твои усилия увенчаются успехом, то мы с мамой вернемся к той жизни, которой жили, пока она не встретила Николая Владимировича. Так что я лучше буду надеяться только на себя и свои силы.

Ян, выслушав меня, замолчал. Смотрел на меня пронизывающе. Задумчиво. Словно пытался выудить из меня правду – вру я или нет.

– Можешь расслабиться, ведьмочка, - опершись ладонями о подлокотники, он резко поднялся, - я больше не собираюсь вставлять вам палки в колеса. Похоже, что мой старик и вправду влюблен в твою маму. И это… взаимно. – нехотя признался он, немного скривившись.

А я потеряла дар речи, неприлично раскрыв рот от удивления.

И пока я таращилась на брюнета, который выбил у меня почву из-под ног своими словами, он успел приблизиться ко мне на расстояние одного шага. Забрав у меня книгу по вышмату, он пролистал её своими тонкими, как у музыканта, пальцами, и, открыв на нужной главе, положил её на рабочий стол.

– Садись, - кивнул он, включая настенную лампу, потому что за окном давно стемнело. – Давай начнём уже, а то не успеем закончить до того, как часы пробьют окончание детского времени. – хмыкнул он, кивая подбородком на свободный стул, находившийся возле стола.

Я, словно сомнамбула, прошла вперед и послушно уселась за рабочее место. Ян оперся одной рукой о спинку стула, а второй начал указывать на формулы, объясняя мне значение каждой производной и что нужно делать, чтобы вычислить их.

Но, как я ни старалась, не могла уловить смысл. Информация влетала в одно ухо, а из другого - вылетала. Всё, о чём я думала, - это о том, что сегодня до ужаса странный день. Что Ян не мог так просто сдаться, оставив цель вытурить нас с матерью из своего дома. Не мог так просто уступить мне и промолчать, не сказав маме о том, что случилось вчера.

Ещё и жар, исходивший от его тела, волновал меня не на шутку. Каждое его движение сопровождалось прикосновением к моей спине. И, не знаю, замечал ли Соколов это, или же специально касался меня, будто невзначай, но я ощущала себя странно. Мне даже дышать было тяжело. Не то, что сосредоточиться на злосчастной математике.

Да что вообще происходит?!

– Эй, ведьма, - строго пробасили над ухом, - ты меня вообще слушаешь?

Я отрицательно покачала головой, признаваясь, что ни черта не слушала.

Ян театрально громко простонал, вскинув голову к потолку, и накрыл лицо рукой. С силой потерев его, он внезапно резко развернул стул, на котором я сидела, к себе.

Мы оказались лицом к лицу. Брюнет выразительно посмотрел на меня с заявкой на претензию.

– Ты издеваешься? Я для кого тут распинаюсь?

Я ответила не сразу. Его аромат щекотал ноздри. Проникал в легкие. Туманил и без того рассеянный разум. Сердце колотилось, словно сумасшедшее.

Не понимая, что делаю, словно во сне, я протянула руку к лицу Яна и положила ладонь на его щеку. Его зрачки расширились, чуть ли не полностью заполняя и без того темную радужку. Парень тяжело задышал, выдавая, что мои прикосновения волнуют его не меньше.

– Почему?

Всего одно слово. Простой вопрос. Но такой значимый для меня. От его ответа зависело многое. Если не сказать, что всё.

Каким-то чудом парень понял, про что я спрашиваю. Его ответ был едва различимым шёпотом.

Шёпотом, который я никогда не забуду.

– Потому что ты мне нравишься, Ева. И мне плевать, что это: чары или твои игры, или это я сам схожу с ума, - но с сегодняшнего дня ты принадлежишь мне, ведьмочка. Ты моя.

Я застыла, ошарашено глядя на Яна снизу вверх. Мои глаза со стороны, вероятно, выглядели размером с небольшие блюдца. Я забыла, как дышать. Пространство вокруг сузилось до одного Соколова, который сейчас смотрел на меня, как на кого-то важного. Близкого.

Я боялась обмануться. Боялась довериться ему. Поверить в эти красивые слова, что патокой лились из его уст. Боялась утонуть в бездонном черном омуте глаз, что так невыносимо смотрели на меня. Испытующе, будто проверяя на прочность мою выдержку.

Присев на корточки у моих ног, Ян внезапно переместил свои руки на мои бедра. Его дыхание было рванным и глубоким, но он не отводил взгляда от моего лица. Пальцы брюнета, коснувшиеся обнаженной кожи, пронзили током. А когда они начали медленное движение вверх, к краю юбки, я заново научилась дышать, делая резкий, шумный вдох, сквозь стиснутые зубы.

– Ян, что ты…

Сердце тарахтело где-то в горле. Я задыхалась. Воздуха не хватало, дыхание перехватывало, лишая кислорода, который, наверняка, отрезвил бы меня. Вид парня, сидящего у моих ног и смотрящего на меня теперь снизу вверх, был до ужаса порочен. Черные глаза источали обжигающий жар, который чувствовался даже на расстоянии. Был осязаемым, как если бы он касался меня им.

Тем временем, его тонкие пальцы двигались всё выше, преодолев преграду в виде края юбки. Нырнули под неё.

– Ян, остановись, - слабый, беспомощный, судорожный шепот. – Родители дома. Что, если они зайдут сюда?

Лишь произнеся эти слова вслух, я поняла, - это единственное, что меня беспокоило.

Я залилась краской, одновременно с тем замечая, что брюнет тоже это понял, но не стал никак комментировать. И только порочная ухмылка, появившаяся на его губах в купе со странным, лихорадочным блеском глаз, дали мне понять, что ему нравится происходящее. Как и моя податливость. Невозможность бороться с ним.

– Ты права, - хриплый голос пробрал до мурашек. Я была одним сплошным высоковольтным зарядом. – Но я не привык останавливаться на полпути.

Пальцы Яна ощутимо сжали мои бедра и коснулись внутренней части бедра, оказавшейся сверхчувствительной. У меня во рту пересохло от волнения и волны сильного, яркого возбуждения, прокатившегося по всему телу.

Меня раньше никто не трогал в таких местах. Это оказалось приятно до невыносимости. Настолько, что моё дыхание сильно участилось, глаза закрывались сами собой, а изо рта рвались стоны, которые я едва сдерживала, кусая губы.