Своя правда

Жизнь без Али немножко потеряла смысл. Одно только выживание не может стать смыслом жизни. Вокруг Ирины были такие же пораженцы, как она. Это уравнивало и успокаивало. Ирина никому не завидовала, кроме семьи профессора-повара. Он уехал из Баку вместе с женой, и они ходили рядышком, как Гога с Магогой, руки калачиком.

Ирина тоже хотела бы вот так же, руки калачиком, а не путаться под ногами у своих детей.

Отсутствие счастья вредно для здоровья. Мозг вырабатывает гормон неудовольствия, и человек расстраивается, как отсыревший рояль. И фальшивит. Должна быть пара. Комплект. Ирина скрывала свою неукомплектованность, но затравленность стояла в глубине глаз.

Где ты, Кямал? Хотя понятно где. Со своей женой Ирадой. Нужен другой. Хоть кто-нибудь...

Сорокалетняя бухгалтерша Галина с нижнего этажа нашла себе жениха. Но никому не показывала. Наверное, стеснялась. Завидущая Верка предположила, что Галина женится по расчету. Но ведь настоящая любовь - тоже расчет. Человек берет сильное чувство и дает сильное чувство. Равноценный обмен.

Однажды Галина явилась с таинственным видом. У жениха есть родственник. Не старый, пятьдесят пять лет. Желает познакомиться для создания семьи. Есть площадь в Москве и загородный дом с дровяным отоплением и без удобств. По объявлениям он знакомиться боится, мало ли, на кого нарвешься. Лучше по рекомендации. Галина рекомендовала Ирину.

– Так я же старая, - напомнила Ирина.

– А он что, молодой?

– Эти пергюнты в шестьдесят ищут тридцатилетних, - заметила Верка.

– Ему нельзя тридцатилетнюю. У него сердце, - объяснила Галина.

– Так он помрет...
– заподозрила Ирина.

– Помрет, квартира тебе достанется...

Галина оставила телефон и ушла. Ирина выждала два дня для приличия и позвонила.

Голос был непродвинутый, офицерский. Ну и что? Кямал тоже был военный. А кого ей предоставят? Нобелевского лауреата?

Ирина стала договариваться о встрече.

– Меня зовут Владимир Константинович, - представился претендент.
– Я буду ждать вас возле метро "Сокол".

– Лучше на "Белорусской", - предложила Ирина.

– Почему?

– Мне ближе.

Ирина не знала Москвы и боялась запутаться.

– А как я вас узнаю?
– спросила она.

– У меня будет в руках газета. Моя фамилия Миколайчук.

– Зачем мне ваша фамилия? Я же не милиционер...

Установили день, время и место.

Ирина отправилась на место встречи, как когда-то к Кямалу. Но без шарфика в горох, а в беретке на голове, поскольку волосы наполовину седые и непрокрашенные.

Ирина вышла с вокзала, дошагала до метро и тут же увидела Владимира Константиновича. Он стоял в сером плаще, высокий и прямоугольный, как пенал. Серые волосы зализаны назад, серое лицо с высоким носом. Как у покойника. В руках газета, как и договаривались.

Ирина не остановилась. Прошла мимо, не сбавляя ходу. Таким же целеустремленным шагом дошагала до платформы и вошла в электричку. Поезд тронулся в ту же секунду. Ирина обрадовалась, как будто убегала от преследования.

Всю дорогу смотрела в окно. Ее история повторилась с точностью до наоборот. Знакомство по телефону, газета в руке, надежда на перемену участи. Но тогда это было легко, бегом, взявшись за руки. А сейчас Владимир Константинович стоял, как гроб, поставленный вертикально. И лицо - гробовое. Где ты, Омар Шериф? Где ты, моя молодость, мой город?

Ирина тихо плакала, снимая слезы мизинцем. А когда вошла в свою комнату упала, не раздеваясь, на кровать и зарыдала во всю силу, как тогда в подворотне. И чувство было то же самое: полная обреченность и невозможность изменить что-либо. Так, наверное, чувствует себя шахтер под завалом.

Ирина выла, будто прощалась с жизнью. А девочка стояла и испуганно смотрела черными корейскими глазами.

Верка нашла работу в фирме: распространять пищевые добавки. За каждую проданную партию она получала процент. Ее заработок зависел от ее настойчивости. Верка впивалась в людей, как энцефалитный клещ. Было легче купить, чем спорить.

Ирина проявила железную твердость. Она не верила ни в какие добавки и подозревала, что очередной Мавроди делает бизнес на здоровье людей. Верка клялась, стучала кулаком в грудь, как цыганка. Но Ирина устояла. У нее была цель: накопить денег и вывезти Алечку на лето. Алечка будет три месяца жить на природе, не хуже "новых русских". Хуже, конечно. Но в конце концов, небо у всех одно и воздух тоже один для всех.

В отстойнике начались волнения. Руководство санатория требовало освободить дом для законных владельцев.

У каждой стороны была своя правда. Беженцы заявляли, что они жертвы государства. И они - люди, а не стая бездомных собак.

Правда очередников состояла в том, что они пахали на санаторий десять лет почти бесплатно. За жилье. Они ждали эти квартиры как манну небесную и даже больше. Манной можно только утолить голод, а в доме - жить до конца дней. И законные очередники не намерены расплачиваться за ошибки государства. Пусть беженцы отправляются в нечерноземье, на пустующие земли, которые никому не принадлежат. Пусть строят себе дома, создают фермерские хозяйства, а не занимают чужую площадь.

У профессора был знакомый в Государственной Думе. Он сказал: не отдавайте жилье, закон на вашей стороне.

И началось противостояние, как в Палестине, в секторе Газа.

Беженцы забаррикадировались в своих квартирах, а очередники собирались внизу в бурлящие толпы, выкрикивали угрозы и даже кидали камни.

В квартиру к Ирине поднялись законные владельцы - молодая пара, муж и жена. Спокойно объяснили, что, если Ирина не выкатится в течение трех дней, они наедут на ее семью.

Ирина не знала, что такое "наедут", и поняла буквально: задавят машиной. Хорошо, если Людку... А если Алечку...

Ирина побежала по поселку. Сняла возле станции комнату с верандой, без удобств, как у Владимира Константиновича. Зато недорого. Она сложила узлы и в течение дня переволокла один за другим в новое жилище.

– Ты молодец против овец, - откомментировала Верка.
– А против молодца сама овца.

– А ты кто?
– спросила Ирина.

– Я никого не боюсь, - заявила Верка.
– Я через все прошла...

Верка осталась. У нее действительно был большой опыт борьбы и противостояния. Она была бесстрашная и бессовестная - два качества, необходимые для выживания.

Профессора с женой оставили при санатории. Он был повар по призванию. В этой профессии любители превосходят профессионалов.

Оставили бухгалтера Галину. Она умела правильно составлять все документы, с ней не страшна никакая налоговая инспекция.

Хорошие специалисты оказались востребованы. Бесстрашные и рисковые остались сами. Остальные уехали в Кимры, создавать фермерское хозяйство. Где эти Кимры - никто толком не знал, но само слово "Кимры" не внушало доверия. Что-то среднее между кикиморой и мымрой.