Своя правда

Должно быть, начитался Ницше.

Анна вернулась в Москву.

Ирина, как всегда, ждала ее на дороге.

Анна вышла из такси. Вытащила чемодан, коробки с подарками. Азербайджанцы надарили национальные сувениры.

– Ну как?
– спросила Ирина вместо "здравствуй".

Этот вопрос вмещал в себя многое: видела ли Кямала? Передала ли конфеты? Как он тебе показался? Что он сказал?

– Симпатичный, - одним словом ответила Анна. Это значило - видела, передала, посмотрела и скромно оценила: "симпатичный".

– И ребенок замечательный, - добавила Анна.

– Какой ребенок?
– не поняла Ирина.

Этот вопрос она уже задавала однажды Джамалу. И у нее было то же выражение лица.

– Сын Кямала. У него врожденный порок сердца. Они приедут в Москву на операцию.

– С женой?
– сумрачно спросила Ирина.

– Не знаю. Наверное...

Вошли в дом. На столе стояли пироги: с мясом, с капустой и с черникой. На плите изнемогал сложный суп с самодельной лапшой.

Когда хочешь есть и тебе дают - это счастье.

Уселись за стол.

– А кто их позвал?
– спросила Ирина.

– Что значит "позвал"? Их же не в гости позвали. По медицинским показаниям.

– А ты при чем?

– Я - врач. Кямал попросил, я помогла. А что? Не надо было?

Ирина поджала губы. Анна - это ЕЕ человек. Ее территория. И Кямал позволил себе тащить ТУ, предательскую, жизнь на территорию Ирины.

Анна отправила в рот ложку супа. Закрыла глаза от наслаждения. В этом изысканном ужине пряталась вся любовь и забота Ирины. И легкое тщеславие: "Вот как я могу".

– Это не суп, - подтвердила Анна.
– Это песня.

– А что он сказал?
– спросила Ирина.

– Кто?

Ничего себе вопрос.

– Кямал, - напомнила Ирина.

– Ничего. Спросил: сколько стоит операция в Америке.

– А мне что-нибудь передал?

– Передал: спасибо...
– "За вас" Анна опустила. Это могло быть обидно. Хотя и просто "спасибо" - тоже обидно после всего, что было.

Ирина опустила глаза.

– Если вы любили друг друга, то почему не поженились?
– простодушно спросила Анна.

– У него другая вера, - кратко ответила Ирина.

Не скажет же она, что он ее бросил. Стряхнул, как рукавицу.

– Ну и что? У нас почти все врачи другой веры. И у всех русские жены.

– Евреи, что ли?..
– уточнила Ирина.
– Так евреи вечные беженцы. Они выживают.

– Интересная мысль...
– Анна улыбнулась.

Ее друзья и коллеги меньше всего похожи на беженцев. Скорее на хозяев жизни. А татарин Акчурин - вообще Первый кардиолог.

– А какой у него сын?
– осторожно спросила Ирина.

– Потрясающий. Я бы его украла.

"Мог бы быть моим, - подумала Ирина.
– Только здоровым. От смешения разных кровей дети получаются лучше. Как котлеты из разных сортов мяса".

– Мальчик похож на Кямала?
– спросила Ирина.

– Гораздо умнее...

Так. Значит, Кямал показался ей недалеким.

Анна почувствовала себя виноватой, хотя не знала, в чем ее вина.

Они сидели на кухне, пили чай с черникой, и над их головами метались многие чувства.

Хлопнула входная дверь. В доме раздались легкие шаги.

– Кто это?
– испугалась Анна.

– Алечка, - хмуро ответила Ирина.

– Кто?
– не поняла Анна.

– Моя внучка, кто же еще...

Ирина по привычке устанавливала свои порядки на чужой территории. А почему ей в ее возрасте надо менять свои привычки? И что особенного, если ребенок подышит воздухом и поест хорошую еду. Здесь всего навалом. Половина выкидывается собаке. И взрослым полезно: не замыкаться друг на друге, а отдавать тепло - третьему, маленькому и растущему. Поливать цветок.

Анна замерла с куском пирога. Стало ясно: она - за порог, Аля - тут же появилась в доме. Ирина - самостоятельна и независима. А независимость часто граничит со жлобством. Грань тонка.

Алечка тем временем привычно метнулась к холодильнику, взяла йогурт. Села в кресло с ногами. Включила телевизор.

Передавали какую-то тупую игру. Тупой текст наполнял комнату. Алечка смеялась.

– Выключи телевизор, - потребовала Анна.

– А вы пойдите на второй этаж. Там не слышно, - посоветовала Аля.

– Иди сама на второй этаж, - крикнула Ирина.
– Там тоже есть телевизор.

– Там маленький...
– заупрямилась Аля. Но все-таки встала и ушла.

Анна сидела парализованная открытием. Ее (Анну) не любят. Ее просто качают, как нефтяную скважину. Качают все: и Ферапонт, и Карнаухов, и целая армия больных. Думала, Ирина - простая русская душа - жалеет и заботится. Но... Мечтанья с глаз долой, и спала пелена. Как у Чацкого.

Анна отодвинула тарелку и поднялась на второй этаж, в свою спальню.

Телевизор грохотал на втором этаже.

– Иди вниз, - приказала она Але.

– Ну вот...
– пробурчала девочка.
– То вниз, то вверх...

Однако телевизор выключила.

Алечкой можно было управлять, хоть и через сопротивление.

Ирина осталась сидеть внизу с невозмутимым видом. Когда она нервничала, то надевала на лицо невозмутимость. Защитный рефлекс. Ирина рисковала и понимала это. Если Анна взорвется и попросит их обеих убраться восвояси, ей просто некуда будет пойти. Алечку она отвезет к матери, а сама - хоть на вокзал. Сиди и встречай поезда.

Алечка спокойно спустилась. Кажется, пронесло. А может, и не пронесло. Завтра выгонят. Но завтра будет завтра. А сейчас надо покормить ребенка.

Ирина усадила внучку за стол и стала подкладывать лучшие кусочки. Алечка вдохновенно ела, а Ирина сидела напротив и благословляла каждый ее глоток.

Ночью Анна долго не могла заснуть.

Вспомнился рассказ деда, как во время войны он привел в дом беспризорника. Они с бабушкой его накормили, отмыли и одели. А он на другой день вернулся с друганами и обокрал дом. Доброту он воспринял как слабость.