Святой грааль
Шрифт:
– Любовь есть истина.
– Не так сказано в Писании, – возразила она.
– Спаситель сказал: «Я есть любовь», – уточнил её друид. – Но он не сказал, что любить надо только Его. Он имел в виду, что любовь и есть спасение. Однако ты не любишь, коли позволяешь себе гибнуть из-за потерянного мужчины. Любовь – это радость, это свет, это жизнь.
– Не понимаю…
Она не понимала и продолжала терзать себя.
И день изо дня она стояла перед окном и смотрела в ту сторону, где находилась могила Маэля. За несколько недель Гвиневера довела себя почти до безумия, и никто не мог справиться с её повредившейся психикой. Она стояла и смотрела в окно,
Однажды она впала в горячку и в бреду бормотала невнятно:
– Он зовёт меня на скалу… Я пойду… Я готова броситься оттуда…
Едва она произнесла те слова, как в комнату вошёл Мерддин. Кикфа, старушка-прислужница, не отходившая от Гвиневеры ни на шаг, рассказывала позже, что друид появился бесшумно, словно соткавшись из воздуха. Она точно знала, что Мерддин отправился рано утром в крепость у Вороньих Ключей, сама видела, как он выезжал в сопровождении пятнадцати человек. И вот могущественный друид стоял возле ложа Гвиневеры. Кикфа остолбенела, таращась на старика. Она много была наслышана о его чудесных способностях, но самой воочию не доводилось видеть. Теперь же Мерддин возник из ниоткуда прямо в двух шагах от неё.
– Кикфа, сходи и немедленно позови сюда отца Герайнта, – властно проговорил друид. – Пусть захватит Священное Писание и молится здесь, возле ложа нашей госпожи.
Служанка попятилась, не отрывая взора от Мерддина, и никак не могла отворить дверь. Она толкала её и толкала, но дверь не поддавалась. Друид медленно повернулся к женщине и нахмурился. Кикфе показалось, что в его глазах вспыхнул огонь, жар которого она ощутила даже на расстоянии. В ту же секунду дверь распахнулась, будто кто-то сильно надавил на неё.
– Ступай, – сказал Мерддин.
Кикфа шмыгнула в коридор и громко затопала по лестнице.
– Гвиневера, – Мерддин положил руку на бледный лоб девушки, – забудь обо всём, что было на той горе, где вы прятались с Маэлем.
Старик приблизил своё лицо к лицу Гвиневеры, его взлохмаченная седая борода коснулась её губ. Жена Артура что-то произнесла одними губами, но слышно было лишь жалобное постанывание. Длинные узловатые пальцы друида нарисовали что-то невидимое на лбу девушки.
– Я попираю установленные правила, вторгаясь таким образом в твою жизнь, – гулко произнёс Мерддин, – но я обязан помочь Артуру. Твоя страсть губит всё, что я сделал, Гвиневера. Забудь же о Маэле, забудь о своём бессмысленном беспокойстве. Вернись к Артуру. Великий государь ждёт тебя, он нуждается в твоей любви…
Мерддин выпрямился и, постояв несколько минут неподвижно, вдруг взвихрил воздух длинными своими руками. Всё пространство комнаты пришло в движение. Пламя масляных светильников запрыгало, обезумев. Стены шевельнулись, задышали, как грудь разгорячённого бегуна, свет из крохотного окошка ринулся внутрь и тут же метнулся обратно, утягивая за собой воздух, коим было наполнено помещение.
– Я гоню прочь твою одержимость Маэлем! – прокричал Мерддин. – Повелеваю: наполнись настоящей любовью, спокойной и глубокой. Стань верной женой. Живи! Ты рождена для жизни!
И тут же всё успокоилось. Пламя светильников унялось, стало неподвижным.
Мерддин властно провёл рукой по лицу Гвиневеры, сбрасывая с него выступившие крупные капли пота.
– Вот и всё…
Когда Кикфа вернулась в комнату вместе с Герайнтом, Гвиневера спала глубоким и ровным сном.
– Где же Мерддин? – недоумённо спросил
Герайнт.– Он был здесь. Он точно был.
– Тебе пригрезилось, Кикфа.
– Нет, я видела. Он стоял вот тут. И дверь распахнул взглядом, – испуганно прошептала служанка.
Герайнт перекрестился.
– Ладно… Пусть так… – неопределённо проговорил он и опустился на стул. – Я кликну тебя, если что понадобится. А ты ступай.
Он раскрыл тяжёлую книгу и подвинул к себе светильник.
Целый месяц Артур с беспокойством следил за тем, как его жена, побелевшая и обессилевшая, балансировала между жизнью и смертью. Безумие покинуло её, но на смену ему пришло равнодушие. Гвиневера не обращала внимания ни на кого, будто мир вокруг неё исчез. Она не участвовала в разговорах и даже не откликалась на собственное имя. Артур много раз заставал её перед окном, выходившим на ту сторону, где лежали холмы – те самые холмы, куда её увёз Маэль, чтобы скрыться от Волчьей Стаи. Там, перед лесом, темнели три древних каменные изваяния, прислонённые друг к другу спиной и своими формами напоминавшие женщин. Народ поговаривал, что это – триединое изображение Матери-Богини, но никто не знал наверняка. Там же теперь находилась и могила Маэля, возле которой в день похорон была сожжена телега с дарами всем жителям Сида и всем божествам, о которых знали и не знали бритты. Гвиневера смотрела на холмы, и по её лицу невозможно было понять, тревожил её этот пейзаж или вселял в её сердце умиротворение. Гвиневера отсутствовала.
– Она здесь или не здесь? – спросил однажды Артур, войдя в комнату Мерддина.
– Ты спрашиваешь о Гвиневере?
– Да. Что с ней? Есть ли у меня надежда увидеть её прежней?
– Прежней? Нет, – покачал головой друид, – никто из нас не бывает прежним. Все мы меняемся раз и навсегда.
– Она останется такой, как сейчас?
– Наберись терпения, Артур. Господь вернёт её тебе.
– Что с ней? Как долго это протянется? Она похожа на призрак.
– Её дух потрясён.
– Она почти ничего не ест. Не понимаю, как она живёт.
– Если ты доверишься Господу, он не допустит её гибели. Верь и молись.
– Как? – Артур всплеснул руками.
– Как умеешь… Христос услышит тебя.
– Христос? Ты всё время подталкиваешь меня, Учитель.
– Не я подталкиваю, но жизнь. Ты убедился, что прежние силы не помогают тебе. Зачем ты упрямишься? Попробуй. Ты ощутишь, как новая сила наполнит тебя.
– Новая сила?
– Тебе предстоит поднять всю страну, а не только твою жену, Артур.
Человек-Медведь тяжело опустился на стул и обхватил косматую голову руками.
– Я растерян… – прошептал он. – Я в полном смятении…
– Прислушайся к себе…
– Я слышу только отчаянье. Моя любимая женщина потеряла рассудок.
– Господь поможет тебе вернуть ей не только рассудок, но и любовь. Тебе надо лишь обратиться к нему. Повернись к нему лицом, повернись к нему сердцем, протяни к нему руки.
Старик шагнул к Артуру и набросил ему на шею шнурок с деревянным крестиком.
Человек-Медведь кивнул.
– Ради Гвиневеры я соглашусь на всё.
– Ради любви, – поправил его Мерддин, улыбнувшись, – ради любви, сын мой.
Артур встал и расправил плечи.
– Прими крещение, – сказал друид.
– Поможет ли оно?
– Это требование времени, – ответил Мерддин. – Древние святыни уходят от тебя. Ты потерял то, чего не терял ещё никто из вледигов.