Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
Шрифт:
Таковы существующие в науке взгляды на характер и значение свидетельства блаж. Феодорита об . Ocтopoжные выводы и предположения К. Каспари проф. A. А. Спасский в некоторых их частях доводит до крайней определенности и резкости и в результате получаются заключения, и которых нетрудно усмотреть натяжки и преувеличения. „Проще и вероятнее“признается, что Феодорит заимствовал свои цитаты из вторых рук; но когда приходится определять эти вторые руки, то указываются только возможности: или из трудов учеников Аполинария, или, еще вернее, из полемических сочинений против Лаодикийского писателя, которых так много вышло из под пера представителей антиохийской школы. Эти возможности фактически ничем не подкрепляются, а между тем на основании их решительно утверждаются смешения, неопределенность, спутанность и ошибки в цитатах блаж. Феодорита, Далее, вероятность ошибки в цитатах блаж. Феодорита подтверждается тем, что в том же 448 г., в. котором блаж. Феодорит писал своего Эраниста, Евтихий ссылался на сочинение Григория Чудотворца, под которым можно разуметь только .
С этого последнего пункта мы и начнем оценку этого сложного сооружения. Не подлежит сомнению; что Евтихий, ссылаясь на утверждение Григорием Чудотворцем одной природы после воплощения, приводил выдержку именно из , как об этом свидетельствует приложенный к его письму сборник патристических свидетельств. Таким образом, Евтихий уже имел дело с подложным (не зная об этом) произведением Григория Чудотворца, тогда как „Феодорит мог и не знать о подлоге, так как споры о подложных сочинениях начинаются позднее, уже после Халкидонского собора“ [710] . И он, действительно, не знал, потому что приводимые им места определенно приписывает Аполинарию, совершенно не упоминая имени Григория Чудотворца. Следовательно, хотя Евтихий и блаж. Феодорит дают свидетельства приблизительно в одно время, хотя, далее, подлог совершился раньше этого времени, однако несомненно, что их свидетельства относятся к совершенно различным стадиям исторического существования произведения , и блаж. Феодорит имеет бесспорное преимущество пред Евтихием прежде всего в том отношении, что он дает свидетельство о произведении в раннейшей и, можно сказать, первоначальной стадии его существования. A так как нам пока неизвестно, что сделано
710
Проф. A. А. Спасский, Историч. суд. соч. Апол. Лаод., стр. 149.
Если мы отрешимся от предвзятых взглядов и рассмотрим свидетельства блаж. Феодорита без всякой мысли о подложном , то не увидим его в цитатах никакой непоследовательности и неопределенности, — напротив, нам представится очевидным, что блаж. Феодорит ясно сознавал, что и почему он так писал.
Во всех трех диалогах Эраниста блаж. Феодорит приводит ряд выписок из творений древнейших писателей, начиная с св. Игнатия Антиохийского. Вопрос о собрании патристических свидетельств, приложенных к трем диалогам Эраниста, представляет сложную задачу, требующую нарочитого исследования. Ввиду совпадения некоторых частей этого собрания с рядом святоотеческих свидетельств, которыми папа Лев дополнил (в 450 г.) свое догматическое письмо (от 13 июня 448 г.) к Флавиану Константинопольскому, ставится вопрос об отношении собрания патристических текстов Эраниста к собранию св. Льва. В этом отношении ответы даются в двояком направлении: а) „Эранист слишком сильно пострадал от убогого плодоношения недалеких трудолюбцев“, в подтверждение чего указываются очевидные признаки интерполяции, в которых блаж. Феодорит совершенно неповинен [711] ; б) тексты, общие Эранисту и патристическому собранию папы Льва взяты блаж. Феодоритом у последнего и внесены во второе издание Эраниста, которое собственно и известно нам [712] . Кроме того, идя далее в направлении, отмеченном лит. б), и привлекая на помощь собрание патриотических свидетельств, которым заканчивается трактат папы Геласия De duadus naturis in Christo adversus Eutychen et Nestorium, доказывают, что и по идее, и по материалу Эранист зависит от того не сохранившегося собрания патристических свидетельств, которое обособившиеся от Ефесского собора 431 г. антиохийцы, имевшие во главе Иоанна Антиохийского, составили для опровержения богословской точки зрения Кирилла Александрийского во время примирительных попыток императора Феодосия II в Халкидоне [713] . Ходом нашего исследования не требуется решение общего вопроса о степени оригинальности блаж. Феодорита в собрании патристических свидетельств, сильно ограничиваемой последней теорией [714] , именно в виду того, что при самом неблагоприятном для самостоятельности блаж. Феодорита ответе, остается бесспорным, что мысль о внесении в собрание мест из произведений Аполинария (равно как Кирилла Александрийского и Евсевия Эмесского) принадлежит самому Феодориту [715] ; поэтому едва ли можно допустить, чтобы в отношении к нему он пользовался другими какими-нибудь источниками, кроме его собственных произведений: опыт такого применения произведений еретика был первый, и осуществление его должно было быть самостоятельным.
711
Проф. B. В. Болотов в „Христ Чт.“, 1908. октябрь, стр. 1412 (в отзыве о сочинении A. А. Спасского, Историческая судьба сочинений Аполлинария Лаодикийского) и в „Theodoretiana“. I. Отзыв о сочинении H. Н. Глубоковского: „Блаженный Феодорит. Его жизнь и литературная деятельность. II. Addenda-corrigenda. III. Addendis superaddenda. Спб. 1892, стр. 119—120 и 142—147.
712
L. Saltet, Les sources de l' de Th'eodoret в „Revue d’histoire eccl'esiastique“, 1905, № 2, 289–303.
713
L. Saltet и „Revue d’histoire eccl'esiastique“, 1905, № 3, 513–535
714
L. Saltet ставит вопрос, не был ли автором патристического собрания Елладий Птолемаидский, бывший в депутации в Халкидоне со стороны антиохийцев, в руках которой впервые появляется это собрание. К такому предположению он приходит на том основании, что к этому собранию необходимо возвести семь цитат из Антиоха Птолемаидского; такое чрезмерное количество их, по-видимому, необходимо приписать участию Елладия, который этим хотел почтить своего предшественника на птолемаидской кафедре. Но в этой же депутации был и блаж. Феодорит, и он именно и мог быть составителем патристического собрания: факт использования этого собрания блаж. Феодоритом в Эранисте дает блаж. Феодориту несравненно больше прав на него, чем Елладию семь цитат из Антиоха Птолемаидского, которые могли быть внесены блаж. Феодоритом во внимание к указаниям члена депутации Елладия. Если к этому присоединить обоснованную мысль проф. B. В. Болотова об интерполяции Эраниста, тогда и исследование об этом произведении должно получить иное направление, и оригинальность блаж. Феодорита не будег несправедливо унижена.
715
L. Saltet в Revue d’histoire eccl'esiastique. 1905, № 3, p. 526, not. 1 и 534.
Когда в собрании патристических свидетельств блаж. Феодорит последовательно доходит до Аполинария, то в первом диалоге, после четырех выписок , он отчетливо делает переход к другому произведению формулой: . Сделав две выписки, из которых одна находится в нынешнем тексте . а другой нет, блаж. Феодорит опять совершенно определенно пишет: , — здесь, очевидно, нет никакой нужды вместе с К. Каспари дополнять: или , , , так как эта прибавка навеяна неизменною мыслью о существующем тексте и ходом речи не вызывается. В третьем диалоге блаж. Феодорит сначала приводит три места ; затем пишет: , и здесь на третьем месте ставит цитату, которая находится в с вполне определенной формулой: ’ . Непосредственно за этой выдержкой из нынешнего текста блаж. Феодорит пишет: , отсылая этим к названному в первом диалоге произведению, но здесь снова следует выдержка, которая находится в . В последнем случае весьма выразительно , которое указывает на сознательное подчеркивание блаж. Феодоритом, что он заимствует выдержку из другого, по сравнению с предшествующим, произведения.
Таким образом, если придерживаться исключительно указаний блаж. Феодорита в Эранисте и на время совершенно забыть О существовании , о котором не знает блаж. Феодорит, то получим, что он берет важные для нас цитаты из трех произведений Аполинария, которые у него называются так: а) б) , и в) . Само собою понятно, что в третьем случае дано не название сочинения. Но еще Garnier в издании творений блаж. Феодорита указал, а в последнее время независимо от него M. Polens основательно установил [716] , что в третьем диалоге Эраниста слова, взятые из произведения Аполинария, подобного , почти буквально, только в несколько ином порядке, находятся в пятом диалоге „О св. Троице“, [717] ложно приписанном св. Афанасию Александрийскому, §§ 17— 20, где они вложены в уста аполинарианина [718] . M. Polenz доказывает, что в диалоге о св. Троице положения аполинарианина взяты из письменного документа, если и не в точном и полном воспроизведении, то во всяком случае в его основных пунктах и его словами. Автором этого произведения был сам Аполинарий, на что указывают заключительные слова диалога: , а также и содержание изложенного здесь учения аполинарианина, силлогистическая форма и язык сочинения; наконец, свидетельство блаж. Феодорита, удостоверяющего, что слова, вложенные здесь в уста аполинарианина, в действительности принадлежат самому Аполинарию. Как же называлось это произведение? М. Polenz обратил внимание на следующие слова § 12: ,,, , , [719] , оттуда ясно, что сам автор назвал свое произведение , может быть, еще с какою-нибудь прибавкою. В нем Аполинарий дал не расширенное оглавление какого-нибудь из больших произведений или простые извлечения из него, а скорее compendium, в котором сжато, в силлогистической форме изложены были главные доказательства, подробно раскрытые в других произведениях [720] .
716
1) В „Zeitschrift f"ur wissenschaftliche Theologie“, 47 (1904), S. 113–120: Zur Schriftstellerei des Apollinarius.
717
Migne, PGr., t. 28, col. 1265–1285.
718
Migne, PCr., t. 28, col. 1275.
719
Migne, PGr., t. 28, col. 1272.
720
Zeitschr. f. wiss. Theol. 1904, S. 119. Текст этого произведения, составленный по пятому диалогу о св. Троице псевдо–Афанасия, см. у Lietzmann, S. 242.
Следовательно, блаж. Феодорит называет три произведения Аполинария, заглавия которых были приблизительно такие: а) , б) и в) . Выдержки из них в Эранисте блаж. Феодорита находятся в нынешнем тексте и располагаются в нем так: из — во второй части (§ 11–12), из — в третьей части (§ 28) и из — в четвертой части (§ 35).
Отсутствие в не только выдержанного от начала до конца всего произведения плана, но и какой-либо связи между отдельными частями, фрагментарность произведения, многочисленные повторения в постановке и раскрытии одних и тех же тем, настолько бросаются в глаза, что К. Каспари предвидит возможность даже заключения, что это не произведение того Аполинария, каким мы его знаем из фрагментов его литературных трудов, что на основании отмеченных черт можно было бы, пожалуй, сказать, что в нем можно признать совершенно иной литературный характер, чем другие произведения Аполинария, и недостойно его. Чтобы отклонить такой вывод,
К. Каспари указывает прежде всего на то, что для такого решительного заключения необходимо было бы иметь все большие произведения Аполинария (чего на самом деле нет); а затем ставит такие вопросы которые ясно выдают слабость занимаемой позиции: нужно ли, чтобы автор всегда оставался одним и тем же, так чтобы все его произведения носили один и тот же характер? и должно ли все, что он написал, иметь одинаковое литературное достоинство? и можем ли мы от такого богатого, многостороннего и подвижного (может быть даже изменчивого) духа требовать первого и второго? По мнению К. Каспари все указанные особенности произведения объясняются, по крайней мере, отчасти целью произведения. Произведение написано Аполинарием в последние годы жизни: оно производит такое впечатление, что лаодикийский епископ хотел пред своим концом еще раз подробно изложить в этом произведении свою веру в отношении к Св. Троице и Лицу Христа, в виду вызванных споров, вследствие которых он был отлучен от Церкви; но сделал это слабо, расплывчато, с тавтологиями и многословием, свойственными старческому возрасту [721] . Ho, во–первых, основательно опровергается мнение, что было последним произведением Аполинария, так как в нем еще слишком много места отведено учению о Св. Духе, и тринитарная часть берет перевес над христологической, тогда как в конце своей жизни Аполинарий всецело отдался вопросам о Лице Богочеловека; далее, в сочинении нет никакого намека на осуждение автора со стороны какой-либо частной церкви, — он стоит в мире с Церковью и считает себя представителем апостольской и церковной веры; наконец, и воззрения его на дело воплощения еще не полны и излагаются в общих и близких к учению Церкви терминах [722] . Во–вторых, и старческим возрастом нельзя объяснить происхождения от Аполинария такого бессвязного произведения. Кроме того, отрывки произведения, взятые сами по себе не обнаруживают ни слабости, ни многословия: они отчетливо и сильно выражают мысли автора, — но соединение их дает нечто непонятное с литературной стороны.721
Alte und neue Quellen zur Geschichte des Taufsymbols, S. 100–102.
722
A. A. Спасский, Историч. суд. сочин. Аполлинария, стр. 168.
Эти затруднения, по нашему мнению, могут быть удовлетворительно разрешены, если наблюдения над литературной стороной произведения сопоставить с свидетельством блаж. Феодорита, — тогда для нас станет принудительно очевидным вывод, что не может быть признано цельным произведением, и что в таком виде, как представляет его нынешний текст, оно вовсе не было написано Аполинарием. Поэтому у блаж. Феодорита и не встречается название , — он не знал его, и именно потому, что не было и такого произведения.
нашему мнению, дело представляется в таком виде. Аполинарием написано было несколько отдельных произведений, по–видимому, небольшого объема, и три из них с теми заглавиями, какие даны у Феодорита; в таком виде они существовали некоторое время и у отдельных лиц даже и тогда, когда в других местах из них сделано было другое употребление. Когда в аполинарианских кругах выяснилась возможность сохранения произведений учителя только под именами знаменитых представителей православия прежнего времени, то достигнуто это было не путем простой перемены в надписании, а после предварительной редакторской работы. По крайней мере четыре произведения были соединены в одно и расположены в таком порядке: неизвестное по заглавию произведение дало материал для §§ 1–3; поставлено на втором месте и занимает в нынешнем тексте §§ 4–26 (если §§ 13–26 принадлежат не к другому произведению); за ним поставлено — §§ 27–34, наконец, — §§ 35–43. Но при этом произведения Аполинария взяты были не в целом виде, а в сокращении; степени его мы не можем теперь определить, но ясные следы его видны в той отрывочности, какая наблюдается как во всем произведении, так и в отдельных его частях, а также и в переходах от одной к другой. Сокращение находит свое подтверждение и в том факте, что один отрывок из , приведенный блаж. Феодоритом, не оказывается в настоящем тексте: редактором он был опущен. Этот отрывок следующий: „поклоняемся же Богу, Который принял плоть от Марии Девы и вследствие этого есть человек по плоти, но Бог по духу“ [723] . По справедливому мнению К. Каспари [724] , он должен был стоять между словами и , т. е. в § 11 нынешнего текста .
723
Греческий текст его см. выше, стр. 455.
724
Alte und. neue Quellen zur Geschichte des Taufsymbols, S. 81, Anm. 27;
При таком происхождении произведения становится более понятным и заглавие, данное ему уже после указанной редакторской работы: . Это — не „подробное“изложение веры и не исповедание веры только по некоторым пунктам, а изложение веры, составленное из отрывков, избранных мест и т. д.
Таким происхождением , по нашему мнению, объясняются как особенности этого произведения, с его повторениями, отрывочностью изложений, отсутствием плана и т. п., так и тот факт из его истории, что блаж. Феодорит не знает позднейшего названия этого произведения и в то же время приводит из него выдержки с определенным указанием на их автора — Аполинария.
Ho когда произошла эта композиция из произведений Аполинария, почему она была усвоена св. Григорию Неокесарийскому и почему это усвоение было принято на веру и добросовестно, напр., Евтихием?
Что касается вопроса о том, кто и когда произвел этот подлог, то в решении его мы примыкаем к К. Каспари [725] и проф. A. А. Спасскому [726] , изменяя только, соответственно сказанному раньше, самый объем и характер подлога. Виновниками подлога были аполинариане, но не те, которые стояли вне церкви, так как они имели все побуждения читать и распространять произведения Аполинария под его собственным именем; а те, которые по сообщению блаж. Феодорита [727] , около двадцатых годов V века лицемерно присоединились к православной церкви и не отреклись от своих убеждений или, по крайней мере, отреклись не всецело, но воспользовались своим положением для того, чтобы заразить своею болезнью и многих бывших дотоле здравыми. Они должны были скрывать свою преданность Аполинарию, а сочинения его могли распространять, только надписавши их уважаемыми в церкви именами авторитетных отцов и учителей православия, что они и сделали, воспользовавшись именами св. Григория Чудотворца, Римских епископов Феликса и Юлия и Афанасия Александрийского. Для этой цели они выбрали небольшие произведения Аполинария и не такие, принадлежность которых ему была общеизвестна, а меньшие или совершенно маленькие и неизвестные. Подлог имел успех именно потому, что для этой цели использованы были только те произведения, „где аполинарианское учение прикрывалось общностью выражений и неопределенностью терминологии, где аполинарианство в чистом резком виде не выступало“ [728] ; — такие общие места могли быть или просмотрены, или понимаемы в православном смысле, или изъяснены согласно с православным учением. Св. Григорий Богослов обвинял и действительных аполинариан в том, что они пред православными исповедуют благочестивые речения и употребляют такие выражения, которые, если понимать их хорошо, согласны с благочестием, а если толковать худо, заключают в себе злочестие; этим он объяснял неприятную для него историю с исповеданием веры аполинарианина Виталия, которое он прежде принимал, а потом отверг, как еретическое [729] . Кроме того, как показывает , с этою целью производилось и особое редактирование произведений Аполинария путем сокращения использованных для этого его произведений. Причем, несмотря на то, что в интересах аполинариан было распространение христологического учения, фальсификаторы в своей композиции дали значительный перевес триадологическим разъяснением, но за то именно в специфически аполинарианское учение выражено более отчетливо по сравнению с другими произведениями Аполинария, приписанными Феликсу, Юлию и св. Афанасию, вероятно, в той надежде, что при таких обширных и правильных тринитарных частях этого произведения церковному читателю не бросится в глаза довольно сильный аполинарианский отпечаток христологических частей [730] . Подлог был настолько удачным, что даже св. Кирилл, Алекс., а за ним 3–ий вселенский собор пользовались посланием Аполинария к импер. Иовиану, как подлинным произведением св. Афанасия Александрийского, а также и . Около того времени, когда произошло указанное присоединение аполинариан к Церкви, совершены были и подлоги, во всяком случае до 3–го вселенского собора, когда можно видеть следы пользования подложными произведениями.
725
Alte und neue Quellen, S. 118–121.
726
Истор. суд. соч. Аполлинария Лаод., стр. 128—132.
727
Ц. И. V, 3.
728
А. А. Спасский, Историч. суд. соч. Аполинария, стр. 132–133.
729
2–е послание к Клидонию: Migne, PGr., t. 37, col. 196; русск. перев., т. 4, стр. 209–212.
730
C. Caspari, Alte und neue Quellen zur Geschichte des Taufsymbols, S. 120, Anm. 87.
Ho почему той композиции, какую представляет нынешний текст , усвоено было имя св. Григория Чудотворца?
Объяснения этого факта нельзя искать в какой-нибудь связи с именем св. Григория чудотворца даже в той неопределенной форме, какую указывал И. Дорнер, потому что, как мы видели, в своем происхождении не имело никакого отношения к св. Григорию Чудотворцу. Не могли оказать исключительного влияния в этом отношении и совпадения в отдельных словах и выражениях между символом св. Григория и , так как они не настолько очевидны, чтобы могли производить непосредственное впечатление, — однако их нельзя не учитывать при решении этого вопроса. Вероятнее всего, что здесь имела значение слава св. Григория Чудотворца, который был преимущественно известен, как автор символа, излагающего учение о Троице. „Легковерный и малообразованный читатель, наслушавшись о „вере“Григория Чудотворца, легче и скорее мог поддаться обману, читая в надписании Аполинариева сочинения, — тоже о вере, — имя Григория, и в его содержании — православное учение о Троице. Но так же легко мог обманываться и тот, кто имел под своими руками подлинное сочинение Григория Чудотворца: то было краткое исповедание, а Аполлинариево — пространное; при сходстве терминологии и содержания естественно рождалось желание считать оба изложения веры делом одного автора“ [731] .
731
A. A. Спасский. Историч. суд. сочин. Аполлинария, стр. 169.