Святой вечер

— Господи, ангел, мне так чертовски жаль. Я должен был догадаться, что что-то не так. — Слезы навернулись на глаза моего отца. — Я должен был...

На этот раз я оборвала его. — Они инсценировали мою смерть и отправили меня в другую страну. Ты никак не мог этого знать.

Черт возьми, у меня заболело горло. Я поднесла руку к шее и провела пальцами по повязке. Лезвие. Он порезал меня. Малкольм собирался убить меня — на этот раз по-настоящему.

Папа тяжело сглотнул. То ли из-за повязки, то ли из-за безумия всего этого. Я не винила его. Если бы я не пережила это, я бы сама не поверила.

— Они причинили тебе боль. — Это прозвучало так, как будто он винил себя во всем, что произошло.

— Они не сделали ничего такого, с чем бы я не смогла справиться. — Я ухмыльнулась. — Кто-то научил меня быть жестким.

— Точно, блядь, научили. — Он наклонился и прислонился своим лбом к моему. — Ты самая выносливая.

Дверь со скрипом открылась, и мое сердце бешено забилось, когда Линкольн заглянул внутрь.

— Мне показалось, что я слышал здесь голоса. — Его губы изогнулись в моей любимой ухмылке. — Привет, соня. — Он подошел и прижался поцелуем к моему лбу.

Да, это определенно был рай.

Линкольн провел тыльной стороной пальца по моему лицу. Он смыл кровь со своих рук, но на костяшках его пальцев было сочетание корки и синяков. Его каре-зеленые глаза потемнели, когда он провел языком по губам. Его темные кудри упали на лоб. Его лицо было чисто вымыто, но часть меня скучала по черепу. Часть меня жаждала демона.

— Ты в порядке? — спросил он, и от его заботы у меня перехватило дыхание.

— Никогда не было лучше.

— Хорошо. — В его глазах мелькнуло озорство. — Потому что ты в полном дерьме за тот трюк, который ты провернула. Как только он уйдет, — он кивнул в сторону моего отца. — Эта задница будет моей.

— Следи за своим языком рядом с моей дочерью. — Отец отодвинул стул от кровати и засунул руки в карманы своих выцветших джинсов. — Мы поговорим позже. Может быть, завтра пообедаем?

Я улыбнулась ему. — Обед звучит прекрасно. — Я бы рассказала ему о библиотеке Грея, о миссис Мактавиш, свадьбе Татум и похищении Линкольна. Я нарисовала бы для него наименее душераздирающую картину, потому что остальная часть моей истории была не тем, что ему нужно было услышать.

— Ты хорошо о ней заботишься, или я тебя оттрахаю, — сказал он Линкольну, заставив меня рассмеяться. Это был мой отец, и Линкольн знал, что лучше не спорить. Они были как две капли воды похожи друг на друга. Глаза отца смягчились, когда он посмотрел на меня. — Скоро увидимся, ангел. Я люблю тебя.

Я прижала пальцы к губам и поцеловала его. — Я тоже тебя люблю, папа.

Как только мой отец вышел и за ним захлопнулась дверь, на губах Линкольна заиграла лукавая улыбка.

— Так ты имел в виду мою задницу в буквальном смысле или...

Его рот прижался к моему, заставив меня замолчать. Мои пальцы запутались в его волосах, притягивая его глубже в поцелуй. Все было здесь, раздетым и сырым, истекающим кровью из моей души в его. Я застонала в его рот. Еще. Он поклонялся мне своим языком и наказывал меня своими губами. Он устроился между моих бедер, его член был твердым и пульсировал в моем сердце даже сквозь ткань нашей одежды. Он оторвал свой рот от моего, перехватив мои губы зубами.

То, с какой нежностью он смотрел на меня, разорвало меня на части. — Ты больше никогда не сможешь так со мной поступать, птичка, — прошептал он с прерывистым дыханием, а затем провел кончиком носа по моему. — Понятно?

Я кивнула.

— Хорошая девочка. — Он перевернулся на спину и прижал меня к своей груди, его рука провела по моим волосам.

— Что случилось? Где твой отец? — И Грей. Где был Грей? Последнее, что я помнила, это как они с Каспианом появились перед тем, как Линкольн отнес меня наверх. Сразу после того, как Малкольм вогнал лезвие в мою кожу.

Ледяной холод заставил мое тело содрогнуться. Дыхание перехватило в легких. Он все еще там?

Голос Линкольна успокаивал меня. — Никаких вопросов. Не сегодня.

Я приподняла бедра с кровати, безмолвно умоляя его прикоснуться ко мне.

Он ухмыльнулся. — Как бы я ни хотел трахнуть тебя прямо сейчас, сегодня мы просто будем лежать здесь. — Он поцеловал меня в макушку. — Сегодня вечером мы просто заживем.

И это было то, что мы делали. Это было то, кем мы были — две поврежденные души, пытающиеся исцелить друг друга. Я влюбилась в Линкольна не потому, что он был хорошим человеком. Я влюбилась в него, потому что мое одиночество нашло приют в его темноте. Я никогда не ставила перед собой цель найти героя, потому что мой отец всегда учил меня спасать себя. Я любила Линкольна, потому что быть с ним — это как выйти на солнечный свет после жизни в тени. Я любила его, потому что, хотя я всегда говорила все, что думаю, он понимал все то, что я не говорила. Я была мотыльком, загипнотизированным его пламенем, и вместе мы сожгли бы весь мир, чтобы согреть друг друга.

Глава

42

Линкольн

Лирика спала, свернувшись калачиком у меня на груди, всю ночь напролет. Чертов рай. Я вообще не спал. Вместо этого я провел всю ночь, просто наблюдая за ней. Так спокойно. Наконец-то я смог отдохнуть.

Мне удалось выскользнуть из постели незамеченным, и теперь я стоял на кухне и взбивал яичницу, пока бекон шипел на сковороде.

Я не любил кофе, но Лирика обожала это дерьмо, поэтому я сделал и его.

Как раз когда я собирался вылить яичницу на сковороду, мой телефон пискнул новым текстовым сообщением.

Чендлер: 15 канал.

Черт. Это случилось. Наконец-то.

У Чендлера были связи с даркнетом. Этот ублюдок был в курсе всего. Благодаря его связям, прослушке, которую я установил на папин компьютер, и тайному логову Каспиана в стиле Бэткейва, они смогли найти доказательства того, что папаша серьезно увлекался порно. Не просто порно — такое, которое было запрещено везде, кроме каких-нибудь суперхуевых стран третьего мира. Такое, в котором мужчины получали удовольствие от пыток и убийств женщин, а затем трахали их безжизненные тела, пока те истекали кровью. Мой отец не только финансировал один из сайтов, который снимал это дерьмо, но и посылал им девушек для использования. Не лучший образ для парня, баллотирующегося в президенты. От осознания того, что он когда-либо был рядом с Лирикой — или моей сестрой — мне хотелось блевать.

Я схватил пульт и включил телевизор. Там, конечно, показывали, как моего отца выводят из нашего дома в наручниках с офицером по обе стороны, держа его за руки, пока они вели его к черному внедорожнику. Камера переместилась на входную дверь, где моя мать стояла, прикрыв рот рукой, словно не могла поверить в происходящее, словно не знала, за какого человека она вышла замуж.

Внизу экрана мелькнул заголовок:

Кандидат в президенты Малкольм Хантингтон задержан оперативной группой ФБР в ходе международной операции по борьбе с торговлей людьми.

Он никогда не покинет стены этой тюрьмы. Я схватила телефон со стойки и отправила ответное сообщение. Ты знаешь, что теперь делать. Затем я нажал кнопку питания на пульте и взбил свои гребаные яйца.

Солнце проникало сквозь щель в занавесках, освещая нежные изгибы тела Лирики. Она высунула одну ногу из-под одеяла, а ее голова уютно устроилась на подушке, подоткнутой под ее руку.

Я прислонился к дверной раме с подносом для завтрака в руках и смотрел, как она спит. Впервые за почти пять лет я снова мог дышать. Мое сердце билось, а не колотилось. Я не пил больше недели и ничего крепче пива. Это были не наркотики, от которых я был зависим. Это был побег, которого я жаждал. Я мог обходиться без них неделями — месяцами, когда тренировался.