Святые Спиркреста

У двери он пожимает мне руку, и в горле у меня вдруг становится сухо и тяжело.

— Спасибо, мистер Эмброуз. За все. Вы были лучшим примером для подражания, о котором я только мог мечтать.

Мистер Эмброуз кивает.

— Напишите мне из Оксфорда, вы двое, ладно? — Он улыбается. — Я буду ждать ваших писем с большим нетерпением. — Его улыбка расширяется. — А что касается неизбежного приглашения на свадьбу, пожалуйста, адресуйте его мистеру Беллами Эмброузу.

— Сэр! — восклицаю я, бросая взгляд на Теодору.

Но она улыбается и берет руку мистера Эмброуза, чтобы пожать ее. — Мы и не мечтали о том, чтобы вы не присутствовали, сэр.

Он ухмыляется.

— Надеюсь, что нет. — Отпустив руку Теодоры, он машет рукой в сторону двери. — А теперь отправляйтесь вдвоем! Я полагаю, что у нас есть ужасно секретная вечеринка по случаю окончания года на берегу озера, на которую вам двоим следует отправиться.

Поскольку мы оба опоздали на вечеринку, мы с Теодорой угрюмо соглашаемся оставить наш спор на потом. Мы расходимся за пределами Старого поместья, оба направляемся к своим зданиям, но в последний момент я оборачиваюсь, чтобы поймать руку Теодоры.

Она кружится, и я ловлю ее в свои объятия, прижимаясь к ее губам жарким, жаждущим поцелуем.

— Веди себя хорошо на вечеринке, — бормочу я ей в губы.

— Буду, если ты будешь, — отвечает она.

— Я буду нежным, как ягненок.

— Наверное, волком в овечьей шкуре.

— Если бы я был волком, Тео, я бы давно тебя сожрал.

Она смеется. — Извращенец.

— Соблазнительница.

Глава 53 Светящийся звук

Закари

Но, конечно же, мы спорим на вечеринке.

Даже несмотря на туманный весенний полдень, спокойный и ароматный воздух, плеск воды, звуки музыки и смеха. Даже Эван и Софи пребывают в хорошем настроении, сменив вражду на игривый флирт. Лука сидит на берегу озера, нехарактерно задумчивый и неразговорчивый, а Яков валяется в траве, лениво постукивая сигаретой по своему телефону.

Вдалеке Сев гонится за своей странной, очаровательной невестой по деревьям, как смертный за неуловимой наядой.

В воздухе витает смешанное чувство удовлетворения и ностальгии. Ветер, дующий через озеро, шевелит пушистые хвосты и колючие тростники по краям.

Все кажется мирным, почти волшебным.

Но мы все равно боремся.

На Теодоре летнее платье с бледным цветочным узором и толстыми лямками, завязанными в бант. Ее короткие волосы развеваются на ветру, щекоча щеки и губы. Иногда ветер треплет ее юбки, обнажая ноги.

Теодора выглядит великолепно, и, когда я подхожу ближе, она тоже великолепно пахнет, а ее глаза в туманном золотистом солнечном свете — мечтательно-голубые. И все это великолепие не позволяет быть кротким, как ягненок.

— Какой смысл в самосаботаже? — спрашиваю я, увлекая ее в чащу деревьев, чтобы уединиться. — Я не хотел, чтобы ты отдала мне победу.

— И все же ты хотел отдать ее мне.

— Это другое дело, и ты это знаешь.

— И как? — спрашивает она.

— Потому что мне не нужна была победа.

— Мне тоже.

Я сжимаю кулаки и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Позволь мне перефразировать. Я не заслужил победу.

— Откуда ты можешь знать? Мы только сегодня узнали, что я была лидером.

— Мистер Эмброуз уже сказал мне.

Ее глаза расширились. — Он не говорил.

— Когда ты ушла. Он сказал мне.

— Тогда почему ты занимался самосаботажем? Почему ты просто не сдал свое сочинение?

— Потому что тебя так долго не было, и если бы я выиграл только из-за того, что случилось, из-за того, что тебе пришлось пережить, — это не та победа, которую я хотел.

— Значит, ты думал, что просто вручишь мне трофей?

Я пожал плечами. — Ты пыталась вручить его мне.

Она бросает на меня надменный взгляд. — Не ошибись, Блэквуд, я требую реванша. Ты и я, на арене величайшего учебного заведения страны.

Я торжественно киваю.

— Я за. Оксфорд, три года, один матч-реванш. На этот раз честный. Никакого самосаботажа, никаких жертв любви или демонстрации преданности.

— Согласна. — Мы пожимаем друг другу руки. — Только постарайся в этот раз не присылать пустых страниц.

— По крайней мере, я никогда не напишу главу из пикантного пиратского романа.

Ее губы дрогнули. — Откуда ты можешь знать, пикантный он или нет?

— Потому что это книга о пиратах, а мы все знаем, как ты к ним относишься.

Она ухмыляется и подходит ближе, заложив руки за спину. — Все еще ревнуешь к вымышленному персонажу, Закари Блэквуд? Это плохой вид.

— Все еще влюблена в злодея-пирата из детской книжки, Теодора Дорохова? Это плохо выглядит. — Я протягиваю к ней раскрытую ладонь. — И я хочу вернуть свой экземпляр "Питера Пэна".

Она отбивает мою руку.

— Ты не получишь его обратно. Никогда. — Ее улыбка расширяется. — И чтобы ответить на твой вопрос, я не вижу себя в Джеймсе Крюке, и он мне не нравится, потому что он похож на тебя.

— Я никогда не спрашивал тебя об этом — я бы никогда не задал такой бессмысленный вопрос.

— Ты задал его черным по белому в своих аннотациях.

Я сжимаю руки в кулаки. — Теодора. Это были мои личные аннотации.

— Да, и я отвечаю тебе на частный вопрос. Он мне нравится не потому, что похож на тебя. Ты мне нравишься, потому что ты похож на него.

— Чем — кадавром и чернокнижником?

— Тем, что ты человек несгибаемого мужества.

Я смеюсь и качаю головой. — Потому что мне потребовалось столько мужества, чтобы сдать чистый лист бумаги для задания?

— Потому что тебе потребовалось столько мужества, чтобы полюбить меня, когда меня было так трудно любить.

Я делаю шаг ближе и ловлю ее взгляд своим, не решаясь отвести. Разница в росте у нас теперь достаточно существенная, и ей приходится откидывать голову назад, чтобы посмотреть на меня.