Связанные Долгом

— Ты беременна, не так ли?

— Как ты узнала? Мы еще никому не говорили, — не то чтобы я не хотела, но это будет решение Данте, если он пожелает обнародовать новость.

— За ужином ты не притронулась к вину, и ты все время прикасалась к своему животу.

Я покраснела.

— Я не знала, что это так явно.

— Наверное, не для мужчины. По тебе пока не заметно.

— Пожалуйста, не рассказывай об этом своим родителям. Я не думаю, что Данте хочет, чтобы люди узнали.

Инес покачала дочь, когда та начала капризничать.

— Почему?

Странно думать, что это случится менее чем через год.

Я пожала плечами.

— У вас двоих проблемы? Разве он не рад, что ты беременна?

— Мне кажется, ему нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

— Он сделал какую-то глупость, да? Он мой брат. Я знаю, что он может быть очень упрям.

— Упрямство даже близко не описывает его. Он когда-нибудь извинялся перед тобой, если что-то не так сделал?

— Нет, — рассмеялась Инес. — Иногда я думаю, что он просто не умеет говорить подходящие слова. Большую часть времени он пытается игнорировать проблему, пока я не сдаюсь и больше не ожидаю от него извинений.

Знакомо звучит.

— Юбилей смерти Карлы через неделю.

— О, — произнесла я, моментально оцепенев.

Я совсем забыла об этом.

— Я просто подумала, что ты должна знать. В этот день Данте всегда пребывает в ужасном настроении. Может быть, тебе стоит попытаться не попадаться ему на глаза.

Это не будет проблемой.

* * *

Моя утренняя тошнота окончательно прекратилась, и физически я чувствовала себя замечательно.

Выходя из гостевой спальни в день смерти Карлы, первого июня, я ожидала, что Данте либо не будет дома, либо он засядет в своем кабинете, поэтому резко остановилась, когда увидела, что дверь в комнату, где он хранил старые вещи Карлы, открыта.

Я слышала, как он там рылся. Рассматривал старые фотографии, на которых они вместе? Я вспомнила, что говорила Инес: что должна оставить Данте в покое, — но прошло уже больше пяти недель с тех пор, как я переехала из нашей спальни. Я скучала по нашей близости. Однако гордость пригвоздила меня к месту.

Дверь открылась, и в проеме показался Данте с коробкой в руках.

Я виновато улыбнулась.

— Прости. Я не хотела... — я замолчала, не зная, что сказать, и перевела взгляд на коробку у него в руках. — Что ты делаешь?

— Собираюсь увезти эти коробки из дома.

— Все?

Он кивнул.

— Энцо с Тафтом потом разберут мебель и выбросят ее.

Я сглотнула

— Зачем?

— Мы можем найти этой комнате лучшее применение. Здесь можно сделать отличную детскую.

У меня ком встал в горле.

— Ты прав. Но у нас нет мебели для детской.

Данте прочистил горло.

— Ты можешь пройтись по магазинам в ближайшее время.

— Одна?

— Я мог бы поехать с тобой.

Я кивнула.

— Если это то, чего хочешь ты сам.

Данте не ответил.

Почему он не мог попытаться сделать это проще для нас обоих? Или он считает, что от радостного облегчения я упаду к его ногам? Он даже не извинился. Это был первый раз, когда он признал, что мы собираемся стать родителями, и то только косвенно. Он даже не признал, что является отцом моего ребенка.

— Помочь тебе перенести вещи? — я кивнула на коробки, сложенные в комнате за его спиной.

— Нет. Ты не должна поднимать ничего тяжелого.

— У меня ещё не такой большой срок.

Снова тишина и выражение лица, которое я не смогла прочитать.

Я развернулась, чтобы спуститься вниз и позавтракать.

— Вэл, я хочу, чтобы ты вернулась в нашу спальню.

Я остановилась.

Это была просьба, сформулированная как приказ. Он не извинялся. Несмотря на это, я услышала свой ответ:

— Хорошо.

Тем же вечером я вернулась в нашу спальню, и, когда руки Данте начали поглаживать мне спину и спустились ниже, он прошептал.

— Я хочу тебя.

Кивнув, я расслабилась под его прикосновениями.

* * *

Спустя несколько дней, когда ехала от Биби, я попросила Энцо отвезти меня в аптеку, чтобы купить что-то от токсикоза, вспыхнувшего с новой силой в последние дни.

Как обычно, Энцо остался в машине, чтобы предоставить мне личное пространство.

Биби также просила купить для нее тест на беременность, потому что подозревала, что беременна, но ей не хотелось, чтобы узнал Томмазо; он может только разозлиться, если ее подозрения не оправдаются. Этот мужчина ее не заслуживал.

Я прогуливалась возле полки с тестами на беременность, когда кто-то прошептал:

— Вэл.

Я медленно повернулась на откуда-то знакомый мне голос. Шок пригвоздил меня к полу, когда я уставилась в лицо своему первому мужу.

Волосы у него стали длиной до плеч и гораздо светлее, чем раньше. Он был в очках, в которых здесь не было необходимости, и прибавил в весе.

Его практически невозможно было узнать, особенно из-за того, как он оделся: словно студент колледжа, который выпрыгнул из постели, не задумываясь о том, что надеть.

Это был хороший маскарад.

— Антонио? — спросила я дрожащим голосом, чувствуя, что сейчас упаду в обморок.

Я не верила своим глазам и тому, что он действительно стоял сейчас передо мной, живой и невредимый. Как такое возможно? Они нашли его тело — обгоревший труп без головы.

— Тсс, — быстро произнес он. — Не так громко.

Антонио шагнул ко мне и сжал в крепких объятиях. Поначалу я одеревенела, но затем расслабилась и провалилась в них.

— Нам нужно спешить. Я видел твоего телохранителя в машине у входа. Не хочу, чтобы он что-то заподозрил и вошел.

Слезы жгли мне глаза. Я откинула голову назад и глазами жадно осмотрела родные черты его лица.

— Ты жив.

Он улыбнулся. Почти незаметно.

— Да.

— А Фрэнк знает?

— Да, вот почему он хотел с тобой встретиться. Я его послал.