Связанные

– Сколько тебе лет?

– Семь.

– Где твои родители?

– Мама в Нью-Йорке, где я живу большую часть года, а папа на катере на озере, учит Ванессу - это его девушка - кататься на лыжах.

– Она не умеет кататься на лыжах?

Она покачала головой.

– Я тоже не умею.

– Мой папа мог бы научить тебя, но ты не сможешь держать ручку, потому что тебе больно.

– Верно. Так что, наверное, сейчас мне не время учиться.

Она кивнула.

– Ты не хотела идти с папой и Ванессой?

– Нет, – прошептала она.

– Ты умеешь кататься на водных лыжах?

– Нет, но Ванесса любит проводить время с папой в одиночестве.

– Да, но я думаю, что это и твое время с папой, верно? Ведь он живет здесь, а ты - в Нью-Йорке.

– Но Ванесса сказала мне сегодня утром, что хочет побыть с ним наедине.

Я кивнул.

– Ну, тогда это очень мило с твоей стороны.

– Спасибо.

Мы немного помолчали.

– Как давно ты здесь? – спросил я.

– Со среды.

– Я только что приехал.

– Я знаю. Я тебя раньше не видела.

Я прищурился, потому что она пристально смотрела мне в лицо.

– Что случилось?

– Ты голоден?

– Немного. Ты голодна?

Она кивнула.

– Ты знаешь, еда на том большом столе в столовой. Я вижу его отсюда. Почему бы тебе просто не сходить за тарелкой?

– Я собиралась, но дядя Люк у макарон с сыром, и если я пойду туда, когда он будет там, он попросит меня поплавать в бассейне или узнать, не хочу ли я снова поиграть в прятки.

– И тебе не нравится это делать?

– Нет, мне нравится. Просто мне не нравится делать это с ним.

Я мгновенно ощетинился, все мои защитные инстинкты нахлынули на меня как волна.

– Почему?

Она пожала плечами.

– Если он находит меня, когда я прячусь, он щекочет меня или целует, а когда целует, то пытается засунуть язык мне в рот, что очень противно, а когда он щекочет меня, то всегда задирает мою рубашку.

Я кивнул.

– Мне бы это тоже не понравилось.

– Мы с друзьями не так играем дома, но он говорит, что это правильно.

– Это неправильно, – заверил я ее. – Когда тебя находят, ты должна мчаться наперегонки с тем, кто тебя нашел, обратно на базу, и если ты их победишь, то сможешь снова спрятаться.

– Ага, – согласилась она, энергично кивая.

– Могу я спросить тебя кое о чем?

– Ага.

Я вздохнул, боясь спросить, но желая знать.

– Дядя Люк, он трогал твою грудь под рубашкой?

Она покачала головой.

– Нет. Я убежала.

Я и не заметил, что затаил дыхание.

– Хорошо.

– Он не снял с меня и штаны.

Это был мой следующий вопрос.

– Мама говорит, что видеть меня голой может только она или мой врач, и она сказала, что должна быть со мной, если врачу придется заглянуть в мои интимные места.

Я улыбнулся ей.

– Верно.

– Дядя Люк не пытался снять с меня штаны, но я боялся, что он это сделает, так как он постоянно поднимал мою рубашку.

– Значит, ты держалась от него подальше.

Она кивнула.

– Это была очень хорошая мысль.

Ее лицо просветлело.

– Правда?

– О да, – заверил я ее. – Если чувствуешь, что что-то не так, нужно следовать своей интуиции. Это очень важно.

– Моей интуиции?

– То есть то, что ты чувствуешь внутри. Ты должна прислушиваться к ней и следовать тому, что считаешь правильным. Убегай от того, что считаешь неправильным.

– Хорошо.

– Ты очень хорошо справилась.

Она сияла, глядя на меня.

– А теперь слушай, давай мы с тобой вместе поедим, и ты покажешь мне, кто из них твой дядя Люк. Ты не против?

– Ты останешься со мной?

– Да, мэм, останусь.

Она прикусила нижнюю губу.

– Но ты же вроде как ранен.

– Это правда. Но позволь мне показать тебе кое-что, хорошо? – я наблюдал за ней и увидел, что ее глаза стали большими, когда я встал. – Видишь? Я сидел, поэтому ты не могла сказать, и ты, наверное, думала, что я маленький.

– Ты действительно большой.

– И болит только вот эта рука. Все остальное у меня в порядке.

– Да. Ты больше Люка... то есть дяди Люка.

Небольшой промах.

– Люк ведь не твой дядя? – спросил я, когда она встала рядом со мной и взяла меня за руку, пока мы шли к двум огромным столам, заставленным едой.

– Нет. Он друг моего дяди Джайлза, и он сказал, что я должна называть его дядей, потому что все так делают. Я понимаю, потому что у моей мамы есть такие подруги, как тетя Вив и тетя Марта, которые мне не родные, но я все равно называю их тетями.

– Конечно, в этом есть смысл.

За столом я взял тарелку и передал ей, осматривая остальных детей: пятерых в бассейне и еще троих, играющих в то, что выглядело как салочки. Четыре женщины сидели у бассейна, наблюдая за ними; двое мужчин гоняли бегающих детей, а мужчина и мальчик запускали воздушного змея. Все дети, кроме Стеллы, были под присмотром.

– Привет, Звездочка, – сказал мужчина, подойдя к противоположному краю стола и взяв тарелку, но все его внимание было сосредоточено на маленькой девочке. – Я ждал тебя. Я думал, ты голодна?

Она кивнула и подняла на меня глаза.

– Макароны с сыром, верно? – спросил я.

– Ага.

– Хорошо, вот ложка, – сказал я, передавая ей ложку. – Накладывай.

– Не ешь эти бобы, – сказала она, указывая на запеченные. – Моя мама говорит, что большинство людей готовят их со слишком большим количеством коричневого сахара, и у тебя от них будут выделения.

Я фыркнул.

– Ты хоть знаешь, что значит «выделения»?

Она жестом показала, чтобы я наклонился поближе, а потом прошептала мне на ухо:

– Сквиртлы ^[16].

– Ах, – сказал я, выпрямляясь. – Ну, мы этого не хотим.

– Нет, – согласилась она. – Ты тоже хочешь макароны?

– Хочу. Только не так сильно, как ты, – сказал я, переводя взгляд с нее на мужчину, который уставился на меня. – Привет. Вы, должно быть, Люк.

– Я... да, – сказал он, улыбаясь мне. – Я не знаю вашего имени.