Сядьте на пол
Шрифт:
Только на середине считалки, на слове "Дидос", я осознал, о чём вообще история получается. Перед поездкой я готовился к конференции по компьютерной безопасности. Об этом и думал, пока шёл на поезд. "Дидос" — это DDoS-атака, с помощью которой заваливают сайты. А вся моя пальчиковая игра представляет пошаговую схему атаки. Тут и троянская лошадка, и загрузчик-возок, и пастух-ботмастер, и лоховатый пользователь с "Маком". Зараженные домашние страницы — это хомяки, а дятел — символ "Лаборатории Касперского". И даже линуксовый пингвин тут как тут.
Уже в два года Ева с удовольствием разыгрывала на пальцах это пособие для самых юных хакеров. А ещё через три года, увлечённая
— Лёва, давай играть, как будто мы с тобой — красные кровяные тельца!
Однажды вечером, когда Кит попросил на ночь сказку, мне ничего не придумывалось. А читать не хотелось: надо свет включать, тогда это усыпление надолго затянется. И я ответил: давай я тебе лучше расскажу историю из жизни. И рассказал.
После этого "истории из жизни" стали у нас очень популярны. Как я жил за границей. Как мы встретились с мамой. Что я делал, когда был маленький. А особенно — про моего деда Гришу, который был милиционером и воевал не только на войне, но и после. Хотя здесь пришлось немного сочинить: когда реальные истории деда закончились, я стал пересказывать фильм "Место встречи изменить нельзя". Но в целом, так оно и было у деда.
Тут и стало понятно, чего не хватает в сказкотерапии. Творчество в сочинении собственных сказок — это конечно полезная штука. Однако детям нужны внешние герои, яркие и понятные примеры для подражания. Но ведь у всех родителей есть примеры поближе и пореалистичней сказок. Просто немногие этим пользуются. Нам как будто внушили, что наша собственная жизнь менее поучительна, чем тот сказочный дед с абстрактной репкой.
Итак, вот общий рецепт. С одной стороны, хорошо бы использовать собственные истории со знакомыми персонажами и практическими задачами. С другой стороны, маленьким детям будет интереснее, если история будет действительно сказочной, где есть завязка-загадка, волшебное приключение-решение и развязка с моралью.
У Кита одним из любимых персонажей в два года был таракан. Так уж получилось, что именно это домашнее животное обитало у нас на кухне, и оттуда перекочевало в наши пальчиковые игры. А затем получилась целая сказка в стихах "Катя и Таракан", в которой таракан оказался не таким уж плохим парнем, в отличие от версии Чуковского (см. главу «Лагерь»)
Когда родилась Ева, дома опять завелась куча книжек со сказками. Но со вторым ребенком мы взламывали сказочную зависимость гораздо быстрее. В два года она взломала и "Репку", причем даже лучше, чем я сам. Я-то каждый раз просто разнообразил пересказ, добавляя деталей. Объяснял, что такое репка, как её готовить. Один раз дочка попросила "Репку" после того, как мы читали космический атлас, и у меня в полусне родилась очень космическая версия:
«Мышка за кошку, кошка за Жучку, жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, репка за Землю, Земля за Солнце, Солнце за галактику Млечный Путь, Млечный Путь за Черную Дыру, Черная Дыра за сыр, сыр за мышку…»
Ева же, наоборот, придумала более реалистичную версию. Во время очередного пересказа, на словах "Посадил дед репку…" она воскликнула "Нет, луковицу!" И это было понятно: на днях у нас на подоконнике выпустила перья огромная луковица, посаженная её старшим братом. «У лука выросли рожки!» — говорила Ева. Вот она и добавила в сказку знакомый овощ вместо незнакомого корнеплода. На следующий день и персонажи сменились: брат занял место сказочного деда, а за ним стали подключаться остальные члены семьи.
«Мама
за папу, папа за Никиту, Никита за луковицу…»Получилась замечательная сказка, в которой мы каждый раз вспоминаем всех родственников и хороших знакомых. В конце все едят луковый пирог, который мы знаем на вкус, в отличие от репки.
А Лёва, как человек жеста, в два года полюбил “сказки на спине”, когда рассказ сопровождается лёгкими массажными движениями. Но и здесь мы переиграли классику. Началось с известного стихотворения “рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…” — но после первых двух четверостиший я понял, что не помню продолжение. Поэтому перешёл на то, что мы делали на днях: рассказал сказку про зоопарк. Потом появилась сказка про посадку волшебных бобов на нашем балконе. И наконец, сказка про Каток и его друзей: Камаз и Экскаватор. С каждой следующей сказкой я всё ближе подходил к реальности, в буквальном смысле: машинки из последней сказки стояли у самой кровати. Всё-таки это очень правильный принцип — когда из сказки есть выход в реальность.
«Вчера Ева с Лёвой рассказывали Маше перед сном о том, как они плавали на кораблике. Кажется, начинает работать метод, который я применял последние дни. Когда они укладываются, то даже после сказки иногда начинают ныть и просить ещё чего-нибудь. И я в таких случаях вспоминаю яркие истории про них самих. А потом, перед тем как уйти, предлагаю им самостоятельно вспомнить самое интересное, что было за прошедший день, чему сегодня научились. Похожим образом работает и чтение дневников на ночь: тут они и сами начинают вспоминать всякое забавное из своей реальной жизни, и с этими картинками засыпают легче». (март 2015)
В евиной сказке про луковицу была и загадочная часть: где-то на середине она каждый раз вставляла напоминание о том, что зимой мы пойдем кататься на коньках. Я долго не понимал, как это связано с луком. Потом дошло: это связано со старшим братом, который не только лук сажал, но и ходил кататься на коньках. А сестра-двухлетка только смотрела, потому что коньков для таких малышей ещё не делают. Но мечта проникла в сказку, и её услышали: следующей зимой она обзавелась коньками.
Сказки — это ведь не обязательно про прошлое. Это может быть и будущее. Или вообще разные времена, в своей собственной последовательности. Истории с зачином "Когда я была взрослой…" появились у Евы в три года.
«Когда я была большой, как папа, я пошла в магазин, купила маску за 100 рублей, и пошла нырять в море. Ныряла, ныряла и поймала вот такого червяка!» (август 2012)
Вначале это показалось мне ошибкой речи — неправильное использование будущего времени. Но в то же время Ева уже вполне грамотно описывала планы на завтрашний день или на выходной. После нескольких таких сказок я понял, что это вполне логичное развитие фантазии, по аналогии с моими историями о прошлом.
Лёва ещё дальше развил эту игру, на лету превращая особо понравившиеся чужие истории в свои. На прогулке он запросто мог начать разговор так: «Папа, послушай, я хочу с тобой поговорить. Когда я служил в армии…» Или: «Один раз ночью я спал в холодильнике вместе с подушкой, и вдруг…».
Начались эти рассказы за два месяца до трёхлетия, и почти ежедневно я стал узнавать что-то новое: как Лева провалился в шахту лифта и вылез по верёвке, как он поехал на троллейбусе и перескочил с него на маршрутку, которая оказалась летающей, или как он ловил сачком рыбу и жарил её на костре («костёр разжёг зажигалкой» — детали очень важны для хорошей истории).