Сяо Тай и разбойники горы Тянь Ша

Так что самый простой способ избавиться от надоедливого Первого Брата — отпадает. Бросить ему вызов на поединок просто, и она даже имеет на это право, как член Совета Старших, однако слишком мало она знает о его способностях и силе. Тот факт, что Гуань Се и Чжан Хэй в свое время признали Первого Брата старшим над ними — говорит о многом. Нельзя его недооценивать, это с человеком у которого нет контроля над своей Ци она может легко разделаться в сфере своей Ци, но не с Мастером. Даже просто вылечить царапину на руке у Чжан Хэя оказалось не просто — его тело отторгало Золотистую Ци, ведь Брат Чжан, несмотря на свой вид и поведение — тоже своего рода культиватор. Только у него природный талант и его Ци — дикая Ци природы. Он словно карп в прозрачной воде ручья — не чувствует, что находится в воде, не ощущает Ци, но его тело пропитано ею. И даже когда он не сопротивляется, когда полностью открыт и дает ей манипулировать Ци, его организм отторгает все попытки воздействия извне.

Отсюда вывод — вскипятить мозги или сделать лоботомию Первому вряд ли удастся. Надо узнать о нем побольше, думает она, этот человек — единственное препятствие на моем пути к свободе внутри Братства. Камень в ботинке и ложка дегтя в кружке меда. Попытаться договориться с ним? Бесполезно, он уже занял позицию, а история с колодками только еще больше его взбесила. В тот раз она ожидала созыва нового Совета и постановки вопроса о ее наказании сразу по прибытии Второго Брата, но… Первый Брат сделал вид что ничего и не произошло. Как говорили в дворовом футболе — заиграли. Проехали. Живем дальше.

Сяо Тай прекрасно понимала, почему Первый так поступил. Потому что он не мог позволить себе проиграть на Совете, тем более — ей. Это был бы очень нехороший прецедент. Он и так подозревал что начинает терять власть и сейчас все держится только на его силе. Если прямо сейчас провести в в Летнем Лагере демократические, честные и справедливые выборы — большинство будет за нее. Потому что она прикладывает к этому усилия. Потому что она лично накладывает еду каждому в лагере, говорит с ними, шутит, ругает, участвует в их жизни. А Первый Брат сидит в своем шатре и играет в сянци или вино нагретое пьет. Ах, да, еще певичек из «Сада Свежести» к себе пригласил и теперь они целыми днями для него поют или хихикают на два голоса.

Однако никто не будет назначать демократические выборы, здесь у нас ватага разбойников, а тут прав тот, кто сильнее. Значит, нужно становиться сильнее. Сяо Тай вздыхает.

— У Седьмой все в порядке? — спрашивает Чжи Вэй, которому случилось быть рядом: — что случилось?

— Вот скажи, мне, — обращается к нему Сяо Тай: — скажи, мне, брат — в чем сила?

— Ээ…

— Разве в Ци? Вот и Второй Брат говорит, что в Ци. А я думаю, что сила — в правде. Кто прав — тот и сильней. А я — всегда права. Чего ж я тогда такая слабая?

Глава 23

Сяо Тай уселась впереди, на специально вынесенную с кухни лавочку. Большинство добрых молодцев-удальцов сидело на траве, кто-то и вовсе стоял. Но кухонной команде сидеть на траве было бы неуместно, Сяо Тай работала над имиджем кухонной команды, продвигая его вперед. И если раньше их социальный статус был ниже, чем у обычного бойца-разбойника и скорее ближе к разнорабочим, которых не брали в рейды, а поручали черную и непрестижную работу в лагере, то сейчас, благодаря ее протекции кухонные работники стояли немного выше. Они были не просто поварята или разнорабочие, они были «люди Седьмой».

— Госпожа так спокойна. А я очень волнуюсь, переживаю за Гу Тин, — говорит Минмин, устраиваясь рядом. На своих коленях она держит свой старый бронзовый котелок. Суеверная Минмин категорически отказалась оставить его на кухне, мол он счастье приносит. И удачу. И вообще, если есть котелок, значит будет чего туда положить. Сяо Тай только головой покачала и рукой махнула. Хочешь с ним таскаться — таскайся. Действительно же, в прошлый раз от удара Третьего Брата спас… хотя не то чтобы Третий концентрированно бил, скорей отмахнулся, да еще и плоскостью алебарды, не лезвием. Если бы Яростный Кабан взял бы своей целью рубануть как следует, то ни бронзовый котелок, ни даже лучшая броня столичных гвардейцев не спасли бы Минмин. Видела она, как Чжан Хэй рубит, если серьезен. Но, традиция есть традиция и на лавочке из кухонной подсобки сидели трое — она, Минмин и ее котелок.

— Я тоже волнуюсь за Гу Тин, — говорит Сяо Тай, глядя на то, как на поляне разминается Толстяк Мо. К сожалению, достичь консенсуса с этим главарем ватаги у нее не получилось. Она, грешным делом, рассчитывала, что удастся того уговорить отказаться от этого поединка. Однако Толстяк Мо тоже удила закусил, мол это же вызов за право управлять ватагой, как он тут отказаться может? Да кто его потом слушаться будет? Нет, Толстяк Мо понимал, что Гу Тин — протеже Седьмой Сестры и что у Толстяка против Седьмой шансов не так уж и много, все видели гладкий разрез на металлических цепях, все слышали про ее подвиг в рейде, про то, что она одним заклинанием разрушила угловую башню гарнизонной крепости в долине. Среди добрых молодцев-удальцов кое-где уже пошел слушок о том, что Седьмая Сестра — «та самая богиня справедливости и возмездия из пророчества», дескать все на это указывает — и ее беспредельная доброта и справедливая строгость, и невероятная сила. И что она вообще в любой момент могла бы всю иерархию перевернуть и даже самого Первого Брата, Мастера Тысячи Мечей одолеть — легко и спокойно. Все же видели, как она в колодках сидела? Как будто не наказание, а награду ей выдали, с поднятой гордо головой и улыбкой. И, если честно — не поняли разбойники этого поворота, не одобрили. С их точки зрения еда сегодня — важнее чем война завтра. Кроме того, они и так со всем миром воюют, одной войной больше, одной меньше. Вот попалась бы им на торговом тракте повозка Фениксов, и что? Поклонились бы уважительно и пропустили? Как бы не так. Ограбили бы, как и всех, чем Фениксы от других отличаются? От тех же правительственных караванов? Если уж разбойники с Горы Тянь Ша не боятся гнева Императора, чего им Фениксов боятся? Седьмая посланника Фениксов убила? Ну убила и убила, пожал плечами разбойный люд, посланником меньше. Дай им волю, они бы и в Твердыню Фениксов вторглись, разграбили бы всех, нагадили бы где смогли, поизнасиловали бы дворовых девок, и вообще всех, кто попался бы, да еще и факелов напоследок им на крыши понакидали, пусть горит, да пожарче. Разбойники вообще народ простой и к своему призванию относятся серьезно. Нет у них цели, ну какая у них может быть цель? Стал разбойником — все, пиши пропало. Жизнь твоя закончилась, никакого социального роста. Теперь до конца жизни ты разбойник и все тут. Это как у девицы из благородной семьи, которая в публичный дом попала — все одно репутация испорчена, кем бы она потом не стала и что бы не делала. Многие даже берут себе в жены девушек из «Персикового Сада» или там «Дома Свежести», выкупают их контракты. Однако такая жена все равно до конца жизни на себе ярлык проститутки будет носить… или же имя менять и переезжать. Чаще всего именно второе. А у разбойников и такого варианта нет. Так что нет у разбойника цели, только путь. Нет у них стратегических целей, есть только плотно набитый живот, хорошая одежда, оружие, да гулящая девка под боком, а про то, что будет завтра никто не задумывается. Так что разбойничий люд в большинстве своем решил, что в данной ситуации Первый Брат неправ. Нет, были и те, кто понимали, что война с Фениксами ничего хорошего с собой не несет, и что Седьмая действительно свою личную вражду на плечи всего Братства переложила за мешки с рисом, но даже они плечами пожимали — ну и что, дескать. Рис был важен, вопрос выживания, а просто так рис на дороге не валяется. Они и так и эдак с меча кормятся, войной свой рис зарабатывают, какая разница с кем и когда воевать? И лишь совсем немногие, в силу личной неприязни или крайней лояльности к Первому — считали, что тот все правильно сделал.

В основном же добрые молодцы за глаза потихоньку начинали называть ее даже не Седьмой Сестрой, а Юной Хушень, той самой богиней из пророчества.

Так что сейчас на лавочке, вместе с Минмин и ее котелком, сидела не только Седьмая Сестра Сяо Тай, но и Юная Хушень, пусть и не зная об этом. Рядом с ними встал Третий Брат Чжан и огладил свою бороду, глядя на поляну.

— Третий Брат, — говорит Минмин, которая уже давно перестала боятся гиганта и его алебарды: — а вы не волнуетесь? Я вот за Гу Тин переживаю.

— Чего за нее переживать? — удивляется Третий: — ты на ее противника глянь. Мешок с салом. Бурдюк неповоротливый. Такая бойкая девчонка как Гу Тин его на полосы порежет. На чем поединок будет? На мечах?

— У Толстяка Мо будут его любимые топоры. — говорит Сяо Тай. Она уже сказала Гу Тин свое напутственное слово, поддержала ее морально, дала совет как вести поединок тактически, но все равно переживала, глядя на нее. Гу Тин стояла в другом конце поляны, она была одета в темно-красное одеяние Госпожи, с иероглифом «тиен» на груди и спине.

— Ну… я бы на месте Гу Тин взял копье. Или алебарду… хм… — Брат Чжан с сомнением окинул худосочную фигурку певички и покачал головой: — все-таки копье. Для алебарды в ней веса маловато. Надо бы откормить девчонку. Ты ей побольше свиных шкварок в кашу клади. И чтобы доедала до конца, а то совсем несолидно для кухонного работника-то. Минми, а ну — подвинься. — Третий Брат садится на лавочку рядом с ними и лавочка протестующе скрипит под его весом, ножки проваливаются в мягкий грунт. Сяо Тай медленно приподнимается вверх, вместе со своим краем лавочки. Ну и ладно, думает она, так даже лучше видно. Правда неудобно, все время тянет к Минмин прижаться. Гравитация.

— Внимание. — говорит Пятый Брат и поднимает руку, все вокруг замолкают и обращают свое внимание на него: — сегодня у нас поединок между Толстяком Мо, главой ватаги «Славные Ребята Мо» и человеком из команды Седьмой Сестры, Гу Тин. Я обязан сперва спросить у сторон, не желает ли кто-либо решить дело миром и извинениями? Нет? Хорошо. Поединок продолжается до тех пор, пока одна из сторон или обе — не умрут, получат повреждения, которые не позволят продолжать поединок или же кто-то из сторон — не признает поражение. Все ясно? Хорошо. — Пятый Брат резко опускает руку, словно бы разрубая воздух: — Начинайте!