Сыграй со мной в любовь

Каждая мысль как выстрел в висок. От боли даже заплакать не получалось.

Петя не должен был пострадать. Не его хотели отправить на тот свет, толкнув под поезд. Не он перешел дорогу тем, кому переходить не следовало.

Словно вторя моим догадкам, рядом переговаривались полицейские:

— Не верю я, что это обычное ДТП.

— Машина, которая его подтолкнула, скрылась, но номера у нас есть.

— Сомневаюсь, что ее удастся найти. Слишком грязно сработано. Скорее всего, тачка уже где-нибудь на дне реки или разобрана на запчасти.

— Вероятно…

— Этому Шеремету здорово подфартило, что дал покататься пацану.

— Да. В рубашке родился.

— Но мальчишку жалко. Позвоночник в двух местах, руки, ноги… Если и выкарабкается — инвалидом быть до конца жизни.

Не в состоянии больше это слушать, я заткнула уши и опустилась на колени. К Диме прикасаться не хотелось. От одного вида его протянутых рук выворачивало наизнанку. Счастливчик. Рожденный в рубашке. Целый и невредимый.

Я не знала, сколько времени просидела на холодной земле. Не знала, удалось ли по горячим следам найти машину, подтолкнувшую Петю. Я ничего не знала и не понимала. Все что у меня было — грязные комья обочины под руками и пульсирующий сгусток боли внутри.

Я была виновата во всем.

Я накликала на нас беду.

Я ослепла, возомнив себя счастливой влюбленной дурочкой.

Все, что было важно еще час назад, рушилось как карточный домик. Красные кляксы крови на асфальте, словно смертоносная плесень, лишали разума.

Несмотря на то, что вокруг суетились люди, я была одна. Ничего не замечая. Ничего не чувствуя. Даже когда меня привезли в больницу, пропустили под дверь операционной и знакомые руки крепко прижали к твердой груди.

Холодная скамейка в коридоре стала своим собственным адом на несколько бесконечных часов. Дима общался с врачами и следователем. Против воли сдерживал, когда от отчаяния я готова была ворваться в зал, где работали хирурги. Пытался напоить водой или заставить поесть. Молчал в ответ на град моих отравленных горем обвинений и, затягиваясь дымом, курил на балконе, когда я временно обессилив от ожидания, выпадала из реальности, прижавшись лбом к стене.

Он пробыл со мной до самого утра. До короткого, леденящего душу своей неизвестностью приговора: «Операция завершена. Сейчас пациент находится в реанимации, но угроза жизни все еще сохраняется».

Двое в узком, залитом холодным белым светом коридоре. Еще недавно близкие, а теперь…

Ближе к рассвету в больницу приехал Тема. Даже не взглянув в сторону Шеремета, он всунул мне свой термос и укутал пледом. Выпотрошенная виной, я не сопротивлялась. Сейчас уже не имело значения, на чьей стороне была правда в моей прежней, закончившейся несколько часов назад жизни.

Романтические крылья обуглились, так и не успев расправиться, а на месть было плевать. Судья и присяжные в моей голове уже нашли виноватого и вынесли приговор.

Виновна.

Одна.

Пред Петей, перед родителями, перед собой.

Даже, если бы Дима хотел побороться за мою невиновность, счет был не в его пользу.

К счастью, он и не пытался.

* * *

Дима

О том, что с мальчишкой и машиной что-то произошло, я понял, стоило увидеть на пороге Севу. Мало того, что мой всегда спокойный начбез приперся в квартиру к девчонке, так он еще был в панике.

Не думал, что такое возможно. Не предполагал, что и сам испытаю это гадкое чувство, но сегодняшний день оказался невероятно щедр на дерьмовые эмоции. Вначале обвинения Лики, теперь еще один сюрприз.

После упоминания о железнодорожном переезде слюна во рту приобрела навязчивый металлический привкус. Кто хоть раз получал в зубы, знал этот вкус. Кровь трудно было спутать с чем-то другим. Свою точно. А вот кровь другого… Когда Лика повисла у меня на руках без сознания, я уже был уверен, что сегодня узнаю ответ и на этот вопрос.

Догадываясь, что могу увидеть на месте происшествия, я попытался оставить Лику дома на Севу. Тот даже не возмутился, что его хотят сделать нянькой. Однако девчонку проще было привязать к батарее, чем заставить добровольно подождать меня в квартире.

Впрочем, уже на месте я пожалел, что не выбрал альтернативу. Тот кто планировал отправить меня на тот свет постарался на славу. У водителя не было ни единого шанса спастись. Даже если бы Петя заметил приближение машины сзади и попытался выпрыгнуть, подпертый грузовиком слева, он все равно оказался бы под поездом.

Тупиковая ситуация. Патовая. Цели припугнуть у нападавших не было. Они ехали физически устранять конкурента, который умудрился пройти все их проверки. И устранили бы.

Легко не бояться смерти, когда не чувствуешь ее дыхания в затылок. Запутавшись в суете и планах живешь, не оглядываясь на кладбищенские кресты. Кажется: "Не со мной. Обойдется". Но когда встречаешься так, лицом к лицу, естественный животный страх жестко бьет по мозгам.

Только идиот способен колотить себя в грудь, сокрушаясь, что вместо него пострадал другой. Жизнь — это всегда жизнь, чего бы она ни стоила. Я не мог успокаивать Лику, говоря, что сожалею. Я был цел. Это джек-пот. Но я проклинал себя, что не прислушался к ощущению опасности, которое испытал накануне.

Катастрофы можно было избежать. Мальчишка остался бы здоров. Лика не загибалась бы сейчас от горя на холодной скамейке под операционной.

Смотреть на нее было больно. Больно физически. До ломоты. До острого, разъедающего горло желания заорать на всех и вся.

За то, что никто ни у кого не было гарантий.

За тупые, формальные вопросы следователя.

За красные сухие глаза девчонки, которая не позволяла даже прикоснуться к себе.

За собственную беспомощность.

Беспомощность лупила по нервам сильнее всего. Я только-только почувствовал, что в долбанной, похожей на день сурка жизни случился просвет, как меня тут же макнули в дерьмо. По уши. И, к сожалению, не меня одного.

С Островским следовало разобраться уже давно. Не ждать с моря погоды, играя с девчонкой в благородного оленя. Нужно было выбить информацию из ее дружка уже на следующий день после статьи. Выбить вместе с дурью и алчностью.