Сын детей тропы

И он, прикрыв дверь, вернулся на пост. Не почуял сквозняка из раскрытого окна.

Шогол-Ву осторожно выбрался. Носок мягкого сапога легко пристроился на спине зверя на резном наличнике, пальцы нащупали кромку узкого балкона, тянущегося вдоль стены. Вдох, другой, и запятнанный перелез за перила.

Он прислушался, закрепляя верёвку. За ставнями было тихо, в щели не видно огня.

— Всё? — спросил человек едва слышно, высунувшись в окно и глядя наверх. — Можно?

И, дождавшись кивка, полез, цепляясь за верёвку и упираясь ногами в наличник. Когда поднялась Ашша-Ри, он уже отпер ставни.

— Всё тихо. Вы первые, давайте.

Здесь хранились ящики. Может, остались от прежних владельцев. Шогол-Ву пробрался к двери, прижался ухом.

Кто-то дышал неподалёку, присвистывая носом. И доносился лёгкий ритмичный стук: так мог бы опускаться на доски пола носок сапога.

— Двое, — прошептал запятнанный. — Один спит.

— Комната Свартина по правую руку, — тихо и торопливо сказал человек. — Как начнём, не спутайте. Эх, не так я думал сюда прийти, кабы ты не влезла... Так помните, дадите время его расспросить. И так мне всё перегадили уже. А после он ваш. Ну? Идём?

Ашша-Ри дёрнула верёвку.

Пустой котёл, оставленный внизу и пойманный крюком за ручку, загрохотал, падая со стола. Со звоном рассыпалась утварь, сложенная в него.

— Одде! — тревожно воскликнули за дверью. — Слышал?.. Эй, кто шумел внизу?

— Чего? — сонно откликнулся другой страж. — А?..

— Поднимайся! Внизу кто-то есть, молчат, глянуть надо.

Торопливые шаги удалились к лестнице. Шогол-Ву приоткрыл дверь, увидел пустой коридор, освещённый лампой, и выскользнул наружу. Спутники пошли за ним.

— Эта дверь, — указал человек.

Дверь была не одна, но он выбрал ту, у которой стояла скамья и масляная лампа рядом.

Шогол-Ву толкнул — заперто. Снизу доносились голоса стражей. Что-то загремело.

— Отойди, — прошипел человек. — Посвети!

Согнувшись, он завозился в замке. Выпрямился с торжествующей улыбкой, пряча инструмент за пазуху.

— Пустячное дело. Ты первый, мало ли что...

В комнате не было стражей.

Там не было никого, кроме человека на смятой постели. Большой тёмной тенью он раскачивался взад-вперёд в тусклом свете чадящей лампы. Смердело немытым телом, грязными тряпками и нечистотами. Шогол-Ву не сразу признал в человеке Свартина.

Тот был крепким, здоровым, как гора — этот тощ. Тот глядел нагло, свысока — у этого воспалённые глаза бегали тревожно, а пальцы сжимались и разжимались, комкая одеяло. У прежнего Свартина была густая тёмная грива над низким лбом, у этого — седые космы, нечёсаные и немытые. Он поглядел на вошедших и рассмеялся неприятным дробным смехом, будто камешки покатились, застучали по полу.

Шогол-Ву прикрыл дверь и встал, опершись на неё спиной, скрестив руки на груди. Ашша-Ри медленно вынула нож, не спуская глаз со Свартина. Человек решительно шагнул к постели.

— Белый камень! Где он, ну?

Свартин обвёл вошедших глазами, мелко кивая. Камешки падали всё реже, наконец, раскатились все до последнего. Наступила тишина.

— Где? — повторил человек.

Он выдвинул полку стола, скрипнул створкой шкафа. Вынул деревянную шкатулку, пошарил там, поднеся к носу, тряхнул головой и вновь спросил с досадой:

— Где камень? Говори, или заставим. Только вообрази, что с тобой могут сделать вот эти. Я им сейчас позволю тебя резать, только чтоб язык не трогали.

Свартин поглядел на него и вновь закатился негромким сухим смехом.

— Он безумен! — воскликнула Ашша-Ри. — Боги покарали его за то, что нарушил клятву. В том, чтобы убить такого, нет чести. Нет, пусть живёт вот так, как зверь — не свободный, людской зверь, беспомощный и слабый! Пусть гниёт в собственных нечистотах. Пусть подохнет, но перед тем опозорится. Я получила что хотела. Я ухожу.

— Ты не можешь!.. Мне нужен камень. Заставь его говорить!

Но Ашша-Ри только покачала головой.

Человек выхватил нож — видно, нашёл внизу — и взмахнул перед носом Свартина.

— Где прячешь камень?

Пустые глаза бессмысленно проследили за блеском лезвия.

Человек, свирепея, толкнул безумного, опрокинул. С усилием вспорол тюфяк, зашарил там, поднимая в воздух пух. Навалившись на грудь Свартина коленом, приставил нож к грязной шее, ощерился — и замер.

— А, во-от где стоило искать прежде всего!

Он дёрнул что-то, сжимая в кулаке. Помог ножом, снова дёрнул и обернулся:

— Уходим!

Шогол-Ву отворил дверь и увидел совсем близко вернувшегося стражника. Тот застыл оторопело.

Запятнанный схватил лампу со скамьи и бросил о пол. Глиняные черепки разлетелись, звеня, масло пролилось и запылало. Стражник замер по ту сторону огня, но тут же ожил.

— Выродок! — завопил он, пятясь. — Здесь выродок!

Шогол-Ву обернулся. Двое за его спиной метнулись к оставленному окну, к балкону со спасительной верёвкой. Ашша-Ри шла второй, заметно прихрамывая.

Снизу кто-то кричал, кто-то бежал по лестнице, грохоча сапогами. Запятнанный поднял скамью, подождал — и метнул её в первого же стражника, готового прыгнуть через пламя. Тот упал, вскидывая руки, блеснул клинок. Его товарищ отскочил, ударившись спиной о стену.

Пламя поднялось, облизывая дерево. На миг упало, и Шогол-Ву увидел черноволосого. Тот замер, как дикий зверь, готовясь к рывку — и полетел, не разбирая пути. Перескочил сваленную скамью, оттолкнул охнувшего стража и лишь на миг укрыл лицо в сгибе локтя, прорываясь сквозь огонь.

Двое сцепились. Человек был силён и зол. Запятнанный то прикладывал его о стену, то бился сам — а пламя трещало и пело, всё жарче, всё светлее. Мир сузился: был только враг, и никого кроме. Глухо доносились крики, дымный смрад выедал глаза, стискивал горло.

Шогол-Ву ударил противника под рёбра. Тот закашлялся, на миг слабея. Запятнанный оттолкнул его и бросился за дверь, к раскрытому окну.

Верёвки не было.

Он замешкался лишь на миг. Схватился за перила, перебросил себя, нащупывая резьбу ногой — и черноволосый налетел с рёвом. Поднял ногу, ударил с размаху, и узорные балясины не выдержали, надломились с хрустом. Шогол-Ву полетел вниз.