Сын моего сына

— Ну, с теми женщинами, которых я видела, семьи обычно не создают, — отвечает баба Валя.

А я по её мнению, значит ТА женщина.

Я кидаю взгляд на Даню, который с наслаждением ест пирог. Вижу, как он уже улыбается, и это немного успокаивает меня. Да, многое в этой ситуации кажется странным и запутанным, но, возможно, в этом есть смысл.

В этот момент я слышу, как скрипят двери в коридоре, и понимаю, что кто-то приближается. Вскоре появляется хозяин особняка. Он выглядит сосредоточенным и уверенным, что в его случае вполне привычно. Я смотрю на него с некоторым недоверием. Проигнорировав меня, господин Тихий присаживается на корточки перед Даней.

— Ну что, давай знакомиться поближе. Как тебя зовут? — спрашивает он сына.

Но, ребенок ничего не отвечает и лишь испугано таращит на не него свой взгляд и преданно вжимается в мой бок.

Я кидаю взгляд на Валентину Петровну, и она, словно почувствовав, что её присутствие больше не нужно, внезапно встаёт и направляется к двери, на ходу бросая мне взгляд, который можно было бы расценить как «давай, не робей!».

— Заболталась я совсем, — говорит она, поправляя свой фартук. — Займусь делами на кухне.

Она исчезает за дверью, оставляя меня и Тимура наедине.

— Значит, правда, что не говорит, — произносит скорее про себя.

— Он полностью понимает обращенную речь. У него с интеллектом все в порядке, — произношу я, пресекая его дальнейшие вопросы.

— Что тогда? — спрашивает, взглянув на меня,

— Никто толком не знает. Одни говорят, что родовая травма. Другие, что клетки в лобной части мозга, дозревают медленнее. Поэтому и происходит задержка развития речи, — отвечаю я, стараясь звучать уверенно, хотя внутри меня кровоточит рана, когда я начинаю объяснять, что с моим ребенком не так.

— Он будет нормально разговаривать?

Пожимаю плечами.

— Должен. Все зависит от реабилитации. Мы ездим в центр стимуляции мозга. Правда, только раз в неделю, потому что там очень дорого.

— А сколько нужно?

— Хотя бы два. В идеале — пять.

— Понял, — говорит он, слегка кивнув.

Тимур Эльдарович, видимо, обдумывает мои слова, глядя куда-то в сторону, будто взвешивает всё услышанное. Его лицо остаётся спокойным, но я замечаю лёгкое напряжение в его глазах.

— Пять раз в неделю, говоришь? — наконец, произносит он, снова встречаясь со мной взглядом.

— Да, — подтверждаю я. — Но это слишком дорого, и я не могу себе этого позволить. Мы и так уже на пределе своих возможностей.

— Ясно, — отвечает он, его голос становится более решительным. — Значит, будете ездить пять раз в неделю.

Я смотрю на него, слегка ошеломлённая. Это предложение звучит так просто, словно он только что предложил купить нам новую игрушку или пригласить на ужин.

— Это не… — начинаю я, но он поднимает руку, чтобы остановить меня.

— Не обсуждается, — говорит он твёрдо.

Я открываю рот, чтобы возразить, но затем закрываю его, не зная, что сказать. Его решимость сбивает меня с толку. С одной стороны, это облегчение, что мой сын получит необходимую помощь. С другой стороны, я не могу избавиться от ощущения, что таким образом становлюсь ещё более зависимой от этого человека.

— Я даже не знаю, что сказать… — признаюсь я, чувствуя, как ком подступает к горлу.

— Ничего не нужно говорить, — отвечает Тимур. — Я делаю это не ради благодарности.

— А ради чего?

— Просто хочу, чтобы у ребенка был шанс на нормальное будущее. Даже если для этого, сюда придется перевезти весь центр.

Я киваю, стараясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Может быть, его методы и действительно кажутся мне странными, но его намерения, похоже, искренни.

— Спасибо, — наконец произношу я, чувствуя, как слёзы начинают подступать к глазам. — Это очень важно для нас.

— Давай только без этого, — он выравнивается — Без этой всей вашей бабской сырости. Терпеть не могу женские слезы.

— Извините, — шепчу одними губами, тихо глотая слезы.

— Ребенок сыт?

Молча киваю.

— Хорошо. Тогда, собирайтесь. В город поедем.

— Зачем?

— Вещи вам покупать. Без тебя не решился.

4

Тихий

— У нас дома много одежды осталось. Куртки зимние. Сапоги, ботинки. А скоро осень… Можно заехать, забрать? — нервно интересуется она.

— Нет, — отрицательно качаю головой. — Новое купим, — невозмутимо отвечаю я.

— Так они у нас тоже не старые! У Дани много развивающих игр! — всплескивает руками.

— Купим всё новое, — давлю интонацией, глядя ей в глаза.

Взгляд не отводит. С характером девица.

— Я не против новой одежды или игрушек, но у нас есть вещи, которые важны для Дани. Они ему привычны, и он к ним привязан, — поджимает дрожащие губы.

Ангелина пытается отстоять свою позицию, но я не привык к тому, чтобы мои решения подвергались сомнению. Всё, что я делаю, направлено на то, чтобы обеспечить им лучшую жизнь, а она… Она продолжает цепляться за прошлое.

— Привыкнет и к новым. А старое… старое лучше оставить там, где оно есть, — выдыхаю, чтобы сейчас не сорваться. Потому что это её желание спорить, начинает понемногу напрягать.

Мальчишка смотрит на меня большими миндальными глазищами и снова прячется за мать. У него должны быть только самые лучшие вещи и игрушки!

— Позволь поинтересоваться. На какие средства вы всё это время жили? — Спрашиваю Гелю хмуро.

— На пособие. А еще, я работаю онлайн-преподавателем в школе китайской арифметики «Соробан» — вздёргивает она подбородок.

— Какой, какой школе?

— В школе китайской арифметики «Соробан», — повторяет она с ноткой вызова в голосе. — Это методика, основанная на древней японской абаке, — поясняет она, заметив моё недоумение. — Она помогает детям развивать концентрацию, память и быстроту мышления.

Я невольно поднимаю бровь, слегка удивленный её ответом. Это звучит куда более серьёзно, чем я ожидал. Её голос дрожит, но в нём всё же чувствуется уверенность, как будто она гордится своей работой, несмотря на обстоятельства.