Сын Тишайшего 3

— Напишешь мне бумагу, где всё укажешь. Кто слишком много дурного про Анну рассказывал. Отдельно про матушкино окружение, которое Петрушу с пути сбивает, укажи, — продолжаю давать задание, игнорируя отказ Натальи.

Та будь не дурочка, сделала вид, что полностью поглощена происходящим на сцене непотребством.

— Я недавно читал записи, найденные в хранилище Чудова монастыря. Там описаны изобретения одного флорентийца — Леонардо да Винчи. Ты должна помнить, я вам о нём рассказывал. Так вот, попалась мне весьма необычная штука, — специально делаю паузу и пытаюсь понять, чего происходит на сцене.

Меня тут же дёргают за рукав. Поворачиваюсь и натыкаюсь на возмущённый и одновременно просительный взгляд. Сестрёнка очень любит различные новинки, в том числе технические. Но в отличие от Петра последовательна. Она, например, использовала несколько механизмов для изготовления кукол и декораций, изображавших волны или облака. Очень необычная девица растёт. Эх, поместить бы её мозг в голову Петра.

— Самобеглый механизм о трёх колёсах. Приводится в движение ногами наездника. Не требует более ничего, разве что надо смазывать детали и менять ремни, — по мере описания трёхколёсного велосипеда, глаза сестрёнки затуманились, а рот открылся, — Думаю, ещё дней десять и он будет готов.

Кстати, если изготавливать подобные механизмы штучно, то это вполне по силам моим мастерам и мощности мастерских. Станочному парку в Коломенском, как и разнообразным инструментам, позавидуют даже голландцы или французы. Мы вон нормальные детские коляски освоили, что теперь знатные дамы могут гулять с детишками по паркам. Конечно, боярыни просто шествуют, а детей везут слуги под солидной охраной.

Я ведь фактически перевёз в Коломенское Оружейную палату и Аптекарский приказ. У нас здесь экспериментальные цеха и лаборатории. А основное производство расположено в Измайлово. Там и помещения всегда были в достатке, заодно людей грамотных хватает. Ещё нельзя забывать о безопасности. На восток Москвы вообще никому хода нет без специальных пропусков. Инженеры, мастера и рабочие живут в особой слободе, разделённой по уровням. А в Коломенском расположен ещё и полигон как артиллерийских, так и стрелковый. Здесь столько войск, будто Россия завтра собираемся начать войну. Суть в этом есть. На полигоне мы обкатываем личный состав как пушкарей, так и пехотинцев, осваивающий штыковой бой и действия в строю.

— Я должна первой прокатиться на самобеглом механизме! — сестрёнка, наконец, вышла из прострации и начала раздавать указания, — Сначала втайне освою, дабы никто не видел. А затем проедусь по Коломенскому парку, когда там соберётся побольше гостей. Ух, представляю их лица!

Наталья ненадолго зажмурилась от предвкушения, но сразу открыла глаза. И взгляд у неё оказался на удивление серьёзный.

— Могу прямо сейчас перечислить всех куриц, а заодно маменькиных родственников, вьющихся вокруг Петрушки, — увидев отрицательный жест, неугомонная царевна продолжила, — Он снова ругался с учителями, а нового преподавателя арифметики ударил указкой. А ещё говорят, Петя избил какую-то сенную девку матушки. Шум был изрядный, но его быстро замяли. Меня же вообще отправили учиться, хотя тогда уроков не было.

Последние слова Наташка произнесла с явной обидой. Я же начал потихоньку закипать. Сложно уследить за всем. Плюс в семье стараются помалкивать, если братик выкинул очередной фортель. Не сказать, что Пётр стал неуправляемым. Но ему три месяца, как пятнадцать. Гормоны бушуют, прибавьте к этому непростой характер и душевную травму. Всё-таки стрелецкий бунт не прошёл даром. Лезет из него периодически, что-то злое и жестокое. Ранее я пытался образумить брата лаской, прививал ему увлечения полезными науками и увлечениями.

В итоге все его интересы скатились к пальбе из пушек и уродскому боту. Денег на это творение неизвестного нидерландского гения, найденное в Измайлово, ушло просто немерено. Ведь мы сами с усами, а у брата просим только серебро, советы нам не нужны. После трёх неудачных пусков, в этом году лохань, наконец-то, поплыла. Теперь Петя изображает из себя великого капитана и пугает купцов, плавающих по Москве-реке. Хотя посудина больше чинится, чем плавает. Я уж, грешным делом, подумал, может, он утонет. Но не судьба.

И вот новая выходка. Чую, что не всё там просто. Тянуть не буду, проверю сразу после спектакля и разберёмся.

Тем временем на сцене произошла кульминация. Наши, то есть тимуровцы, повергли унижениям не наших — баязетовцев. Судя по воцарившейся тишине, народ ждал решения царя. Спектакль мне откровенно не понравился, но потенциал у ребят есть. Надо просто показать им верный курс и найти толковых авторов, которые смогут написать пьесы на русскую тематику. На хер мне все басурманские пляски? Нет, танец живота я приветствую! Но, боюсь, не поймут.

— Жалую постановщику сего действа с главными исполнителями рубахи шелковые и по десять рублей. Остальным по рублю и оков[1] зерна. Если порадуете меня следующим зрелищем, то велю построить настоящий русский театр, где постоянно будут вестись представления.

Режиссёр с актёрами низко поклонились, а я хлопнул в ладоши. Тут же меня поддержали все присутствующие, и амфитеатр потонул в аплодисментах.

* * *

— Ты почему молчала? Дело ведь важное, — спрашиваю Аксинью, принёсшую чай мне в кабинет.

Семья вернулась домой вчера поздно вечером. Поэтому я решил не устраивать следствий, и все отправились готовиться ко сну. Пообедали мы в Кремле, да и вообще изрядно устали.

А вот утром, сразу после тренировки, можно узнать, что вообще произошло. Хотя я уже всё знаю, но без особых подробностей. Люди Гаврилова своё дело знают. Просто на женскую часть, тем более царицы, особо не полезешь. Потому приходится ограничиваться минимум информации и догадками.

— Не полезу я в этот гадюшник. Сами потакают юнцу, вот он и бесится с жиру. Будто ты сам не знаешь? Кто ему недавно розги выписывал? — нянька встала в любимую позу, подперев бока, и сверлила меня взглядом, — Всегда он такой был — слабый и трусливый. А Федя у нас добрый, всё хочет людей лаской и уговорами исправить.

— Я же не могу всем сразу заниматься? На мне армия, торговля, послы заморские, ещё и бояре каждый день своими просьбами плешь проедают, — начинаю оправдываться под взглядом хихикающего Саввы, притаившегося в уголке, — Ведь преподавателей ему нашли, к делу представили, любой каприз выполняю, коли он разумный.

— Значит, у юнца иной каприз. Вот и избил девочку. Он и до этого пытался девкам да бабам подолы задирать. И всё насильно ему подавай. Дай ты любой рубль, так она сама ножки раздвинет. Так ведь нет, ему поиздеваться надо, — Аксинью прорвало, и она чуть ли не шипела.

Признаюсь честно, я сам её в такие моменты побаиваюсь. Насчёт кочерги врать не буллу, но пару поджопников и ударов тряпкой в детстве мне прилетало. Главное — за дело, поэтому никаких обид. А вот поведение Петра меня взбесило.

— Зови его. Встал он или нет, но чтобы через минуту был здесь, — демонстративно переворачиваю песочные часы, глядя на Савву, — Хочешь охрану бери. Плевать.

За обозначенный срок слуги не управились. Судя по крикам, слышимым через открытое окно, на женской стороне случился изрядный переполох. Но через пять минут передо мной предстал растрёпанный Пётр, с едва запахнутым халатом и домашних тапках. Смотрю в глаза брата и понимаю, что там нет ни грамма раскаяния. Страх есть, вон даже щека задёргалась от волнения. А осознанием мерзости своего поступка там и не пахнет.