Сын ведьмы. Дилогия
Шрифт:
— Отобьюсь, — улыбнулся санитар, — а потом сам же побитых и вылечу.
— Так как же вы, батенька, без эфирного наркоза собрались огнём жечь кожу пациентам?
— Взглядом колдовским зачарую, а не получится— просто Силой слегка придушу, — ладошками сжал воздух сын ведьмы.
— Ну, прошу хоть огнестрельные раны огнём не жечь, — не одобряя жестоких методов деревенского эскулапа, поморщился доктор, — они же стерильные. — И, видя непонимание в глазах казака, пояснил для необразованного — Чистые значит, ведь раскалённый кусочек металла выжигает все бактерии.
— Грязь и в них зиждется, —
Фраза «если не умеешь» острой бритвой полоснула по самолюбию опытного хирурга. Какой — то мальчишка и старый поп ещё будут учить его, выпускника медицинской академии, как надо раны обрабатывать! Лицо Романа Васильевича начало медленно краснеть.
— Авиценну знаю, Гиппократа знаю, труды Пирогова по полевой медицине читал, а вот про Отца Матвея— впервые от тебя слышу.
— Матвея Ермолаева все казаки окрест нашей станицы знают, — гордо вздёрнул подбородок мальчишка.
— Ну, извини, не казак я, — стукнул подстаканником по столешнице и карикатурно развёл ладонями с растопыренными пальцами доктор, словно павлиний хвост распушил. — Посему, поверю только результатам. А для чистоты эксперимента— спирта тебе не дам, лечи раны, как можешь, огнём.
— Мне спирт и непотребен, — пожал плечами наивный мальчишка. — Дали бы бутыль керосина, для зажигалки, и бинтов побольше. Шанцевый инструмент у солдат одолжу, медпункт на обратном склоне холма организую. Тогда снаряды не так будут беспокоить раненых. Сколько смогу— сам исцелю, а не буду успевать— легкораненых в лазарет отправлю. Рядом с медпунктом флагшток поставлю, если что— полотнище с красным крестом подниму. В бинокль из окошка гляните, отсюда видно будет.
— Гляжу, ты, парень, в чудотворцы метишь, — язвительно укорил старик. — Никак, в одиночку, богатырь, всех спасти хочешь, Алёша Попович.
— Весь пехотный полк не спасу, — горестно вздохнул наглец, — а роту поручика Николай Васильевича Ширкова— оберегу… Может, ещё и всему батальону майора Николая Евгеньевича Вольдшмидта полезен буду, но это только, когда значительных боевых действий не будет. А тогда уж, Роман Васильевич, за флагом наблюдайте— дам знать.
— Ты со мной шутки решил шутить, — чуть не опрокинув стакан, яростно зашипел взбешённый похвальбой молодого профана старик. Врач терпеть не мог выскочек и зазнаек. Он хорошо знал, к чему приводит некомпетентность при лечении людей. Лицо капитана побагровело, глаза сузились в щёлки. — Еремей, выпроводи засидевшегося гостя! Всучи новому санитару стандартную санитарную сумку с медикаментами. Спирта не выдавать ни капли! Бинтов дай, сколько унесёт.
— Спасибо, Ваше благородие, но мне столь много не надо, — встал с табурета Алексей, наконец, осознав крутые перемены в поведении доброго доктора. — Возьму только один мешок бинтов и… простыню, для флага.
— Исчезни с глаз моих, огнепоклонник, — сжав кулаки, еле сдерживал внутреннее раздражение старый медик. — Помощи в людях не жди, сам в пехотной роте справляйся, богатырь.
— Благодарю за доверие, Ваше благородие! —
надев папаху, козырнул Алексей и, подхватив с лавки ножны с шашкой, промаршировал за дверь.Еремей, опасливо зыркнув на багровое лицо командира, мышью проскользнул за дверь вслед за казаком.
— Это же надо было так добрейшего дохтора разозлить, — укоризненно покачал головой старый солдат, с неодобрением глядя на молодого казака. — У Роман Васильевича, от взгляда, даже пенсне раскалилось. И что же, басурман этакий, ты такого сделал?
— Ещё только собираюсь, — не чувствовал за собой никакой вины Алексей. — Просто, не сошлись во мнениях по вопросу обработки огнестрельных ран. Время рассудит, кто прав.
Еремей вручил новому санитару бумажный свёрток со старой простынёй и застиранным до дыр белым халатом, стеклянную бутыль с керосином, сумку с красным крестом и выдал со склада увесистый мешок с бинтами.
— И куды тебе, сынок, столько — то? Тут тряпья на цельный полк хватит, — возмущался старик. Хозяйственная натура страдала от такой расточительности.
— Мне только на батальон, — рассмеялся целитель, понимая прижимистость старика. Крёстный тоже добро старался не разбазаривать.
— А жилы, сынок, не надорвёшь, — прищурив глаз, засомневался в здравом рассудке паренька Еремей.
— Сдюжу, батя, я двужильный, — взвалил богатырь на правое плечо мешок с запасами, а на другое навесил солдатский тощий вещмешок и санитарную сумку. Бумажный свёрток зажал подмышкой, бутыль взял левой рукой за горловину.
— Погодь, богатырь, — сжалился над неразумным мальчишкой старый солдат. — Отужинай у нашего стола, а там и Фрол с кухни подъедет. Ему всё равно на передок кашу везти, заодно и тебя до роты подбросит.
Алексей упрямиться не стал, утренний праздник живота уже подзабылся, хотелось порадовать желудок заново. Сын ведьмы, как истинный воин, мог долго не вспоминать о пище, зато, когда выдавалась возможность— пировал всласть. Уж три стандартные порции каши казак точно успел уничтожить ложкой, пока Фрол не подвёз новые припасы.
— Фрол, нам лишнего не сгружай! — остановил обозника Еремей. — Раненых дохтор в гошпиталь отправил. Вези добавку окопным браткам. Ещё вот, нового санитара в роту Ширкова свезёшь. Старым двум оболтусам вели вертаться до лазарета, Роман Васильевич распорядился сменить на… «огнепоклонника». Сейчас бумагу предписательную принесу, обожди чутку.
— Алёша Попович двоих стоит, — согласно покачал головой мужик и машинально перекрестился. Утреннее воскрешение, почти уже дохлого коня, произвело на Фрола неизгладимое впечатление. Картину колки дров ему в красках пересказали кашевары. — Алёша, кидай мешок на бидоны, да сидай со мной рядком, за полчаса домчим до передовой.
Алексей разместил в телеге своё барахлишко и запрыгнул сам. Всю дорогу ехали молча. Фрол лишь погонял ленивого мерена, да украдкой косил глаз на чудо — богатыря. Статный, конечно, паренёк, но откуда такая дурная силища в нём? Если бы сам не видел, как Алёша Попович коня на ноги поставил— не поверил бы байкам про колку дров. Специально потом подходил к горе поленьев. Да там кто только не пробовал оставшиеся «ногайские» чурки топором развалить, но с одного удара никто не смог!