Сыночек в награду. Подари мне любовь

– Я хотела бы, чтобы ты оставил нас себе, – вспоминаю его необычную формулировку. – Навсегда.

Не дав Тимуру ответить, впиваюсь в его губы. Вкладываю в этот поцелуй всю свою нерастраченную нежность и внезапно пробудившуюся страсть.

* * *

Моя голова покоится на широкой груди родного мужчины, а тело заключено в цепкий капкан его объятий. Прислушиваюсь к биению сердца, дожидаюсь, когда дыхание станет спокойнее.

Дожидаюсь, пока Тимур уснет, а сама не могу сомкнуть глаз. Нежусь в его руках, наслаждаюсь каждой секундой рядом с ним. Аккуратно приподняв голову и уткнувшись подбородком в стальное плечо, рассматриваю мужчину вблизи. Любуюсь дикарем, которого я приручила.

Позволив себе еще немного побыть рядом с ним, аккуратно выскальзываю из кольца его рук. В полумраке нахожу кофту, кутаюсь в нее и босиком, на носочках, крадусь к двери.

Не могу оставаться здесь до утра, ведь в комнате на первом этаже спит мой сын. Я должна быть рядом, особенно когда он болеет. Я всегда буду выбирать ребенка. Надеюсь, Тимур поймет меня правильно.

В нашей с Владиком комнате переодеваюсь. На ощупь проверяю температуру малыша и, убедившись, что его здоровью ничего не угрожает, бесшумно ложусь рядом. Чувствую, как в ногах шевелится щенок, недовольный тем, что его разбудили. Замираю, пока он устраивается поудобнее.

Но стоит мне прикрыть глаза, как дверь открывается. И я бы не заметила этого в полудреме, если бы наш пушистый защитник не вскочил с постели и не начал лаять.

– Вот предатель. А еще тезка, – хрипло отчитывает щенка Тимур, а у меня сердце пускается вскачь от его голоса. – Ну, тише, – присев, чешет его по холке.

Приподнимаюсь на локте, всматриваясь в темноту и различая огромную фигуру, возле которой кружит крохотный комочек. Песик успокаивается и возвращается к нам, охраняя сон Владика.

– Тимур? Что ты здесь делаешь? – растерянно спрашиваю, потому что не верю. Может, он мне привиделся?

Сынок ворочается в моих руках, кашляет и просыпается. Начинает хныкать, но вдруг умолкает, увидев Тимура.

Не показалось...

– Папа с нами? – чуть слышно произносит, чтобы не спугнуть.

Вулканов подходит ближе, опускается у нашей кровати, проводит ладонью по макушке Владика.

– Болит что-то, ураганчик? – называет его придуманным мной прозвищем, но в его устах оно звучит по-особенному.

– Нет, – сын зевает и прижимается ко мне спинкой, кутаясь в одеяло. – Папа полечит, – повторяет и опять засыпает.

Тимур прижимается губами к его лбу. Измеряет жар? Или по-отечески целует?

Приподнявшись, тянется ко мне. Целует в щеку, наклоняется к уху, обдавая дыханием.

– Я теперь всегда буду с вами, – произносит уверенно. – Завтра на второй этаж переберемся. Выберешь детскую для Владика. Можешь обустроить ее по своему вкусу. Пора вам расположиться здесь по-человечески. Вы больше не гости. Вы моя семья.

Четко. Убедительно. Безапелляционно.

Мне нечего возразить ему. Главе семейства. Нашего небольшого семейства.

– Это сон? – шепчу я.

– Надеюсь, нет, – хмыкает и заставляет себя отстраниться.

Бросает подушку на диван у противоположной стены, устраивается так, чтобы наблюдать за нами, и невозмутимо засыпает, будто мы его снотворное. Затихает и Владик, прекращая покашливать.

Одна я не могу успокоиться до самого утра. Боюсь лишний раз моргнуть, чтобы мираж не рассеялся.

Но с первыми лучами рассвета я все еще вижу Тимура. Умиротворенного, крепко спящего. На твердом, неудобном диване. В нашей с Владиком комнате.

Все-таки отключаюсь. С застывшей на губах улыбкой.

Глава 48

Некоторое время спустя

Тимур

– Не утруждайся, это необязательно, – устав молча наблюдать за суетящейся Евой, останавливаю ее с легкой улыбкой.

Обхватываю тонкие запястья, прижимаю к своей груди, сминая ткань выглаженной рубашки. Белоснежной. Черт, сто лет обо мне никто так не заботился. Внимание Евы сначала было непривычным, но с каждым днем я постепенно разрешал себе не только принимать все, что она для меня делает, но и наслаждаться этим. Стоило мне забыться, как фея незаметно сменила мой гардероб. Коварная женщина.

– А, хорошо, – машинально и чуть заторможено отвечает. Одергивает руки, теребит пальцами галстук, свисающий с ее ладони, как змея.

Она будто проводит какой-то особый ритуал «правильной женщины». И я готов простить ей все. Но пытаться повязать удавку мне на шею – это уже слишком. Я и раньше терпеть не мог носить галстуки, только по особым случаям, а после нескольких лет в футболках и джинсах – вообще отвык от делового стиля.

– Извини, просто после клиники мы собирались сразу на встречу по поводу гранта, - тихонько оправдывается. – Ну, нет так нет. Как скажешь, – отводит взгляд.

Переключает внимание на сына. Владик, как обычно, помогает разрядить обстановку. Слетает с лестницы с щенком на руках, пускает его на ковер. Замирает, заметив светлую шерсть на своем синем костюмчике, с опаской зыркает на мать и принимается лихорадочно оттирать пиджак.

– Вла-адик, – огорченно тянет Ева.

– Ладно, завязывай, – указываю на чертов галстук в ее руках и украдкой подмигиваю озорному мальчишке. Беру удар на себя, пока он приводит одежду в порядок.

– Мне несложно. Наоборот, приятно, – просветлев, улыбается фея. – И это меня успокаивает, – делает аккуратный узел.

– А ты нервничаешь? – укладываю ладони на ее талию, осторожно поглаживаю, чтобы не испортить наряд. Хотя безумно тянет это сделать – усилить хватку, смять безупречную ткань, обласкать через нее хрупкое тело. Хочется до покалывания в пальцах.

На Еве строгое бирюзовое платье, до колена, и со скромным декольте, а меня так ведет, будто она полуголая передо мной стоит. Но все мысли вышибает из головы ее следующая фраза. Как выстрел.

– Мне кажется, мы совершаем ошибку. То есть я ее совершаю… – бросает взгляд на сына.

Малыш как ни в чем не бывало несется за лающим Тимкой, ловит его и чешет за ушком. По гостиной разносится детский смех, перемешанный с радостным собачьим скулежем.

– Какую ошибку? – с трудом выдавливаю из себя, отвлекаясь от ребенка.