Сыночек в награду. Подари мне любовь

Молчит. Кусает губы. До красноты. Сжимает белыми зубками, терзает.

Не могу видеть Еву такой. Разбитой, потерявшей веру, будто я ее предал. А я скорее застрелюсь, чем обижу любимую.

Ни на миг не прерываю зрительного контакта, такого тяжелого для нас двоих, но одновременно необходимого. Обхожу стол и опускаюсь рядом с креслом. Накрываю ледяные ладони своими руками. Хочу согреть, поэтому обхватываю крепче, заключаю в теплый капкан. Подношу к губам, чтобы обжечь дыханием.

И что-то соскальзывает на пол. Именно то, что прятала от меня Ева все это время. Но мне плевать. Даже не поворачиваюсь на звон разбитого стекла. Продолжаю всматриваться в растерянное лицо феи, которое вдруг принимает виноватое выражение.

– Прости, я не специально… – она кивает вниз.

Нехотя отрываюсь от ее фарфоровых щек и опускаю взгляд. На перевернутую рамку. На отпечатки женских пальцев поверх слоя пыли. На осколки вокруг.

Узнаю. Единственное, что осталось в этом доме от жены. Отголосок прошлого, долетевший так не вовремя. После того, как я отпустил его.

Вздыхаю.

И сильнее сжимаю руки Евы. Только бы не сбежала. Не сейчас.

– Это всего лишь рамка, – произношу на выдохе, не отпуская ее прохладные пальцы. Поглаживаю, растираю, пытаясь разогнать кровь.

Кажется, если ослаблю хватку хотя бы на доли секунды – потеряю Еву навсегда. Сейчас эта бледная, огорченная, поникшая девушка гораздо ценнее для меня, чем кусок дерева с разбитым стеклом. Память не в вещах. Я осознал это в тот день, когда освободил и расчистил комнату жены. Прошлое не исправить и не вернуть. Оно останется в воспоминаниях. Другое дело – будущее. Наше с Евой. Его придется возводить по кирпичикам. Но пока что фея, наоборот, выстраивает стену между нами и заливает бетоном все наши осторожные попытки быть вместе.

Маленькие ладошки выскальзывают из моих и тянутся вниз. Пальцы замирают в паре сантиметров от разбросанных стекол, почти касаются пыльного дерева.

– Не надо, порежешься, – ловлю тонкие запястья, будто защелкивая на них наручники. Дергаю на себя, заставляя Еву выпрямиться в кресле. Придерживая их одной ладонью, я сам поднимаю рамку, переворачиваю, мельком скользнув взглядом по изображению, и возвращаю ее в приоткрытый шкафчик.

– Ева, ты должна понимать, что это просто память, – целую ее руки, которые она яростно пытается вырвать. – Не нужно ревновать меня к прошлому, – смотрю на нее исподлобья, по-прежнему сидя у ее ног.

Становится ясно, почему Ева сама не своя. И чем вызвана такая отчужденность.

– Это же она… Твоя жена… И мы совершенно одинаковые… – стреляет заплаканным взглядом в покосившуюся дверцу. Захлебывается эмоциями, идет ко дну, но я из последних сил стараюсь удержать ее на поверхности.

– Вы не похожи, – чеканю как можно убедительнее.

– Я не слепая, Тимур! – повышает голос. И тут же стискивает губы, покосившись на дверь. Переживает, чтобы Владик не услышал.

Лучшая мать для нашего сына. О другой грех мечтать. И могла бы стать идеальной женой, но… Чем дольше всматриваюсь в пустоту и арктические льды в ее глазах, тем меньше надежды во мне остается.

– А я был лично знаком с вами обеими. И четко вижу разницу, – не сдаюсь.

Все равно не отпущу. Не смогу. Мы нужны друг другу.

– Тогда, в автосалоне – тоже? – облизнув мокрые от слез губы, изгибает их в вымученной ухмылке. – Ты целовал не меня.

Ева права. Чертовски права. И в то же время – ошибается.

– В тот момент я не знал тебя, – тщательно подбираю слова, но все равно наношу ей болезненные удары. – Но я разобрался сразу же. Поэтому и ушел. Понял, как сглупил. Ругал себя за то, что напугал тебя.

– Ты не показывал мне ее фото, – продолжает делать больно нам обоим, словно специально мучает наши и без того забинтованные сердца.

– Потому что не видел в этом смысла, – веду большими пальцами по тыльной стороне ее ладоней, и они импульсивно превращаются в кулаки. – Для меня ты – это ты, Ева.

Всхлипывает. Зажмуривается, выдавливая крупные капли, которые тут же присоединяются к соленым рекам и плывут дальше по течению.

– Помнишь, мы встретили Игоря возле клиники? – киваю, хотя не догадываюсь, к чему она ведет. – Он был вместе со Светой, твоей бывшей подчиненной. Вот только вряд ли ты бы ее узнал. Потому что Игорь превратил свою новую девушку в меня. Прическа, одежда… Наверное, даже манеры мои пытается ей привить, – пока она говорит, я недовольно свожу брови и мысленно убиваю неадекватного Меркунова. С особой жестокостью. – Я тогда еще подумала, что это ненормально – создавать копию бывшей жены. Ненормально жить с ней. Признаваться ей в любви, думая о другой. Воспитывать ее сына… – осекается, осознав, что незаметно перешла на себя. – Хотя Владик, как оказалось, твой…

– Так, Ева, успокойся и послушай, – поднимаюсь и нависаю над ней, взяв ее за плечи.

А у самого мясорубка орудует в груди, превращая внутренности в фарш.

– Твой и твоей жены, – продолжает плакать. – Ваш сын, а я… Удачно подвернулась, чтобы выносить его. Для тебя. А потом еще и заменить ее…

– Владик – наш с тобой сын, – настаиваю я. – Ты его единственная родная мать.

– Да, – едва заметно кивает, но стоит мне расслабиться, как наносит оглушительный удар: – Потому что ты всегда видел во мне только ее…

Накрываю ее рот ладонью, пока она не наговорила лишнего. И не сделала нам обоим еще больнее.

– Неправда, – чуть ли не рычу. – Я не искал с тобой встреч после того неправильного поцелуя. Я не преследовал тебя. А ты говоришь так, будто я все спланировал. Сравниваешь со своим недоумком Игорем. Что если я тоже дико ревную тебя к твоему прошлому? – не выдержав, тоже срываюсь.
– Оно, в отличие от моего, вот… рядом. На расстоянии нескольких километров.

Ева качает головой, сбрасывает мою руку со своих сомкнутых губ. Но надрывные всхлипы мешают ей со мной поспорить.

– В чем я виноват перед тобой? – наклоняюсь к уставшему, расстроенному лицу. Хочу собрать слезы поцелуями, но запрещаю себе это делать. Лишь сильнее оттолкну мою Еву. – В том, что клиника накосячила четыре года назад? Или в том, что ты устроилась ко мне на работу? Может, в том, что ты решила переночевать в подсобке автосалона с сыном, а я не смог оставить вас в беде? Сама судьба сводила нас. Все вышло так, как есть. И я ни о чем не жалею.

– Ты не виноват, но и я так не могу. В голове все не укладывается…

– Я не виноват в том, что полюбил тебя. А даже если и виноват, то не собираюсь просить за это прощение. Ты – лучшее, что произошло со мной за последние годы, - бережно подцепляю пальцами острый подбородок и приподнимаю, заставляя Еву посмотреть мне в глаза.

– Я не знаю, что мне делать. Все это неожиданно. Шокирующе. И очень больно. Я не справлюсь, - срывается в истерику.

– Я понимаю, фея, но мы вместе обязательно справимся, - обхватываю влажные, холодные щеки руками. – Доверься мне.