Сыны Триглава

Раньше неспокойно было и на северной границе сленжанских земель, но, с тех пор как Волин и Щецин перешли под руку князя Велети, стычки стали редкими: Драговита больше волновало то, кто станет хозяином на Янтарном море, чем дела южных соседей. По Одре шла бойкая торговля, сленжанские торговцы были не редкими гостями в Волине и посланцев князя Велети принимали со всем подобающим почтением.

Вот только воевать за Люба никто не рвался — даже против, казалось бы, давних врагов.

— Я так, может, и не прочь помахать мечом, — в приступе хмельной честности говорил Мечеслав Стюрмиру, — а вот за остальных князей ручаться не буду. Сам видишь, люди мы к военным походам непривычные: сидим между горами и реками, только и делаем, что крепим оборону. Если на нас первыми нападут — тогда конечно, встанем, от Глогува до Ополе, а так-то мы только вздохнем спокойней, если сорбы да моравы от нас отстанут.

— Если и отстанут, так ненадолго, — заметил Стюрмир, — рано или поздно Ростислав явится и к вам, после того как с Велетью расправится.

— Может явится, а может и нет, — пожал плечами Мечеслав, — может ему и вовсе не по зубам Велеть окажется. Я-то что, я все понимаю, а вот за остальных прошу прощения

Также и после Глогува, везде где не появлялись фризы и велеты, ответы были столь же уклончивы — и в требовянском Яворе и в землях бобрян посланцев князя Велети встречал самый теплый прием: пиры, почести, а предводителям похода — еще и смазливые девки на ночь. Ссориться с князем Велети никто не хотел, но и воевать за него тоже — да еще и прежде, чем сам Люб вступит в бой. Не помогали ни богатые подарки, ни княжеское серебро, которое Стюрмир щедро рассыпал перед князьями — все они колебались, не решались, опасались той силищи, что собиралась к юго-западу от Сленжанской земли.

Об этом откровенно сказал Стюрмиру и сленжанский князь Вортицлав, когда посольство прибыло в его городок на острове Тумском посреди Одры. Когда утром фриз с трещавшей от похмелья головой, вышел во двор, чтобы поразмяться с мечом, он столкнулся с Вортицлавом, — высоким светлобородым мужчиной со стриженной под горшок головой, в багровом плаще и с фигуркой бронзового медведя на груди. Сразу же после приветствия он снова затянул разговор, что сленжане не готовы воевать с моравами и аварами.

— Я так может и не прочь, — сказал он, — я и сам вижу, что Ростислав не успокоится, пока не захватит все вокруг. Но, если даже Фризия и Велеть не надеются выстоять без нас — на что надеяться нам, если князь Люб не торопится к нам на помощь.

— Люб придет обязательно, — сказал Стюрмир, — и с немалой подмогой. Но, чтобы ее собрать нужно время — а вам собираться долго не нужно, вы и так все вместе.

— Так то оно так, — кивнул Вортицлав, — все да не все. Сленжане то еще готовы биться, а вот ополяне и прочие, кто живет к югу от Пшесеки могут вовсе без боя сдать города Ростиславу. Они-то уже жили под обрами — тяжко, кто спорит, да только сила ведь солому ломит, а у обров с моравами да сорбами сил всяко побольше, чем у одних только обров.

— И гнева богов не боитесь? — вмешался в разговор подошедший незаметно Марибор, — обры просто оброк брали, а Ростислав захочет, чтобы вы все покорились Распятому.

— До Свентовита высоко, до Триглава низко, а до обров с моравами близко, — с сожалением пожал плечами Вортицлав, — знать бы еще точно, что боги с нами.

— Разве трудно спросить? — пожал плечами Марибор.

— Погадать чтоли? Так ведь гадали уже и не раз.

Это было правдой: в каждом городке, где останавливались гости, везде имелись капища, где и гадал Марибор с разными местными волхвами. Превыше всех богов тут, как и во всех землях вендов, почитали Двух — темного Триглава и четырехликого Свентовита, небесного всадника. Этих богов, которых иногда еще именовали Чернобогом и Белобогом, спрашивали о предстоящей войне, но ответы, что давали небожители, казались смутными, противоречивыми, не дающими ясного ответа.

— Людское средь людей только и спрашивать, — покривил губы Марибор, — судьба Сленжанской земли и всей Велети, а может — и всего Янтарного моря, — не узнается за стенами городов. Только с вершин Сленжи можно услышать волю богов.

Вортицлав ошеломленно уставился на жреца, будто он предложил, что-то небывалое, хотя даже Стюрмир сразу понял о чем идет речь — он уже слышал о Сленже, священной горе, что считалась самым приближенным к богам местом, по которой и получила название Сленжанская Земля. Божественные обряды творились там лишь по самым большим праздникам или же в преддверии каких-то великих событий.

— Раз никто из князей не может решить, на чьей стороне встать в грядущей войне, — продолжал жрец, — пусть ответ дадут князья мертвых. Ночью, на новую луну с вершины Сленжи, я и вопрошу богов, угодна ли им эта война.

Он посмотрел на князя сленжан и тот смог лишь послушно кивнуть в ответ.

На подготовку к обряду ушло несколько дней — как раз, чтобы собрать всех князей и волхвов по всей Сленжанской Земле, вернее северной ее стороне. Ждать послов от ополян и прочих князей с юга не стали — когда они еще явятся. С севера же явились все — и Мечислав, князь дедошан и молодой лихой Яросвет, князь теребовлян и старейшины бобрян и, конечно же, сам Вортицлав, старший среди сленжанских князей. Лучшие люди сленжанской земли носили плащи, отороченные куньим мехом и скрепленные серебряными фибулами, головы их украшали бобровые и куньи шапки, украшенные фазаньими перьями. На их поясах — мечи и кинжалы в вычурных бронзовых ножнах. Вортицлав нацепил еще и вытащенный из какой-то и вовсе глубокой старины рогатый шлем с бронзовыми пластинками.

— От предков досталось, — самодовольно пояснил он, — от вандалов-силингов, когда они еще здесь жили, боги знают сколько веков назад. Сами те вандалы ушли давно, а те кто остались — смешались со славянами, речь их переняли, но не забыли, от кого князья сленжан род ведут.

— Вандалы не ждали когда на них нападут, — заметил Стюрмир, — сами первыми ходили и брали что хотели — Рим брали, Карфаген брали. Я бывал в тех краях, их и по сей день помнят.

— Ну и где сейчас те вандалы? — хмыкнул Вортицлав, — даже мы в нашей глуши кой-чего слышали, чем они кончили. Те кто жаждал подвигов и славы отсюда ушли, а остались…те кто остались ничего такого и не желали никогда.

Стюрмир пожал плечами, не желая больше спорить. Меж тем они подошли к Сленже, — лесистой горе, первому преддверию поднимавшихся дальше к западу Судет. Наверху их уже ждал верховный жрец Свентовита, даже имя носивший схожее со своим богом — Святовит: высокий крепкий старик, с седой бородой и синими глазами, цепко смотревшими из-под кустистых бровей. Белое одеяние украшали знаки косого креста и иные священные символы, на груди висел золотой диск с символом Солнца, волосы охватывал золотой обруч. Рядом со Святовитом стояли еще два младших волхва, одетые в схожие наряды, но без золотых украшений и одна волхвиня — ладная сероглазая женщина, в нарядном платье с вычурной вышивкой и янтарным ожерельем на шее. На пришлого слугу Триглава все четверо глянули без приязни, но все же приветствовали его сдержанными поклонами.

На поляне, окруженной высокими дубами, стоял круг из камней, внутри которого высились каменные статуи: невероятно древние, поставленные тут еще до славян, даже до вандалов: Медведь, Женщина с Рыбой, Сокрытый, Кабан, Гриб. Уже никто в Сленжанской Земле не помнил о воздвигнувших эти статуи кельтских друидах, творивших на горе свои кровавые обряды. Здесь же полукругом стояли и статуи богов, среди которых особо выделялись двое — высеченный из окрашенного в белое дуба четырехликий Свентовит с копьем в руке и крашеный в черное осиновый идол Триглава, с тремя головами под одной шапкой, золотой повязкой на глазах и серебряным полумесяцем на груди. Между идолами на земле лежало в разной очередности девять копий, посреди круга из камней горел костер.