Сыны Триглава

— Нечестно играешь, матушка, — укоризненно сказал Люб, когда Этельнот отошел достаточно далеко, — уговор был, что ты получишь его после победы, а ты уже сейчас клинья к этому сопляку подбиваешь. Да и вырядилась как… ты все же княгиня, а не девка с корчмы.

— Спасибо бы сказал, пасынок, — усмехнулась Рисса, — меньше на твою невесту засматриваться будет. А что сопляк — так не немногим старше тебя. Могли бы и мы…в свое время.

— Отцовскую вдову в жены взять? — хмыкнул Люб, окинув Риссу оценивающим взглядом, — я понимаю, конечно, что он в тебе нашел, но я скорее возьму на ложе волчицу.

— Ну и дурень, — рассмеялась женщина, — сам не знаешь от чего отказываешься. С этой твоей дурочки с Сассекса ты того не получишь.

— Эта дурочка, кстати, мне кой-чего рассказала о своей родине, — ответил Люб, — говорит, что ничего не слышала ни о какой такой дочери короля Нортумбрии.

— Мало ли чего она не слышала, — отмахнулась Рисса, — где Сассекс, а где Нортумбрия — если сам не знаешь, так поспрашивай у тех кто знает

— У тебя что ли?

— Да хоть бы и у меня, — сказала молодая женщина, — мне ведомо многое. Например то, что уже этой ночью Дивайтис, старый кривайтис умер в прусском святилище Ромуве. Уже горит священный костер, на котором уйдет к богам старый жрец, а сигоноты и вайделоты рассылают вестников по прусским и литовским лесам о выборе нового кривайтиса.

— Вот оно что, — Люб нахмурился, — ты как знала, когда в Щецине это предлагала.

— Это знали все, даже сам Дивайтис, — отмахнулась Рисса, — он давно говорил, что готов уйти к богам — все и ждали этого со дня на день.

— Тогда почему ты все еще здесь? — спросил князь, — разве ты не должна быть рядом с Волхом, чтобы он заявил свои права на жречество.

— Волх уже знает, — кивнула Рисса, — он, вместе с войском из кривичей и наревы, идет через земли латыголы. А здесь я потому, чтобы отправиться туда вместе с тобой.

— Ты совсем ополоумела? — возмутился Люб, — у нас с юга моравы с аварами подпирают, а ты хочешь, чтобы я пошел в прусские земли. Да там каждый второй, поди, почтет за честь у князя Велети из груди сердце вырвать.

— Может так, а может и нет, — рассмеялась Рисса, — сейчас пруссам не до Велети — у них и своих раздоров хватает. Да и не так уж они вас и ненавидят — натанги, вармы и помезане давно с Велетью торгуют, иные из них даже сами готовы твои подданство принять. А если сейчас еще и появится поставленный тобой кривайтис — так желающих еще больше будет. Все языки — от пруссов до куршей — встанут под твою руку против Ростислава.

— Если он не поспеет к Волину раньше, — недоверчиво протянул Люб. Он задумался — риск велик, но Рисса права — сам собой Волх не сможет навязать себя пруссам и князь Велети станет для него лучшим подспорьем, чтобы склонить чашу весов в нужную сторону

— Ладно, быть по тому, — кивнул он, — прямо сейчас, значит, прикажу готовить лодьи. Пора и впрямь навести порядок на Янтарном берегу.

— Вот и я про что, — сказала Рисса, и хотела было добавить что-то еще, когда во двор вышла Эльфгива. Сначала она улыбнулась Любу, но заметив, кто стоит рядом с ним сразу же изменилась в лице. Рисса же, ничуть не смутившись, улыбнулась и помахала рукой, на что Эльфгива, гордо вскинув голову, развернулась и ушла обратно в крепость.

— А она красавица, твоя невеста, — игриво сказала Рисса, — может, мы еще и станем подружками.

Люб внимательно посмотрел на мачеху.

— Если все, что ты задумала, пройдет как надо, — сказал он, — с благодарностью я не задержусь. Но от моей невесты держись подальше — ясно?

Не дожидаясь ответа, князь, грохоча сапогами, спустился во двор и тоже вошел в детинец. Рисса осталась на стене, ее полные алые губы кривились в коварной улыбке.

— Ясно, что же неясного? — негромко пропела она, — чего князь не узнает, то его и не рассердит.

На Вандальской горе

С обширного ложа, устланного медвежьей шкурой, Стюрмир поднялся с трещащей головой — очередной пир накануне не прошел для него даром. Рядом с ним, разметавшись пышными телесами по меховой постели, мирно похрапывала какая-то деваха со спутанными рыжевато-каштановыми волосами. Какое-то время Стюрмир вожделенно созерцал аппетитные округлости ягодиц, так и просящиеся в крепкую мужскую руку, но с сожалением отстранился и, поднявшись с кровати, принялся натягивать портки и рубаху.

Делу время, а потехе час, как говорят славяне.

Благо дел у Стюрмира хватало: с тех самых пор как он, взяв всех фризских хирдманнов, что вместе с ним сопровождали принцессу Эльфгиву к жениху, на трех лодьях поднялся вверх по Одре, направляясь в Сленжанскую землю. Вместе с ним двинулась и сотня княжеских воев, отобранных самим Любом, а также жрец Триглава Марибор из Щецина — высокий угрюмый мужчина в черном плаще, накинутом на черную же сорочку с серебряной вышивкой. В длинные, до плеч, темные волосы были вплетены янтарные бусины, в каждой из них заключены разные тварюшки — мошки, жучки, мелкие пауки и прочие насекомые. На груди же болтался уже привычный трехглавый идол из серебра, на поясе из потертых золотых монет висел длинный нож с костяной рукоятью.

Судя по мрачному худому лицу, обрамленному черной бородой, — все жрецы Триглава, которых видел Стюрмир, выглядели как-то одинаково, не то подражая Ядуну, не то просто по складу ума, — попутчик из Марибора был бы весьма угрюмым, так что фриз с раздражением подумал, что Ядун мог выбрать им спутника и повеселее. Впрочем, уже на пиру, что дал в честь посланников Велети и Фризии, Мечеслав, князь дедошан, после первой же чаши меда Марибор подобрел: важно кивал раздававшимся со всех концов здравицам в честь князя Велети и жрецов Щецина; благословлял каждое поданное на стол блюдо и сам не брезговал угощением, наворачивая за обе щеки жареное мясо и хмельной мед.

Глогув, стольный град дедошан, находился на Одре, к западу от нее тянувшихся тянулись лесистые холмы, а за ними, на реке Бубре стояли городки бобрян — не самого многочисленного сленжанского племени. От нападений сильных соседей, вроде сорбов, проживавших к западу, их защищали дедошане, ну, а тем, если пришлась бы такая нужда, пришли бы на помощь все племена, проживавшие между Одрой и Судетскими горами. Все здешние народы, — бобряне и дедошане, голенжане и ополяне, теребовляне и, собственно, сленжане или слензане, — несмотря на случавшиеся временами мелкие раздоры и стычки, жили в общем-то мирно, стараясь совместно давать отпор нападению любого ворога. Благо ворогов тех всегда хватало: на северо-востоке, за Одрой, жили поляне, а на юго-востоке — висляне, сыны змееборца Крака: племена многочисленные, богатые и воинственные. С запада сленжанам грозили сорбы, набегавшие вместе с подвластными им тюрингами, с юго-запада точили мечи чехи и моравы, ну, а с юга нависали черной тенью авары, что в былые времена нередко подчиняли ополян и голенжан. Для защиты от всех этих врагов были в свое время построены укрепленные городища и выращена так называемая Сленжанская Пшесека — обширная полоса оставленного диким леса, пересекавшего сленжанские земли почти посередине — от Одры до Золотых гор.