Сытые годы
Шрифт:
Все эти мысли крутились в голове Сандро, пока он добирался до села Леонова, в котором обеспеченные москвичи строили или снимали дачи. Место было весьма удобное, до первопрестольной можно добраться или по чугунке, или на конном экипаже и цены на земельные участки росли с каждым годом. Недурственное вложение капитала и Академик, отличающийся практичностью в обоих своих жизнях, не преминул приобрести парочку, так сказать «избушек» с энным количеством соток вокруг каждой. Но сегодня его интересовала дача, более напоминающая небольшую усадьбу, распложенная на самом краю Леоново. Двухэтажный дом, обнесенный мощным забором, был рассчитан на круглогодичное проживание, а наличие нескольких больших сараев, амбаров и погреба гарантировало вполне комфортные условия пребывания. Именно здесь, под надёжной охраной и врачебным надзором проживал бывший Великий князь и будущий монах Николай Михайлович, проходя курс лечения от последствий длительного запоя.
А последствия были катастрофические и, практически необратимые. Когда Сандро совершил ноябрьский контрпереворот, и без излишней сентиментальностей частично арестовал, а частично уничтожил заговорщиков, он естественно
К счастью применять оружие не пришлось и ограничились лёгким физическим вразумлением с использованием приёмов из арсенала опыта пластунов, дополненного господином Полковниковым новациями века XXI. Охрана и прислуга либо разбежались, либо перепились вусмерть. Но можно ли упрекать лакеев или нижних чинов в сем проступке, ежели пример в уничтожении запасов спиртных напитков путём их поглощения подал лично узурпатор, сиречь Николай Михайлович. Когда один из немногочисленных слуг сохранивший верность долгу и способность связанно говорить и передвигаться сопроводил нас в комнаты моего братца, то я понял, что его детское прозвище «князь Бимбо» вполне отвечало той атмосфере и обстановке, которая царила в комнатах. И прежде всего устойчивый неприятный амбре, скорее всего напоминающий смрад. Могло показаться, что здесь справлял нужду не маленький слонёнок, а матёрый мамонт. Нет, бить морду лакеям не стоило, ибо наблюдались многочисленные следы безуспешных попыток навести в комнатах подобие чистоты. Но как невозможно осушить трюмы корабля не заткнув пробоину, так и бесполезно проводить уборку там, где упившейся до полной невменяемости алкоголик постоянно изрыгает зловонные субстанции из всех возможных отверстий. А сам виновник сих неурядиц, облаченный в загаженный мундир ротмистра гвардии, спал мертвецким сном в кресле, возле которого валялись пустые бутылки. А на столе в рамках стояло пять или шесть фотографий принцессы Тори. При виде всего этого непотребства, мои нервы не выдержали и дабы стравить пар, практически на автомате прозвучала короткая, продолжительностью не более пяти минут тирада, состоящая из нецензурных выражений, используемых в прошлом, настоящем и будущем. В качестве оправдания, могу ответить, что заключительный эпитет, если его перевести на французский, можно считать цитированием легендарного ответа дивизионного генерала Пьер Камбронну лимонникам на их предложение сдаться: «Merde!» (дерьмо).
Ну а далее, пришлось распорядиться о проведении реанимационных мероприятий в военно-полевых условиях, а именно: раздеть, отмыть, побрить и подстричь, переодеть. А когда реализация вышеозвученных мероприятий дошло до предпоследнего этапа, брадобрею — любителю был продемонстрирован случайно завалявшейся в комнате изрядно отполированный биллиардный шар, с комментарием: «вот тебе, милейший, образец для выбора фасона стрижки». Сие действие объяснялось как чисто гигиеническими соображениями, так и необходимостью изменить внешность узурпатора. Способ давно апробированный и надёжный. Во всяком случае. Владимир Ильич, избавившись от усов и бородки и замаскировав лысину париком, успешно пребывал в своём легендарном шалаше, а после без особых проблем добрался в Смольный.
(Ленин в образе рабочего К. П. Иванова, фотография начала августа 1917)
Отсутствие под рукой парика, компенсируем стрижкой «под Котовского», сиречь «под ноль». А потом: вокзал, спецпоезд, закрытая карета и дача в Леоново. Правда, в пути пришлось несколько раз проводить мероприятия по очистке этой тушки от продуктов жизнедеятельности. Сдав жертву зеленого змея на руки двух врачей, имеющим опыт по лечению алкоголизма, проведя подробный инструктаж начальника охраны и его головорезов, я с относительно спокойной душой убыл в Москву. Дел было, как говорится «выше крыши», а посему до сего дня я более не посещал дачу, удовлетворяясь докладами, поступающими раз в два дня. Судя по ним, появились положительные тенденции и вот теперь следовало лично удостовериться дошел ли клиент до нужной кондиции. Кстати, этим эскулапам в случае успеха, гарантировали щедрый гонорар, а также место военных медиков в недавно основанном Кушкинском посту, ежели они не сумеют контролировать свои языки. Одновременно, в качестве бесплатного приложения им же разрешили использовать свои наблюдения при написании диссертаций, естественно на условиях абсолютной анонимности пациента.
Однако, десять дней назад, пришло донесения от лица, возглавляющего охрану дачи, который не будучи медиком, выразил некоторые сомнения в методах лечения и достигнутых результатах. Всё это крутилось в моей голове и как-то незаметно глаза сомкнулись, а далее меня разбудило деликатное потряхивание за плечо и шёпот телохранителя: «Александр Михайлович,
просыпайтесь, приехали». Пробуждение было весьма кстати, ибо во сне я неожиданно столкнулся нос к носу с матёрым медведем-шатуном, и его лапа уже заграбастала меня за воротник шинели. Возможно, я и ошибаюсь, но сие видение навеял мой охранник, конституции коего мог бы позавидовать североамериканский гризли. Чуть размявшись после пребывания в карете, мы двинулись к воротам усадьбы, ибо хотя столбик термометра не спустился ниже минус семи, но эта сырость заставляла ёжится. Но в том, что на дворе январь были и свои плюсы, ибо уже после сентября большинство дачников возвращались в Москву и соответственно количество любопытных носов и ушей, а также и глаз резко уменьшалось. А так на протяжении с мая по сентябрь шли бесконечные маскарады, сиреневые, белые и серо-буро-малиновые балы и прочие увеселения (белый — когда цвели яблоки и вишни, сиреневый — когда цвела сирень, реальные факты).Несмотря на это я окончательно расслабился лишь тогда, когда сперва закрылась калитка ворот пропуская нас на громадное подворье, а затем захлопнулись и двери дома. Разместившись за письменным столом в своём кабинете, прихлёбывая адмиралтейский чаёк я сперва заслушал начальника охраны, а по совместительству и ответственного за функционирования этого с позволения сказать элитного вытрезвителя. Михаил Илларионович Вешенский, не старый ещё мужчина, достигнув возраста сорока лет, сохранил юношескую стройность и военную выправку, хотя и вследствие тяжёлого ранения прихрамывал. Вы спросите, почему именно он был допущен к одной из важнейших тайн Империи? Отвечу вопросом на вопрос. Вы помните, как Артур Конан Дойл описал профессора Мориарти? Нет? Тогда напомню: блестящее образование, отменные математические способности, решительность, владение и единоборств. А теперь вместо знака «минус» поставьте «плюс» и перед вами подполковник в отставке Вешенский. На все дополнительные вопросы отвечу: все его ордена украшены мечами и получены «за деяния его Императорскому Величеству ведомые». Кстати, и ранение получено именно в процессе выполнения этих самый «деяний». Теперь, используя формулировку из будущего, Михаил Илларионович — невыездной, ибо многим нехорошим людям наступил на мозоли и натянул нос во время своих заграничных вояжей, выступая в амплуа богатого бездельника незнающего куда девать деньги и массу свободного времени, любящего и умеющего играть в карты, участвовать в скачках и иных развлечениях аристократов. Естественно, что человек профессионально занимающейся подобной деятельностью не может не разбираться в ядах, наркотиках, алкоголе и иных методах управления поведения человека.
— И так, Михаил Илларионович, — начал я, согревшись «адмиралом», — что там такого натворили эти медикусы, ибо без крайней нужды вы не стали бы бить тревогу.
— Понимаете, Александр Михайлович, поначалу я с удовлетворением наблюдал за их работой, да и поведение нашего гм-м… пациента находилось под круглосуточным контролем. На всякий случай у меня хранятся копии всех назначений, сделанных врачами, а также результаты их наблюдений. Не желаете ознакомиться с некоторыми из них? И увидев мой кивок, протянул несколько листиков бумаги, на которых были нарисованы таблицы с датами и кратким описанием состояния Николая Михайловича. Я быстренько, по диагонали пробежал их глазами, останавливаясь на отмеченных птичками строчках:
«Больной „Р“ при поступлении вёл себя крайне беспокойно, покрывался потом, руки протягивал к разным частям тела пытаясь сбросить несуществующих насекомых. Требовал, а затем умолял налить водки. Затем кричал, пытался выломать дверь, прятался под кровать».
Двумя днями позже имелась запись: галлюцинации перешли в меланхолическую форму. «Пациент мрачен, тревожен, пытается убежать. Просьбы о спиртном стали реже».
Через неделю запись констатировала переход в апатическую форму: «пациент слабо реагирует на внешние раздражения, часами лежит или сидит, уставившись в одну точку…». И так далее.
Отложив в сторону эти документы, я спросил: Михаил Илларионович, скажите прямо, что же вызвало ваше опасение?
— Использование в курсе лечения лишь лекарственных препаратов, среди которых постоянно присутствует настой из красной хиной корки и… настойка опия. Ну иногда назначается двухчасовая ванны и лошадиные дозы касторового масла. И это всё.
После этих слов Вешенский протянул новые документы. Почему-то практически игнорируются физические упражнения на свежем воздухе электричество и гипноз. Да, на первый взгляд прогресс налицо, но с каждым днём пациент всё больше напоминает говорящую куклу, или если угодно, человека, впавшего в детство.
Всю эту информацию подполковник в отставке Вешенский изложил чётко, сухим и точным языком, коим при случаи умели изъясняться моменты, сиречь генштабисты Российской Императорской Армии, к славной когорте имеет честь принадлежать мой визави. Обычно, сей стиль общения они использовали при докладах, демонстрируя тем самым свою беспристрастность и полное отсутствие эмоций, излагая факты, только факты и ничего кроме фактов. Весьма странно, сейчас мы не на военном совете, дабы изъясняться столь официально, тем паче, что при нашей первой встрече достигли обоюдного согласия касательно исключения некоторых элементов военного этикета. Имеется в виду: щёлканья каблуками, звяканья шпорами и иных аналогичных экзерциций, столь любимые моим прадедушкой. А сейчас, это как будто совершенно другой человек. Стоп, а ведь Михаил Илларионович чего-то опасается, ибо, зная его послужной список, использовать выражение «боится» невозможно. Твою дивизию, какой же я тупой! Зная историю правящий династии не из книжек, написанных для занятия словесностью с нижними чинами и не университетских учебников истории, подполковник вполне обоснованно опасается, что эти «злодействия» эскулапов происходят как минимум с моего ведома, а быть может и с пожелания. И сейчас в сердце этого настоящего русского офицера сражаются чувство долга и инстинкт самосохранения. И, как я воочию убедился, долг победил. Как там написал или ещё должен написать поэт: «Есть в русском офицере обаянье. Увидишься — и ты готов за ним».