Шрифт:
На пороге распада и уничтожения.
Достоевский понял, что воодушевление от встречи с очередным свидетельством популярности уже превратилось в тоску.
«Сколько морщин, однако, — подумал он. — Хорошо, что в зеркале не так заметно. А то каждое утро расстраивался бы... Как отчетлива связь между людской славой и смертным тленом. Специально постараешься обмануться, так все равно не дадут...»
Но обмануться все еще хотелось. Заглянув в оглавление, он открыл нужную страницу и увидел крупный заголовок:
ПРАВИЛА СМЕРТИ
ФЕДОРА ДОСТОЕВСКОГО
Дав взгляду
— В жизни вам встретится много предметов, из которых выходит отличное дешевое оружие. Возьмите ящик, бочку, кирпич и киньте их во врага.
— Отняв у врага водку и колбасу, не тратьте патрон на контрольный выстрел — все равно он скоро умрет от радиации.
— Always aim for the head. You will do more damage.
— Сбитых с ног легко прикончить на земле одним ударом.
— Кинжалы наносят меньший урон, зато удары ими очень быстры. Кроме того, вы можете научиться наносить врагу удар в спину, незаметно подкравшись сзади.
— Не забывайте осматривать трупы, на них могут оказаться водка и колбаса.
— Никогда не делайте больше одного глотка водки, чтобы нейтрализовать радиацию — иначе рискуете оказаться пьяным в гуще врагов.
— Не старайтесь перебить всех врагов до последнего перед тем, как начнете высасывать души — вовремя проглоченная душа придаст бодрости и поможет довести схватку до конца.
— Замерших врагов лучше всего разбить на куски, не дожидаясь, пока они оттают.
— Недотепы, — пробормотал Достоевский, впервые заметив ошибку, — «замерших». Замерзших! Неужели по смыслу не понятно? Ну болваны! Даже тут все обгадят.
Читать дальше сразу расхотелось. Швырнув журнал в угол маскировочной ямы, Достоевский нахмурился. Неприятнее всего было сознавать, что он хитрит сам с собой — расстроившись из-за морщин, брызжет злобой на безобидную опечатку.
Зажужжал подкожный дозиметр — как всегда, неожиданно. Достоевский выругался, вынул из кармана фляжку с коньяком и сделал большой глоток. Коньяка осталось еще на один такой же. Через несколько секунд противное жужжание превратилось в тихий хрип и стихло, словно живший под кожей стальной червяк захлебнулся алкоголем и помер.
Спиртное кончалось. Вдобавок три часа назад был съеден последний кусок колбасы. Пора было собираться на вылазку.
Достоевский подошел к огневой позиции. Перед окопом лежала старая новогодняя елка с игрушками,
но просветы между ветвями были достаточно большими, чтобы контролировать все пространство впереди. Надев очки со святоотческим визором, он припал к прицелу.С запада, будто по заказу, приближалась группа мертвых душ. Как обычно, они держались рядом друг с другом. То, что это мертвые души, было понятно по желтому ореолу, который окружал силуэты. Размытая желтизна дрожала только вокруг человеческих фигурок; все остальное — фонарные столбы, голуби, афишная тумба с плакатом, рекламирующим новую книгу Аксиньи Толстой-Олсуфьевой, — выглядело так же, как при взгляде невооруженным глазом.
«Вооруженный глаз, — подумал Достоевский и вздохнул. — Звучит-то как... Наука мчится вперед. А вот общественная мысль — разве может она похвастаться чем-нибудь равномасштабным техническому прогрессу?»
Мертвые души были уже в сотне метров. Подняв очки, Достоевский поднес к глазам перламутровый театральный бинокль и оглядел их внимательнее.
Впереди шли три мазурика, за ними пятеро студентов (это, конечно, не были настоящие мазурики и студенты — так Достоевский классифицировал мертвяков из-за смутных и не до конца ясных самому ассоциаций). Замыкала процессию пара кавалердавров в белых офицерских мундирах и два некроденщика с поклажей. Всего, как и положено, двенадцать.
Несколько секунд Достоевский раздумывал, что с ними делать — то ли подпустить поближе и расстрелять из штуцера в упор, то ли потратить последнюю подствольную гранату.
«Лучше гранату, — решил он наконец. — Иначе разбегутся...»
Подствольник был давно и надежно пристрелян, поэтому все последующие действия он выполнил не задумываясь: поднял прицельную планку в крайнее верхнее положение, поймал на мушку букву «Х» в огромной красной надписи «СОТОНА ЛОХЪ» на стене гранитного особняка и стал ждать, когда мертвые души подойдут ближе.
Под буквой «Х», примерно в полуметре над мостовой, стена была иссечена следами разрывов, похожими на выбитые в камне гигантские ромашки. Со временем прежние отметины исчезали — новые взрывы непрерывно обтесывали гранит.
«Нет ничего постоянного в мире, — подумал Достоевский, выдыхая перед тем, как нажать на спуск. — Шли двенадцать мертвяков — и где они теперь?»
Граната шлепнулась о стену, когда вся группа оказалась рядом со словом «ЛОХЪ». Пыхнул синий дымок — это сработал вышибной заряд-распылитель, — а еще через полсекунды по стене прошла волна, мгновенно разметавшая мертвяков в стороны: взорвался аэрозоль.
«Пу-пум», — долетел низкий приятный звук, похожий на слово из какого-то грозного доисторического языка.
Достоевский снова поднес к глазам бинокль.
Готовы были все, кроме одного кавалердавра — он крутился на месте, загребая ногой в окровавленной штанине, совсем как недодавленное насекомое. Не хотелось даже думать, что пережил бы бедняга, будь он живым человеком. Достать его из штуцера было трудно — уж слишком быстро крутился, — но рядом, по счастью, стояла стандартная красная бочка с бензином.
Припав к штуцеру, Достоевский опустил планку прицела на два деления, поймал в диоптрический кружок желтую маркировку на бочке, задержал дыхание и выстрелил. Бочка превратилась в клуб желтого огня, и с кавалердавром было покончено.