Та, которой не должно быть…

– Этот твой тон… так разговаривают папаши или мужья, меня это выводит из себя. Да, я хочу уйти. Кто мне может запретить, м? Кто? Уж не ты ли?

Нина надела кружевное черное платье, которое он купил недавно, натягивая чулки, она присела на подлокотник кресла и – о, счастье! – рухлядь не развалилась. Нина старалась произвести впечатление независимой женщины, что удавалось ей слабо, казалось, сейчас она заливисто рассмеется, бросится на шею Эдгару и скажет: «Я шутила. А ты поверил, что я такая вредная?» Но он уже уяснил, что та Нина так и поступила бы, эта – никогда. Она являлась внешней копией и только. Однако ему достаточно было и копии, только не был Эдгар готов к сменам настроения, злобным выходкам, наплевательскому отношению ко всему и к нему в частности. Конечно, он хотел бы видеть прежнюю Нину, посему выбрал тактику воспитателя:

– Ты пришла за полночь и снова хочешь уйти?

– Хочу! – топнула босой ногой она, а кулачками ударила себя по коленкам. – Хочу погулять, посмотреть на людей. Мне здесь тоскливо.

– Со мной тоскливо?

– Да, с тобой! Ты себе придумал эту жизнь, придумал уединение. Думаешь что-то там себе, типа работая… – Нина потрясла кистями рук, вскинув их вверх, видимо, это означало, что он весь в эмпиреях витает. – А я другая. Мне скучно! Даже телик не работает, а покупать ты не хочешь. Жадина.

– Здесь полно книг. Читай.

– Что?! Ах-ха-ха-ха-ха… – запрокинув голову, издевательски расхохоталась она, а потом рассвирепела: – Читать? Мне? Эту всю муру про человечество и его жалкие потребности? Как будто я этому долбаному человечеству чего-то там должна. Я здесь две книжки прочла…

– «Муму»?

– Дурак! – огрызнулась Нина. – Я чуть не сдохла от скуки, все они про одно и то же, все поучают, поучают… Да мне плевать на человечество и его проблемы! Я хочу жить, как мне нравится, а не тебе или человечеству. Почему ты за меня решаешь, что мне делать? – И желчно передразнила Эдгара: – «Нина, почитай. Нина, иди, полежи со мной. Нина, давай трахнемся…»

– Неправда, я таких вульгарностей не говорю.

Внезапно она подхватилась, и Эдгар не успел опомниться – Нина обнимала его, целуя в губы, между делом ворковала:

– А ты говори. Я принимаю тебя любого, мне все в тебе нравится…

– Только что ты говорила обратное…

– Глупости! Не будь занудой.

– Не буду. Но и ты, пожалуйста, говори, когда тебе нужны деньги, а не забирай сама.

– Тебе жалко?!

– Вчера я не смог расплатиться в магазине, а карточки там не принимали. Согласись, я имею право знать, какая сумма лежит у меня в бумажнике.

– Ах ты боже мой, он отчитывает меня из-за каких-то бумажек. Короче, уйди с дороги, наслаждайся один своим дерьмовым уединением, а меня отпусти.

– Хорошо, я поеду с тобой. Не возражаешь?

Нина покривила губы, но не возразила. Эдгар собирался поработать, но планы пошли прахом. Если рассудить здраво, Нина ему мешает, сильно мешает, ломая не только планы, но и здравый смысл, да саму жизнь. И работу. А без работы не бывает доходов. Причем интеллект у нее нулевой, злоба – ведьмы из ада отдыхают, ни к чему не приспособлена, ни к чему не стремится. Нет, к чему-то она, безусловно, стремится, но он пока не понимает, какова ее цель. Эдгар даже не знает, кто она на самом деле, отсюда вытекает логический вопрос: зачем эта Нина ему нужна? А нужна! Да, да! Быть может, Эдгар, приручая ее, стирает тем самым груз печали за ту ночь, когда настоящая Нина погибла?

* * *

Поставив чашку с кофе на блюдце, она задумалась. Погода пасмурная, но самолеты садились и взлетали, правда, снег срывался, угрожая снегопадом, а за ним – отменой рейсов. Типичный гул для аэропорта доставал и до ресторана, собственно, здесь всегда все и везде гудит, гудит даже в сортире. Вероятно, поэтому Жанна не заметила, как за ее столик приземлился…

– Привет, – бывший бойфренд накрыл ладонью ее руку.

Вот так-так… Неожиданно. Он бросил ее после дачной истории. Красивый, холеный, за год прибавивший в весе, но не подурневший синеокий блондин слинял, не желая взваливать проблемы Жанны на свои утомленные бездельем плечи. С одной стороны, четыре гроба, окропленные горем и слезами, а с другой – любимый оказался сволочью, одно это способно убить. Но Жанна выстояла, выжила, и сейчас она не почувствовала трепета, когда встречаешь человека, к которому не ровно дышишь, и удушливый ком не застрял в горле. Внутри была тишь да гладь. Жанна вытащила кисть из-под его ладони и ответила сдержанно, вместе с тем вежливо:

– Привет.

– Ты прекрасно выглядишь… нет, стала красивее. Я обалдел, увидев тебя. Думаю: неужели это Жанна?

– Наверное, я стала взрослой.

Это она сказала самой себе. Потому что сейчас, глядя в его игривые, порочные и вторым планом колючие глаза, она с удивлением сделала открытие: «И это ничто я любила? Я слепая была?»

– Взрослость обычно красоту старит, – рассмеялся он, хотя как таковых причин к веселью не было. – Как живешь, Жанна?

– Отлично. Чего и вам желаю.

– А здесь что делаешь?

– Скучаю.

– Давай поскучаем вместе? – Он придвинул к ней стул и наклонился ближе, чуть ли не касаясь носом ее щеки, замурлыкал, как старый кот-импотент: – Например, заедем пообедать, потом я покажу тебе новую тачку. Ты же любишь гонять…

– Извини, – отодвинулась на безопасное расстояние она, – но скучают в одиночестве, вдвоем это уже развлечение, а я не расположена к забавам. Мужа жду, он вот-вот прилетит.

– Ты замужем?! – Спросил тоном, будто Жанна проиграла в казино все состояние и на ней остались одни трусы с бюстгальтером.

– Да. Ты же подался в бега, а я нечаянно вышла замуж. Извини.

Она отвернула лицо в сторону окна, за которым стояли в ряд самолеты, одновременно дав понять бывшему, что любовь-морковь восстановлению не подлежит. Жанне даже не захотелось высказать ему все, что о нем думала, а ведь в воображении не раз режиссировала эту сцену, не раз завершала ее звонкой пощечиной. Однако худой мир предпочтительней самой доброй войны, тем более что внутри фитиль погас и воевать, собственно, не за что. Бывший ушел тихо, и остатки памяти о нем Жанна легко убила в себе, чему была безумно рада. Это стоило отметить. Она позвала официанта и попросила коньяку.

– За упокой бывшей любви, – сказала, выпила немного и помчалась в зал прилета, так как объявили посадку.

Он вытягивал шею, высматривая в толпе встречающих Жанну. Она поднялась на цыпочки и помахала, крикнув:

– Володя! Я здесь! – Через минуту висела на нем, обхватив шею руками и ругаясь: – Я думала, не доживу до твоего приезда! Как ты посмел бросить Жанночку надолго? Я же хроническая шизофреничка, алкоголичка и истеричка, меня нужно держать под контролем.

– Ну, здравствуй, муха цеце, – улыбаясь, сказал он и прильнул губами к ее губам. Поцелуй был недолгим, Володя отстранился и, не окрашивая слова, определил: – Коньяк, сто грамм, выпила только что.

– Ошибся, – сморщилась Жанна. – Семьдесят. Мне почему-то не полезло… Да я тут в сплошном стрессе жила. И ни грамма в рот… клянусь! Ты мне не веришь, нехороший человек?

– Идем, хорошая женщина.

Подхватив одной рукой небольшой чемодан и кейс, а второй обняв Жанну за плечи, Володя двинулся к выходу из аэровокзала. За руль, конечно, сел он и, выезжая с места парковки, бросил так называемый пробный камень:

– Если бросишь пить, я на тебе женюсь официально.

– М… – выпятила Жанна губы, закинула на заднее сиденье сумочку и свое условие поставила: – Сначала женись, а потом поговорим насчет…