Та-Ро

– Я не могу. Я боюсь.

– Бедное чадо. Бедное, возлюбленное чадо.

– Отче...

– Отпускаю тебе грехи. Вольные и невольные.

– Отче...

– Буду молить Господа за тебя. Покуда жив. Каждое утро и каждый вечер.

Помог Ли подняться с пола, пригласил в свою келью. Зима осталась стоять в коридоре. Монарший гнев, едва не обуявший ее, схлынул, под коротким суровым взглядом монаха, обнажив на дне души такие залежи свежего дерьма... Было о чем призадуматься. Ой, было...

В келье пахло ладаном. Потрескивали свечи возле иконы. Некрасивый человек, с узкими (таких не бывает у россов) глазами предложил сесть на скамью. Задумчиво подергал куцую бородку. Прошелся по скромно обставленной небольшой комнате. Обратил лицо к иконе. Искренне вознес короткую молитву. Закончив ее смиренной просьбой.

– Вразуми раба своего, Господи.

Наконец устроился напротив девушки. Одернул подол рясы. Дрыхнувший на столе раскормленный котище зевнул, потянулся, спрыгнул, свернулся на костлявых коленях настоятеля. Громко замурлыкал. Ли с трудом вспомнила, зачем именно, вообще явилась в храм. Собралась с духом.

– Мне нужен совет, отче.

– Разве?

– Да. Я на распутье. Не знаю, хватит ли сил. Даже не знаю, что именно мне нужно делать!

Неприлично молодое для столь высокого сана лицо монаха ничего не выражало. Точно вырезанная из темного камня маска. А голос стал твердым и сухим.

– Мой отец был воином в свите посла из далекой страны. Он убил россича, дворового слугу, невольно, но глубоко - оскорбившего его повелителя. Он не мог поступить иначе. Этого требовал его долг.

Отец Филарет говорил словно через небольшое усилие, неприятное, но увы, необходимое. Вначале Ли преисполнилась удивления, потом вслушалась. И стала понимать.

– Моего отца должны были казнить по росским обычаям. Князь и ближние бояре не сочли повод достойным такой ужасной и мгновенной кары. Наши народы слишком разные. Шутнику полагалось влепить затрещину, оттаскать за уши, выдрать плетью - самое большее. А не снести голову. Но, мой отец хорошо знал, что должен защищать своего господина любой ценой. К нему бросились дружинники. Господин приказал не сопротивляться. Опустить меч. У него тоже был долг - посла. Вмешался князь. Предложил вместо смерти - плен. Отец засмеялся. Тогда свое слово сказал господин. Он попросил привести вдову погибшего. И спросить у нее. Что предпочтет женщина, которую лишили кормильца, тому и быть. Она оказалась уже немолодой, располневшей. Шестеро детей. Это не шутка. Князь объяснил ей, в чем дело... Когда ее удалось успокоить, когда ей смогли втолковать, что происходит - засмеялась она. Не поверила, что враг может стать хорошим мужем, отцом. Сочла издевкой. Она была рослой женщиной... моя мать...

Кот зашипел, выгнул спину, соскочил на пол.

– В ней не было гармонии. Она всегда была злой или обеспокоенной. Никогда - довольной. Моему отцу было очень трудно исполнять волю своего господина.

– Он женился???

– Выучил язык. Вырастил детей. Выстроил им дома. Дал приданое. Стал простым крестьянином. Сложно объяснить. Воины - особая каста. Уважаемая. В отличии от крестьян. Но отцу велели снять мечи. И забыть свою гордость. Умер он не так давно. Успел увидеть мои... успехи. Его долг выплачен сполна. Мой - нет. Отец просил, чтобы частицу его праха развеяли с вершины священной горы Футзи. Я думал, что смогу сделать это много позже. Ан, нет. Много раньше. Через малое время.

– Что?

– Его семья будет рада услышать правду. Что он не сломался, как скверный клинок, и выполнил волю господина. Его семья примет обратно мечи. Имя моего отца будет очищено от сомнений. Я передам с тобой письмо.

– Вы знаете язык?

– Совсем немного. Говорить почти не могу. Не с кем. Читаю. Пишу. Это не важно.

За узкими щелями глаз кипело пламя.

– Не думай, чадо, что я использую тебя для своих целей. Лезть на Футзи уговариваю.

– Да уж.

– Само собой. До Синто еще добраться надо. Не ближний свет, прямо скажу. Зачем тебе крюк в пол года, или год? Ты ведь собралась спасать Вечный Город... Дитя. Неразумное. Твой народ запуган, оболванен. Все считают тебя мертвой. Как ты думаешь вернуться? Одна? Пешком? И заявить о своих правах? Обзовут самозванкой, да и распнут на площади.

Ли согнулась, обхватила плечи руками, прикусила губу. Уставилась в пол, не мигая. Тут вдруг подошел котище. Свернулся в клубок, теплой мохнатой спиной прижавшись к щиколотке девушки. Коротко мурлыкнул.

– Жалеешь гостью?

Обратился священник к полосатому другу. Котяра мявкнул, точно соглашаясь. Отец Филарет спросил неожиданно.

– Деточка, читала ли ты пророчества Дамуса Ностра?

Ли переспросила.

– Что?

– Книгу пророчеств? Особенно, главу о судьбе Династии?

– Последняя глава последней книги великого мудреца. Да. Читала. Давно.

– Помнишь что там говорится?

Ли пожала плечами, потом вспомнила уроки Тинэль. Напряглась. Представила, что сидит в дворцовой библиотеке, а на столе прямо перед глазами в темно-синем кожаном переплете, с золотым тиснением - труд всей жизни древнего пророка. Мысленно щелкнула застежкой. Открыла. Нашла последнюю главу. Взгляд упал на первые строчки: "И только вернувшаяся из небытия правительница, увенчанная знаком Династии, сможет укротить зверя... Не мерзкая волшба - два подарка, две святыни - будут ей защитой от скверной мощи Врага... Она победит - Единственная на свете дева, восседающая на спине дракона... С мечом, который выковал на заре времен Бог Огня..."

– О, Господи.

Выдохнула она. И повторила.

– О, Господи.

– Ты вспомнила?

Ли выпрямилась, покачала головой.

– Не может быть. Это не про меня.

Отец Филарет перебил ее протесты.

– Не знаю дитя ничего насчет дракона. Вообще, не верю в существование Повелителей. Но плечо твое, как гласит молва, отмечено знаком Тинэль. Верно это?

– Да.

Ответила принцесса, представившая ехидную усмешку Даниила. Вот бы он повеселился, окажись со мной рядом сейчас... В самом деле, кто сейчас верит в драконов? Никто. Ей и то кажется, что все было сном. Удивительным и прекрасным. На лицо девушки наползла мечтательная улыбка. Но тут отец Филарет неожиданно изрек.

– Один из обещанных пророчеством подарков ты получишь от меня.

Ли дернулась.

– ???

– Позже, чуть позже. Не могу сегодня сделать это. Духу не хватает.

Священник нервно хмыкнул. Заговорил о другом.

– Меч, о котором написано у Дамуса Ностра, хранится в Синто. Его называют Амэ-но охабари. Правда, его нельзя купить, украсть или отнять. Он считается потерянным. Но я знаю - он предназначен твоей руке. И найдется. Обязательно.

– Как это?

– Увидишь.

Ли помотала головой. Возразила непоследовательно.

– Разве священникам не возбраняется читать Дамуса Ностра?

– Его имя под запретом лишь в твоей земле. Он не был богохульником, во многих университетах мира изучают его философские трактаты. Теперь ты понимаешь, что обязательно должна сначала побывать в Синто?

Ли честно ответила.

– Нет.

* * *

Зима не хотела ее отпускать.

– Сумасшедшая. И это я тебя втравила! Познакомила на свою голову!

Ли меланхолично перебирала алую тесьму гайтана, гладила знак, собственноручно надетый отцом Филаретом ей вчера. Накануне отъезда. Он выслушал возражения.

– Это? Это?

– Один из подарков.

– Как там сказано, "их не коснется нечистая длань"?

– Мне вручил его святой Георгий, перед тем, как напали свеи, за неделю до того как преставился. Посещал его, один молодой монах, пребывая в унынии, просил совета, о себе недостойном речь веду - а получил - Знак.

Отец Филарет чуть притронулся мозолистым сильным пальцем к своей груди. Потеребил тесьму, не касаясь темного дерева.

– Вот. Мне было сказано, чтоб не смел ныть, что для иного рожден, что увижу воочию Деву, которой суждена великая битва. Что - скотина неразумная - удостоен немалой чести! Передам из рук в руки той, для кого сделан сей священный подарок. Много столетий мы все, даже Святой Георгий, лишь хранили Знак. Держи.