Та-Ро

Второй подтвердил.

– Издевалась прямо. С характером, сразу видать.

Перебросились словечком-другим. Да вновь застыли, как подобает. Плечи расправлены, крепкие руки на рукоятках мечей. Начищенные кольчуги сияют, аж больно смотреть. На красных полусапожках с острыми, загнутыми кверху носами - ни пылинки. Все, как положено. Не купчиху какую стерегут - венценосную госпожу!

В шатре дымила курильня - от назойливой мошкары и комаров. Расторопная служанка стелила походную постель. Зима, у складного столика, торопливо чиркала гусиным пером. Красивые, одна к другой округлые буковки споро выстраивались чередой строчек. Распущенные волосы стекали по спине, прядки шевелились, как живые. У ног дремала псица. Подняла остроухую голову, взглянула на костоправку, зевнула и отвернулась. Опасности для обожаемой хозяйки в этой жуткой старухе Лютая не почуяла.

– Ну?

– Ты звала меня, светлая госпожа. Я здесь.

– Садись на подушки. Маланья, живо помоги, и не подслушивай, выметайся отсель. А ты, Авдотья, расскажи.

– Что ты хочешь знать, госпожа?

– Странные слова свои, о моей гостье растолкуй. Да поживее.

– Ты знаешь то, что тебе надобно, госпожа. Все, что сверх этого, к чему?

Повисло плотное, сильное молчание.

– Пусть так. Что дальше?

– Приглядись к Неждану. Может он тот, кто нужен.

– Откуда знаешь. Ты ж, не видела его никогда.

Княгиня осеклась. Последние слова были уж очень бестактны. А бабка, неведомо почему, начала внушать уважение. Но старуха на оговорку княгини внимания не обратила.

– Видела, не видела. Я и так знаю. Мне о Неждане сон был. Сама я Клавдию нашла. Нарочно.

– А то, что я сюда еду. То же пригрезилось? Клавдии небось сказала, что слухи идут.

– Верно. Но пригрезилась мне твоя спутница. А уж после ты. Ей каждая ветка в этом лесу рада. Деревья мудрее, чем люди думают. Вон и сейчас, она с сосной обнимается. Весь Лес ажно мурлычет.

Снова помолчали. Зима задумчиво, бабка с явной хитрецой.

– Будь по твоему, ведунья. Пригляжусь к Неждану. Что нужно тебе?

– Корочка хлеба, мисочка кашки. Доброго меда глоточек. Мое дело по дорогам бродить. Золота не жажду.

– Мы еще вернемся к этому разговору. Ступай.

Бабка поднялась уходить, обронила небрежно.

– Спасибо на добром слове. Пойду погрею старые косточки. Отдохну.

Добавила отчетливо, строго.

– Среди твоих людей черная душа. Боярами приставлен. Указать кто?

Зима швырнула перо. Отодвинула столик. Поднялась.

– А не лжешь? Люди все проверенные.

– Как знаешь.

Поковыляла к выходу, мелко семеня скрюченными ногами. Лютая опять подняла голову. В шатер впорхнула улыбающаяся Ли. К щеке пристала капля смолы, в волосах зеленеют хвоинки.

– Ой, хорошо то! Не поверишь, обняла я сосну, замечталась, час простояла, не заметила. А воздух сладкий какой! Благодать. Добрый вечер, бабуля.

* * *

В Чуек Залесский приехали пополудни. У реки Лес словно нехотя расступался, открывая дивный вид. Деревянная крепость на холме, колокольни с выкрашенными в синий цвет куполами, угловые осанистые башни. Вокруг сотни маленьких изб. Предместья у города растекались вширь, вдоль реки, обходили острог с трех сторон. Крыши многих изб - соломенные. Те, что побогаче - из небольших плотно подогнанных деревянных чешуек. Высоченные, в человеческий и поболее ростом, заборы. Засеянные луком огороды сбегали к самой воде. На мостках удили рыбу пацаны, громко спорили. Застиранные желтые рубашки ярко выделялись на фоне воды. Вот, самый глазастый, заметил показавшийся на тракте обоз. Вернее первых всадников. На пиках - флажки с княжеским символом - красным солнцем о двенадцати лучах. Пацан так и подскочил, замахал руками, завопил, привлекая внимание товарищей. В крепости тоже увидели воинов. Бухнул - гулко, аж задрожал воздух в округе - сторожевой колокол на дозорной вышке. Между дружинников показалась княгиня, переодевшаяся полчаса назад в малое парадное облачение - алый, шитый золотом летник поверх (особым образом скроенной, чтоб на коне сидеть можно было, трехслойной, с разрезом спереди) парчовой юбки. Голова покрыта узорным платом с синей каймой, сверху водружена отороченная соболем, украшенная драгоценными самоцветами алая шапочка. Туго заплетенные косы свисают ниже седла. У бедра не ритуальный (таким и старайся не зарежешься), настоящий воинский меч. Губы плотно сомкнуты. Опушенные веерами черных ресниц, длинные сапфировые глаза мечут молнии. Алые сапожки с расписными каблучками плотно упираются в золоченые стремена. Через некоторое время звонкие, переливчатые храмовые колокола грянули здравницу князю.

– Сообразили.

Усмехнулась Зима. Покосилась на подругу. Ли, на которую тоже напялили богатое росское одеяние (чуть подкорректированное сметливой и практичной княгиней), глазела по сторонам. Через малое время въехали в предместья города. По улицам толпился смурной народ, княгиня отметила большое количество пьяных и нищих. Бабы в простых платках, выглядывали из калиток. Стайка шумных пацанов неслась впереди, выкрикивая.

– Княгиня! Сама княгиня! Зима Мстиславна!

Из крепостных ворот навстречу выползла торопливая процессия зажиточных горожан во главе с воеводой, несущим на белом полотенце, каравай. Высокий, плотный мужчина с густой черной бородой и пронзительным взглядом изрек, почтительно склоняя голову.

– Здрава будь, госпожа! Прими хлеб-соль от людишек твоих.

– От них приму. А тебе, воевода, придется оправдываться на моем суде.

Зашумевших купцов мгновенно угомонил Хмур с десятком дружинников. Зима возвысила голос. Она поразительно умела владеть им. Вроде и не кричит, а слышно на соседней улице. Собравшаяся на маленькой рыночной площади толпа умолкла. Впитывая каждый звук.

– Виру мне принесли на тебя, воевода. Винят тебя в насилии, в том, что покалечил беззащитную сироту, в том, что без суда заключил в погреб человека из степного посольства.

– Облыжно, гавкают! Нет на мне таких злодеяний.

Закричал бородач. Движением ладони Зима заставила его умолкнуть.

– На суде Савва Игнатьич, будешь оправдываться. Сейчас, отдай меч моему дружиннику, иди рядом.

Он был опытным воином, без сомнения отправившим к праотцам многих противников. Рука стиснула рукоять. Замешкался не из страха, мысли от неожиданности перепутались. Может и бросился бы яростно, рубанул от души. Черт с ней, с обученной псиной, которая глухо порыкивает, глаз не сводит. Что он с собакой не совладает? Дел куча. Да только увидел быструю усмешку княгини, радостного ожидания полную. Дескать, давай, доставай железо, замахивайся. Призадумаешься тут поневоле. А с хорошо вышколенного (послушно замер, не шелохнется) высокого коня, сейчас на него смотрела не просто очень красивая баба. В ее синих очах воевода увидел смерть. Эта не дрогнет, не завизжит испуганно. Не позволит стащить себя с седла, намотать белые косы, да поучить хорошенько. Вон как изгибает губы. И не в ее дружинниках дело. Войско городское уж всяко побольше этого отряда. Еще вопрос кому подчинится, начнись сумятица! Дело в ней! Княгиня... Воевода слышал все эти удивительные истории про честный бой со степными царями, но не верил. А сейчас, отразившись в расширившихся зрачках невероятной красавицы, понял - правда! Такая может и самого прославленного воина положить. И еще осознал с тоской, опередить - не выйдет. Выхватить меч и рубануть, даже одним плавным движением - не успеет. Смирил себя, рванул с пояса дорогие ножны. Протянул точно из под земли выскочившему дружиннику.

– На.

– Молодец.

Похвалила красавица. Вновь подарила недобрую, такой заморозить можно, улыбочку.

– Иди следом.

Обернулась к Хмуру. Велела.

– Прими командование над гарнизоном. Шевелись.

Позвала к себе купцов.

– Здравы будьте, честные горожане.

Те, хоть и пребывали в изрядном смятении, скоренько опомнились. Купцы - быстро соображать - жизнью приучены. Загомонили громко, хоть и вразнобой.

– Здрава будь и ты, светлая госпожа.

– Здрава будь матушка княгиня.

Выслушала, милостиво склонила голову набок. Оглядела их, проворковала ласково, обращаясь к безошибочно угаданному старшему.

– Кто ты?

– Кузьма, Семенов сын. Торговый человек.

– Созови народ на площадь.

После еле заметной паузы поощрила.

– Кузьма... Семеныч.

Он аж вздрогнул. От такой неожиданной милости. По отчеству именовать изволила. Даже не сразу поверил в честь несказанную. Огляделся - все ли слышали??? Княгиня продолжала.

– Объяви мою волю своим товарищам. Суд завтра утром. Потом, как известишь людей, приходи в крепость, Кузьма Семеныч. Хочу расспросить тебя о городских делах.

Снова улыбнулась ласково. Купец дураком не был, в жизни много чего повидал, а вдруг почувствовал себя несмышленым мальчонкой. В груди потеплело. Господи, хоть бы раз в жизни еще довелось попасть под светящийся взгляд! Ли, наблюдавшая всю сцену подумала с толикой горечи.

– Хорошо ей, с таким личиком, подданных очаровывать. Сам Бог велел. Блин!

* * *

Хваленый на всю Россь толмач оказался древним старцем. Как и подозревала принцесса, мог он чуточку изъяснятся на сянском наречии. А о Синто и слыхом не слыхивал.