Та сторона времени

— Ты что о себе, хрен этакий, думаешь? На гастроли, мать твою, приехал?

Он весь трясся, видимо, его так и распирало желание меня стукнуть, и одновременно он боялся перестараться. Когда он говорил, у него подрагивала нижняя губа. Толстяк прошел за спиной опереточного Сицилийца и подошел ко мне слева. Я отступил к стене.

— А ну, говори! — тонким голосом заорал Злобный.

— Дерьмо! — фальцетом ответил я.

Злобный дважды подскочил на месте, так что конец его дубинки описал круг. Толстяк сплюнул на пол.

— Ну, ты! — обратился он ко мне. — Подпрыгни еще раз и сними эту дрянь с объективов.

— У него прыгучесть лучше. — Я показал подбородком на Злобного. — Не видишь?

В то же мгновение Злобный бросился на меня. Когда дубинка со свистом начала движение в сторону моей головы, я уклонился с ее траектории. Злобный пошатнулся и заслонил собой Сицилийца. Я с дикой радостью услышал треск ребра, ломающегося под ударом кулака. Злобный пронзительно взвыл. Я схватил Злобного и заслонился его телом. На лице Сицилийца появилось ошеломленное выражение. Толстяк выставил руку и, не обращая внимания на Злобного, выстрелил в меня струей той же дряни, что и до этого. Я закрыл глаза и задержал дыхание, но немалая часть аэрозоля осела на лице. Бросив воющего Злобного, я вслепую отскочил назад, закрыв лицо руками. Толстяк снова выстрелил — похоже, у него был не один литр этого дерьма. Я чихал и плакал, пытаясь одновременно наносить удары ногами и руками. Он ловко уворачивался, и мне не удалось попасть ни разу. В конце концов, видимо устав, он отказался от продолжения драки, и камера снова опустела.

Отдохнув минут десять, я достал из рукава часть спрятанного фильтра и не спеша забрался на койку. Медленно разорвав полоску на две части, я заклеил одной из них объектив. Дверь в камеру открылась, когда я был на пути ко второму. Как я и ожидал, первым ворвался Злобный, не сумев предложить ничего лучшего, чем пинок с подножкой справа. Я пошатнулся, а затем ударил его кулаком сначала в лицо, а потом в живот. Мне нужно было, чтобы он не упал и заслонял меня от огнестрельного оружия, что мне вполне удалось. Развернув Злобного, я придержал его перед собой. Толстяк с Сицилийцем наблюдали за происходящим, стоя в коридоре.

— Ладно. Чего тебе надо? — рявкнул Толстяк.

Такой вопрос не задают человеку, которого собираются отправить на тот свет. Возможно, здесь, в Нитле, проблемы решались иначе, чем за ее пределами.

— Я хочу говорить с шефом этого клуба. Наверняка его заинтересует, что произойдет, если в определенное время я не передам определенного сигнала. Перед этим я еще должен удостовериться, что моих друзей ничто не беспокоит.

Толстяк плотно сжал губы и несколько секунд думал. Потом надул щеки и кивнул:

— Отпусти его, и пойдем.

Я оттолкнул Злобного назад и направился к двери. Сицилиец отодвинулся и пропустил меня вперед. Коридор был узким настолько, что по нему мог пройти лишь один человек в одну сторону. Толстяк почти целиком заполнял собой всю ширину коридора. Я не видел никаких дверей, пока мы не свернули налево. Толстяк остановился у маленького монитора, посмотрел сам, а потом показал на него мне и отошел в сторону, держа в руке обычный «кольт» 30-го калибра. Я посмотрел на экран и увидел сидящего Клода. Вернее, он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Я отодвинулся от экрана. Толстяк сделал несколько шагов и показал на другой экран. Там отдыхал Ник — то ли спал, то ли великолепно притворялся. Все были живы и держались стойко. Толстяк что-то вопросительно буркнул. Я кивнул, и мы снова двинулись вперед. Коридор несколько раз сворачивал. Здание, видимо, было не маленьким.

— Подожди, — сказал Толстяк, останавливаясь у какой-то двери.

Я остановился, но лишь тогда, когда дошел до двери, за которой скрылся Толстяк, и оперся о стену, прислушиваясь к происходящему за ней. Слишком многого я не ожидал и потому едва не подпрыгнул, отчетливо услышав:

— Не знаю, что с ним делать, — жаловался Толстяк. — Надо бы ему зубы пересчитать, но раз не должно быть никаких следов…

— Кретин! — рявкнул кто-то. Я узнал голос из гаража. — Надо было сразу с ними разделаться, а если нет, то хотя бы подумать, что позже это все равно придется сделать. А ты приказал обрить им головы, придурок.

— Ведь мы же решили, что всех тут бреем, чтобы легко было их отличить от обслуги.

— Ну так попробуй теперь устроить им несчастный случай. Шеф детективного агентства и двое его сотрудников разбиваются в автокатастрофе. Вот только никто не знает, почему все обрили себе башку. Не говоря уже о том, что одного из них уже несколько недель как нет в живых. Ох, как бы я тебя стукнул!

— Ладно, — примирительно простонал Толстяк. — Подождем несколько дней, волосы отрастут. В конце концов, если они сгорят, то и так все равно, есть волосы или нет.

— Только если не будет никаких сомнений. Но стоит копам начать что-то подозревать, простейший анализ даст им повод для размышлений. Ну и этот Скарроу…

— Ведь он мертв!

— Именно. По крайней мере, с ним не будет хлопот. Впрочем, с ними все равно придется поработать. Кто знает, не оставили ли они кому-нибудь адрес?

— Ну! — с энтузиазмом согласился Толстяк. — Так что? Поговоришь с ним?

— Раз уж ты ему обещал… Давай.

Я наклонился, якобы почесывая ногу. Толстяк вышел из-за двери с непроницаемым лицом и небрежно показал мне на нее «кольтом». Супермен с задницей как коровье вымя. Я вошел в комнату, Толстяк следом за мной. Вошел и Сицилиец. Следует признать, что он вел себя профессиональнее всех, всегда занимая такую позицию, что у меня даже и мысли не возникло вырваться на свободу. Я посмотрел на человека, удобно развалившегося в широком, навевающем мысли о дремоте кресле. Он тоже внимательно разглядывал меня, словно раньше у него не было такой возможности. Взгляд его глубоко посаженных темных глаз прошелся по моей фигуре. Он был примерно моего роста, чуть более худой. На коленях у него лежал «биффакс» — наверняка мой. Он заметил, что я смотрю на пистолет.

— Это ваш, — сказал он. Голос его ничем не напоминал тот, что я слышал минуту назад. — Естественно, пока он будет у меня. Это, наверное, понятно. Вы проникли на частную территорию, охраняемую по причине проводимых здесь несколькими фирмами разработок устройств-прототипов. Правда, мы нашли при вас лицензию детектива, но, если уж быть откровенным, я подозреваю действия конкурентов. — Он сделал паузу, словно давая мне возможность сознаться или возразить. Я молчал. — Само собой, мы должны выяснить, что произошло на самом деле. Это, надеюсь, понятно? — Он подождал немного и, не видя моей реакции, продолжил: — Если окажется, что вы и в самом деле частный детектив, мы передадим дело в суд и, уверяю вас, приложим все усилия, чтобы вы лишились лицензии.

— А если нет? — поинтересовался я.

— То дело кончится тюрьмой. Мы должны охранять секреты фирм, которые нам доверились.

— Я занимаюсь официальным расследованием, а следы ведут к вам. — Я пожал плечами. — Меня не интересуют изобретения, впрочем, может быть, я бы сюда и не лез, если бы смог найти хозяина этой территории. Может быть, вы мне объясните, что такое плоскогорье Клемента — опытная территория фирмы, нескольких фирм или же полигон, скажем так, сдаваемый в аренду?

— Не могу вам ничего сообщить, — сказал он полным сожаления тоном.

— А что вы можете?

— Смотря что вам нужно.

— Моя одежда или какая-нибудь другая, обувь и сигареты. Я хочу также быть рядом со своими сотрудниками. Подождем вместе, пока не выяснится моя роль и задача.

— Обувь, конечно. — Он посмотрел на Толстяка. — Сигареты тоже. Что касается остального, то мне очень жаль. — Он развел руками, словно провинциальный актер. — Но уверяю вас, это не продлится долго, может быть, день… Ну и напоминаю, что это не я забрался в ваш дом, так что прошу не удивляться, что не выполняю каждую вашу просьбу. — Он встал.