Таблетки для рыжего кота

— Вот это характер! — одобрительно заметил Купер.

Мы втроем двинулись обратно в Фишер-холл взять страницы из журнала регистрации и передать их детективу Канавану, чтобы ускорить освобождение человека, которого Сара, как она горячо заявляла, больше не любит. По дороге Сара сказала:

— Конечно, было бы лучше, если бы мы могли просто выяснить, кто на самом деле убил Оуэна. Не только ради Себастьяна, — поспешно добавила она. — Просто чтобы все поскорее смогли вернуться к нормальной жизни.

Мы с Купером переглянулись.

— Да, — согласилась я, — так было бы лучше.

11

Проходя

с малышкой по парку,

Гуляя по собачьей тропинке,

Я чувствую юность жаркую,

Я снова готова к разминке.

«Песня Люси»Автор Хизер Уэллс

На детектива Канавана записи в журнале регистрации, которые мы предъявили ему спустя сорок пять минут, произвели не особо сильное впечатление. Возможно, потому, что за долгий рабочий день он устал, и ему хотелось только одного — уйти домой.

А еще потому, что, как он заметил, эти записи не такое уж надежное алиби: кто угодно мог проскользнуть мимо охраны колледжа, выстрелить в голову временно исполняющему обязанности директора Фишер-холла и выскользнуть обратно.

Я заявила, что мне неприятно подобное неверие в надежность охраны Нью-Йорк-колледжа. На это замечание он вообще никак не прореагировал, только упомянул о пистолете, который нашли в барсетке у Себастьяна.

— Пистолет? — Сара фыркнула. — Какая ерунда! У Себастьяна нет оружия, он пацифист. Он считает, что насилие — это не метод, оно не решает никаких проблем.

На это детектив Канаван хмыкнул.

— Пацифист с револьвером тридцать восьмого калибра без разрешения на ношение оружия.

Поскольку пуля, пробившая череп Оуэна Витча в то время, на которое у Себастьяна не было надежного алиби, имела именно такой калибр, Сарин возлюбленный оставался главным и пока единственным подозреваемым в убийстве. Из его ли пистолета была выпущена пуля, убившая моего босса, покажет баллистическая экспертиза. А записи в журнале регистрации, если вообще имеют какой-то вес, то свидетельствуют скорее против Себастьяна — они дают полицейским первое убедительное подтверждение того, что Себастьян в момент убийства действительно находился в районе Фишер-холла.

Вот тебе и раз.

Все это очень плохо подействовала на Сару. Когда мы вышли из полицейского участка на Десятую Западную улицу, Сара едва держалась на ногах.

— Послушай, Сара. — Я испугалась, что ей опять станет плохо от гипервентиляции, и принялась лихорадочно искать взглядом какой-нибудь выброшенный бумажный пакет, чтобы заставить ее дышать. — Все будет хорошо. Уверена, Себастьян уже успел связаться с родителями. Они наймут хорошего адвоката. Себастьяну предъявят обвинение, выпустят под залог, и к утру он выйдет из тюрьмы.

Когда я это сказала, Купер издал какой-то звук, но я выразительно посмотрела на него, и он промолчал.

— Я знаю, — тихо сказала Сара.

— И ничего страшного, если Себастьян переночует в обезьяннике, — заверила я. — Детектив Канаван позаботится о том, чтобы ему предоставили ингалятор и лекарство от астмы.

— Я знаю, — снова сказала Сара. И снова тихо. Слишком тихо.

Я покосилась на Купера. Он поднял брови. Мы оба чувствовали, что что-то не так. Сара должна биться в истерике, почему же она так спокойна?

Мы ждали на углу, когда появится свободное такси, чтобы вернуться на Вашингтон-сквер. Был прекрасный весенний вечер, по улицам гуляло много народу: парочки, мамочки с детскими колясками, одиночки — некоторые с собаками, некоторые без. Все были стильно одеты (как-никак это Вест-Виллидж), и все наслаждались теплой погодой и темнеющим небом. Люди прогуливались мимо открытых кафе с яркими тентами, мимо дорогих магазинов, мимо кондитерских, из которых аппетитно пахло кексами, мимо секс-шопов…

Казалось, Сара ничего этого не замечала. Она с отсутствующим видом смотрела прямо перед собой. Когда Купер сумел поймать такси, и оно затормозило перед нами, а Сара не двинулась с места, я ущипнула ее на манер Маффи Фаулер. Нет, не сильно, просто чтобы добиться от нее хоть какой-то реакции.

— Ой! — вскрикнула Сара. — Зачем ты это сделала?

— Что с тобой происходит? — поинтересовалась я. — Ты только что узнала, что твой любимый Себастьян оказался большим обманщиком. Почему ты не падаешь в обморок, почему не плачешь?

— О чем ты? — Сара сдвинула брови, которые давным-давно пора было выщипать. — Себастьян — вовсе не мой любимый. И НЕ обманщик.

— Пацифист с револьвером тридцать восьмого калибра? — скептически спросил Купер, придерживая для нас заднюю дверцу такси. — Тебе не кажется, что в этом есть некоторое лицемерие?

— Господи, неужели вы не понимаете? — Сара издала горький смешок. — Это же очевидно! Кто-то подбросил ему этот револьвер.

Я села рядом с Сарой и посмотрела на Купера, но тот только плечами пожал. Видно, он, как и я, ничего не понимал.

— Совершенно ясно, что это заговор, — объяснила Сара таким тоном, будто мы бестолковые, если сами не понимаем. — Это подстроено администрацией президента. Не знаю, как им это удалось, но можете не сомневаться, что за этим делом стоят они. Себастьян никогда бы не стал ходить с оружием. Должно быть, кто-то подбросил револьвер в его барсетку.

— Угол Западной Вашингтон-сквер и Уэверли, — сказал Купер таксисту и сел на заднее сиденье рядом со мной.

— Да, надо отдать тебе должное, Сара, это нечто новенькое. Заговор администрации президента Нью-Йорк-колледжа. Очень творческий подход.

— Смейся, сколько хочешь. — Сара решительно отвернулась к окну. — Но они еще об этом пожалеют. Очень пожалеют.

Я посмотрела на ее профиль. За окном темнели, и мне было не очень хорошо видно, поэтому я не могла сказать наверняка, шутит она или говорит всерьез.

Но это же Сара, она никогда не была большой шутницей.

— Очень пожалеют? Что ты хочешь этим сказать? — переспросила я. — Что ты имеешь в виду?

— Ничего, — невинно сказала Сара. — Не волнуйся.

Я посмотрела на Купера: он сдерживал улыбку. Хотя я лично ничего смешного в этой ситуации не видела.

Такси остановилось перед Фишер-холлом. Я пригласила Сару поужинать с нами, но она отказалась. Сказала, что у нее много работы, и ушла. Купер заметил, что оно и к лучшему, потому что он уже изрядно устал от этой ходячей драмы в возрасте двадцати с чем-то лет.