Таблеточку, Ваше Темнейшество?

— А где клиент? — растерянно спросил Шорсейн.

Он сидел на втором стуле за стойкой, выполняя роль то ли охранника, то ли моральной поддержки.

— Тут, — улыбнулась я довольно, кивая в сторону крысы.

— Лерия... Это не клиент, это крыса. Ты смеешься? — скептически заметил Шорсейн, когда привстал и заметил посетителя. — Мне выгнать ее?

— Это клиент, — возразила я совершенно спокойно, после чего сняла с полочек настойку валерьяны и поставила на стойку. — Не смей выгонять, даже если кто-то тебе не понравится.

— Клиент берет товар и платит за него, — фыркнул Шорсейн, видимо, все еще думающий, что я его разыгрываю. — Сомневаюсь, что...

Именно в этот момент я выставила руку, в которую тут же прилетела монета. Между прочим, денежная единица темных земель, да еще и не маленькая. Подготовилась прекрасная любительница валерьянки.

— За эти деньги будет две настойки, — сказала я крысе.

Та, ничуть не растерявшись, запрыгнула прямо на стойку, положив передо мной веревку. Ну, все как обычно. Я завязала на шее крыски ее покупку, после чего та шмыгнула к выходу и протиснулась в не до конца закрытую дверку.

— Приходите еще, — автоматически закончила я, после чего повернулась к Шорсейну.

Ну, судя по его выражению лица, он только что испытал величайшее потрясение в своей жизни.

— Лерия, что это было? Кто это был?!

— Крыса-валерьяночница, которая совершила покупку.

Как-то неловко называть такого преданного и постоянного клиента алкоголиком.

— Как она это сделала?!

— Лапами.

— Зачем?!

— Ну, видимо, хотела снять стресс, — наугад сказала я.

— Какой стресс? Что такое стресс?!

— Большое волнение. Нервное напряжение, — объяснила я, а потом все же аккуратно уточнила: — Эй, Шорсейн, все нормально?

— Не считая того, что я только что увидел крысу, совершающую покупки? Да, нормально. Но, пожалуйста, дай мне тоже, что ты дала ей. Кажется, мне тоже надо снять этот... стресс.

— Тебе нельзя ничего с валерьянкой, — сказала я, сочувствующе похлопав Шорсейна по плечу. — Но могу налить водички.

— Налей, — попросил оборотень. — Положусь на свое воображение, представлю, что это вальерьяново-мятный коктейль.

— Хорошее воображение, — пробормотала я под нос, доставая кувшин с водой и чашку из шкафа для личных вещей.

— Воображение? Мое воображение — ничто в сравнении с реальностью, — хохотнул Шорсейн, взял предложенную воду, выпил залпом и скривился. — Не работает воображение, не работает. А точно валерьянку нельзя? Ну очень надо!

— Увы, — ответила я, стойко проигнорировав жалобно сложенные ушки и попытку сделать умильные глазки. — Совсем точно.

— Крысе! Даже крысе можно! А мне нельзя, — горько сказал Шорсейн.

— Заметь, разумной крысе, раз уж речь зашла о моем посетителе, — ответила я, после чего улыбнулась грустному Шорсейну.

— Никогда не представлял, что крыса-посетитель, покупающая валерьянку, — такое хорошее событие в жизни аптекаря, — покачал головой оборотень, который, если судить по выражению лица, почти принял реальность. Смирился, так сказать.

— Ну, ты же сам сказал, что не работает у тебя воображение, — рассмеялась я. — И да. Приход такого беспроблемного покупателя — действительно хорошее событие.

Ну, собственно, на сегодня хорошие события и завершились, словно я выбрала лимит. Посетителей не было. То есть, вообще. Если бы сегодня ко мне с утра не пришла крыса и не порадовала своим присутствием, то я бы уже плакала. Про себя глубоко в душе. А пока где-то там глубоко было лишь сплошное недоумение: почему? Да, место не оживленное, но люди по этой улице ходят, практически во все другие здания заходят, а мою аптеку как будто обходят стороной.

Да, многие еще не знают, что за аптека такая. Но на стенде есть вся информация! Какая-то из служб, что меня проверяли перед открытием, принесла огромную доску, похожую на школьную, только светло-желтого цвета. И я подробно расписала, что, от чего и для кого продаю.

Безопасность? Так вон, прямо на вывеске после слова «аптека» висит значок в форме длинной темной башни. Его выдают, когда убеждаются, что все продаваемое тут полностью безопасно, никто не отравится.

Да и сама аптека миленькая и хорошенькая! Не зря мы с детьми столько колдовали над ее оформлением.

Тем не менее, в аптеку так и не зашел ни один человек. И если еще до обеда я была спокойна и относилась к этому довольно философски, то после обеда, посмотрев на занервничавшего Шорсейна, поняла — дело швах. Что-то пошло не так с моей аптекой. Конечно, Рэйвен не бросит, с голоду помереть не даст, да и посоветовать что-то сможет, но нельзя же быть такой нахалкой и пользоваться симпатией и положением хорошего мужчины без веских причин?

Уже под вечер, когда я решила закрывать входную дверь, спустился Мик со второго этажа:

— Что? Так никого и не было?

Я расстроенно помотала головой, после спросила:

— Вы заметили что-нибудь необычное?

Дети, которые успешно завершили все порученные им задания, были отправлены на второй этаж понаблюдать, что же происходит на улице. Мне вроде как несолидно, Шорсейном командовать неудобно, а вот Нае и Наю развлечение в самый раз.

— Почти ничего, вот только одна странность все же была. Все, кто проходил мимо нашего дома, почему-то не только не приближались, но даже и не смотрели. Может, конкуренты? — задумчиво сказал Мик.

— И обходили аптеку стороной, — добавил Най, скривившись. — На проделки конкурентов не похоже.

— А на что похоже?

— На то, что наш дом прокляли.

Я вздрогнула. Стыдно признаться, но всякая подобная мистика меня... пугала. И хотя я понимала, что в реальности ее не существует... Так, стоп. В моем прошлом мире, возможно, ничего такого и не было, но здесь-то даже магия была!

— П-проклятье? — неуверенно сказала я.

— Он шутит, никакого проклятья на доме быть не может, — фыркнул Мик. — Всем известно, что нельзя проклясть предметы. Только людей.

Э, вот именно последнего уточнения мне до полного счастья не хватало.

— Здорово, — не удержалась я от кривой улыбки.

— Они запрещены, — заметил Мик, а потом посмотрел на меня настороженно и сказал: — Сестрен, а ты чего так побледнела? Неужели проклятий боишься?

— Там нечего бояться, — заверил меня Най. — Если тебя проклянут, то ты даже не почувствуешь, пока не умрешь. Это не больно.

Я не знаю, что у меня за выражение на лице было, но Шорсейн непривычно строго рявкнул (взмявкнул? Взрыкнул? Странный такой звук):